Борис Черток - Книга 1. Ракеты и люди
Выбор трассы и места для полигона традиционно было делом военных. Но Королев никак не мог смириться с тем, что это будет сделано без участия его или его заместителей. Он дал задание участвовать в этой работе Воскресенскому, а мне поручил устранять противоречия, если таковые возникнут, по местам расположения РУПов.
Естественно, что Воскресенский, обложившись картами, стал пристраивать начало трассы к уже родному Капустину Яру, а конец приходился на Камчатку. Дальность 8000 километров получалась, но поля падения боковых блоков первой ступени приходились на населенные пункты, а один из РУПов попадал то на Каспийское море, то в Иран. Переместились по карте в Ставропольский край. Убедившись, что поля падения первых ступеней приходятся на Каспийское море, мы размечтались, что наша будущая деятельность на полигоне будет протекать в курортных условиях. Теперь с горечью вспоминаю, какому осмеянию наше предложение было подвергнуто разгневанной командой радистов. Рязанский звонил Королеву и иронизировал, что он не меньше, чем Воскресенский и Черток, мечтает проводить пуски с территории Кавказских минеральных вод, но его радиолиния не может пробиться через «толпу соплеменных гор».
Королев в сильном возбуждении сообщил, что для выбора места полигона создана рекогносцировочная комиссия во главе с начальником ГЦП Василием Ивановичем Вознюком. «Поэтому кончайте фантазировать». Воскресенскому было поручено установить контакт с комиссией и по возможности влиять на ее деятельность, чтобы нас не загнали в Арктику. Потеряв надежду на ставропольский вариант, мы с Воскресенским прекратили свою самодеятельность.
Комиссия Вознюка рассмотрела четыре варианта: в Марийской АССР, в Дагестанской АССР, восточнее города Харабали Астраханской области и в полупустыне Казахстана у станции Тюратам Кзыл-Ординской области на берегу Сырдарьи.
После жарких споров, рекогносцировочных полетов и выездов на места был принят четвертый, казахстанский вариант. По нашему мнению, следовало принять вариант, первоначально предложенный Вознюком, в Астраханской области. Близость ГЦП, уже привычный климат и дельта Волги снимали целый ряд проблем, возникающих при создании полигона на новом месте.
Четвертый вариант был самым тяжелым во всех отношениях. Тяжелейшие климатические условия – летом жара до 50 °С в тени, да еще с пыльными бурями, зимой ветры при температурах до минус 25 °С. Местность пустынная, да еще, по данным санитарной службы, район возникновения природной чумы, носителями которой являются миллионы сусликов. Никаких условий для жизни «белого человека» в этих местах не было. Ближайшие районные центры – на западе Казалинск, а на востоке Джусалы – отстояли от возможного места нового жилого строительства более чем на сотню километров.
Первые два-три года в Капустином Яре военные специалисты и офицерский состав ГЦП вместе с семьями размещались в очень трудных условиях, в домиках местных жителей. И все же там худо-бедно было где приклонить голову, приготовить пищу, выкупать детей. Не было недостатка в свежей рыбе, черной икре, арбузах, а на колхозном базаре было вдоволь мяса, молока и овощей. Ну, а для снабжения всего гарнизона совсем недалеко – всего в 70 километрах – Сталинград.
На вновь выбранном в Казахстане месте ничего, ну совсем ничего не было.
В 1957 году должны быть начаты испытания Р-7. В них по самым скромным подсчетам должно участвовать в общей сложности более тысячи человек военных и гражданских специалистов. К военным надо еще добавить членов семей, а ко всему этому – все службы быта, медицинского, культурного и транспортного обслуживания. Теперь подсчитаем, сколько же надо строителей, чтобы все упомянутые выше имели жилье, дороги, производственные корпуса, мастерские, системы связи.
По проектам, которые делались впрок, еще до выбора места, предусматривалось строительство кислородного завода, своей ТЭЦ для надежного энергоснабжения, госпиталя, хлебозавода, радиостанций, пунктов слежения и радиоизмерений и прочая, прочая.
По результатам комиссии Вознюка 2 февраля 1955 года Совет Министров СССР принял постановление, утвердившее место и мероприятия по строительству Научно-исследовательского и испытательного полигона № 5 Министерства обороны (НИИП-5). Это название давно забыто. Миру полигон известен под именем «Космодром Байконур».
Наименование «Байконур» появилось после 1961 года, когда в официальных сообщениях об очередном космическом триумфе следовало сказать, откуда же производились пуски. На самом деле настоящий Байконур существует и находится в 400 км северо-восточнее космодрома Байконур. Таким переименованием надеялись «запутать» вражеские разведки и не выдать секрета истинного места нахождения старта межконтинентальных ракет.
Когда перед очередным сообщением ТАСС появилось предложение вместо истинного географического места указать Байконур, то ни Королев, ни Келдыш, ни весь Совет главных не только не возражали, но даже поддержали эту «липу».
Начальником полигона в апреле 1955 года был назначен генерал-лейтенант Алексей Иванович Нестеренко. До этого Нестеренко уже работал на ракетном поприще в должности начальника НИИ-4 Академии артиллерийских наук. Это был первый НИИ ракетного вооружения. Затем был начальником реактивного факультета Артиллерийской инженерной академии.
Я был знаком с генералом Нестеренко еще в его бытность начальником НИИ-4 в Болшеве по соседству с нашим НИИ-88. Его грудь украшало солидное количество многоцветных планок боевых наград, позволяющих в мирное время почить на лаврах, наслаждаясь тишиной генеральской дачи и спокойной работой где-нибудь в аппарате. Но оказалось, что он относился к категории одержимых. Их было немало среди военных.
Помощь маршала артиллерии Неделина, которой был в то время заместителем министра обороны, и личные связи Нестеренко способствовали тому, что уже к концу 1956 года гарнизон НИИП-5 был укомплектован очень сильным составом военных специалистов. Некоторых я знал по ГЦП, а со многими мне пришлось вскоре близко познакомиться и затем в течение многих лет делить трудности будней, радости первых ракетных побед, космических триумфов и трагедийных аварий. Мне представляется, что до последнего времени наша публицистика, в которой преобладает творчество профессиональных писателей, журналистов, киносценаристов, не оценила по достоинству самоотверженного труда и подвижничества военных инженеров.
В документальной журналистике, мемуарной и художественной литературе, повествующих о ракетной технике и космонавтике, на первом месте космонавты, главные конструкторы и их приближенные, руководители полетов, дающие интервью в роскошных интерьерах центров управления. Редко мелькнет на кино – или телеэкране офицер, стоящий в бункере у перископа или в качестве статиста нажимающий клавиши на непонятно каком пульте.
Забегая вперед, скажу, что в 1976 году я вместе с генерал-полковником Михаилом Григорьевичем Григорьевым, заместителем главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения, согласился консультировать фильм «Укрощение огня» – сценарий и режиссура Даниила Храбровицкого.
Споры вокруг сценария фильма «Укрощение огня». В первом ряду справа налево: народный артист СССР К.Ю.Лавров, Б.Е.Черток, Д.Я.Храбровицкий
По сценарию не единожды демонстрировались пуски ракет со всевозможными последствиями. Я настаивал, чтобы все было, как на самом деле: офицеры и солдаты должны быть «по всей форме». «Об этом не может быть и речи», – объяснил мне Храбровицкий. С ним, к моему удивлению, согласился и Григорьев. Те, кто видел этот фильм, могли быть приятно удивлены красивейшими многоцветными костюмами персонала стартовой позиции, напоминающими форму олимпийских команд. Немногочисленные посвященные нещадно меня ругали: «Как ты согласился на такую профанацию?!»
Но эта профанация пришлась очень по душе Устинову, в то время секретарю ЦК КПСС, и аппарату оборонного отдела ЦК, одобрившим и разрешившим прокат фильма. Храбровицкий очень доходчиво мне пояснил, что «если все изображать, как на самом деле, то фильм никогда не появится на экране».
Убедившись в его правоте, я махнул рукой и старался пробить хотя бы близкое к правде изображение техники. В этом отношении кадры, изображающие аварийные пуски и старты ракеты Р-7, безусловно, Храбровицкому удались. Хочу заметить, что при всех сюжетных недостатках «Укрощение огня» до сих пор остается единственным художественным фильмом, в котором сделана попытка изобразить творческий процесс создания ракеты во всем его трагедийном многообразии.
Для нас, «гражданских», пребывание на новом полигоне при всех невзгодах и трудностях было командировкой. В известной мере даже романтической экзотикой. Мы знали, что через месяц-другой вернемся в цивилизованный мир, где привычный климат, милые глазу среднерусские пейзажи. При желании можно будет пойти в Сандуновские бани, а воскресный день провести на лыжах или байдарке, смотря по сезону. Военные лишены были этих радостей обычной жизни. Офицеры, давшие согласие поехать на новый полигон, должны были вместе с семьями покинуть обжитые места и несколько лет в экстремальных условиях работать и осваивать Казахстанскую целину, гораздо более дикую, чем у хлеборобов того же Казахстана.
