Олег Соколов - Битва двух империй. 1805–1812
Офицер Изюмского гусарского полка Мартенс вспоминал: «Великий князь ввел во все гусарские полки копья. Для легкой кавалерии копье составляет бесспорно превосходное оружие, но для того, чтобы владеть им целесообразно, требуется большой навык и должная практика. Ввести же это оружие за два месяца до начала похода было величайшей бессмыслицей; копье в руках человека, не умеющего им владеть, составляет только помеху. Поэтому гусары, ловко действовавшие саблею, были в высшей степени недовольны копьями и в самом начале похода переломали и выбросили их».[34]
Теперь несколько слов о Гвардии. Необходимо отметить, что в области комплектования Гвардии в России обратились к французскому образцу. До этого русская гвардия формировалась, прежде всего, лучшими рекрутами. Но так как во Франции в Старую гвардию отбирали лучших солдат, военный министр принял решение о том, что и российская гвардия должна состоять не только из хороших рекрутов, но и из заслуженных воинов, выбранных из других полков. В 1811 г. по всей армии был направлен циркуляр, согласно которому «дивизионные командиры обязаны на укомплектование гвардейских пеших полков выбирать с каждого гренадерского пехотного и егерского полка по 4 гренадера и по 2 стрелка»[35].
Впрочем, состав, вооружение, обмундирование и степень обученности российской императорской гвардии и без того были безупречными. Офицер-ординарец французского императора Альбер де Ватвиль, посетивший Петербург в 1810 г. с целью передачи дипломатических депеш, докладывал Наполеону 16 июня того же года о параде, на который он был приглашен в свите французского посла: «Выправка войск и точность, с которой они маневрировали, были настолько безупречными, что я не мог даже вообразить подобного. Все эволюции выполнялись по уставам, близким к французским. Русский полк может маневрировать вместе с французским, при условии, что его командир будет знать французский язык… Конная артиллерия, мундир которой изменился за два дня и стал теперь подобен униформе французских конных егерей, действовала на плацу с удивительной скоростью и слаженностью»[36].
Давно было известно, что во Франции военное инженерное дело поставлено на самом высоком уровне. Неслучайно поэтому для изучения французского инженерного опыта во Францию был направлен военный инженер Майоров, в задачу которого входило осмотреть крепости на севере Франции и территории бывшей Голландии. Французские военные и гражданские власти с удовольствием показывали русскому офицеру достижения в области технической мысли. Так что Майоров в письме канцлеру Румянцеву написал: «Я считаю себя обязанным поблагодарить за щедрое и открытое поведение по отношению ко мне министра внутренних дел, который почтил меня своей дружбой и осыпал знаками внимания»[37]. Результатом поездки Майорова были его предложения по модернизации русских крепостей.
Офицерский корпус российской армии в 1812 г. не претерпел значительных изменений по сравнению с первыми годами XIX века. Он сохранял характерные черты любого офицерского корпуса традиционных монархических стран. 89 % командного состава были дворянами,[38] что, например, почти соответствует проценту дворян в офицерском корпусе дореволюционной Франции (в эпоху Людовика XVI дворяне составляли около 80 % офицерского состава). В российской армии офицером принципиально мог стать солдат крестьянского происхождения, для этого он должен был прослужить в унтер-офицерском звании не менее 12 лет. Для солдатских детей и выходцев из духовенства этот срок снижался до 8 лет.[39] Впрочем, как видно из предыдущей цифры, офицеров — выходцев из простолюдинов было немного, и они совершенно не определяли дух офицерского корпуса.
Однако представлять себе российских офицеров как богатых дворянских сибаритов, ведущих разгульную жизнь и ведрами заказывающих шампанское в дорогих заведениях, как это часто делается в вульгарной литературе и кинематографе, было бы явно неправильно. Современные исследователи показали, что большая часть российского офицерского корпуса жила на скудное жалованье: 77 % офицерского корпуса «не были владельцами или наследниками крепостных и недвижимости. Офицеров-помещиков было всего 3,8 %»[40]. Что же касается жалованья, оно поистине удивляет своей мизерностью. Жалованье офицеров армейской пехоты было следующим:
прапорщик — 125 руб. ассигнациями в год,
подпоручик — 142,
поручик — 166,
штабс-капитан — 192,
капитан — 200,
майор — 217,
подполковник — 250,
полковник — 334.
Правда, доходы офицеров, получаемые от государства, не ограничивались жалованьем. Офицеры получали также так называемые «столовые деньги» (в зависимости от должности) и квартирные (в зависимости от чина и семейного положения). Однако дополнительные выплаты составляли не более ⅓ жалованья.
Если учитывать, что рубль ассигнациями в описываемую эпоху почти точно равнялся французскому франку, можно легко сравнить служебные доходы французских и русских офицеров. Вот таблица жалованья французских офицеров линейных полков (не учитывая доплаты):
суб-лейтенант (соответствует подпоручику) — 1000 франков в год,
лейтенант (поручик) — 1200,
капитан — 2400,
командир батальона (по-русски — майор) — 3600,
полковник — 5000.
Таким образом, получается, что французские офицеры получали примерно в десять раз большее вознаграждение, чем русские! Конечно, цены в русской провинции, где стояли армейские полки, были не такими высокими, как цены в Петербурге или Париже, но тем не менее, очевидно, что армейским офицерам приходилось влачить поистине нищенское существование.
Очень сложно провести соответствие между покупательной способностью денег той эпохи и нашего времени. Можно только привести некоторые цены в указанный период, которые могут дать понятие о ценности тогдашних денег. Так, например, в неизданной части дневника Дмитрия Михайловича Волконского за февраль 1810 г. записано, что повсюду дороговизна: «в трактирах на одну персону кушание без водки и вина — 2½ рубля (ассигнациями), на сутки два покоя малые — 2½ рубля (ассигнациями)»[41]. Тот же автор указывает, что четверть овса (209 л) стоит от 1¼ до 1½ рубля ассигнациями. Поездка же на извозчике — не дешевле 30 копеек. Из изданной части дневника Д. М. Волконского мы можем также узнать, что в мае 1812 г. поденщики настолько подняли расценки, что требуют по «1 руб. 10 коп. в день»[42]. Таким образом, даже поденный рабочий в Москве мог зарабатывать раза в два больше, чем младший офицер. Последнему же, получавшему в месяц жалованье 12 рублей, было сложно гульнуть в трактире или кататься на извозчике.
Кроме всего прочего, офицер должен был экипироваться на свои деньги, а стоимость полного обмундирования составляла не менее 200 рублей, то есть равнялась годовому жалованью капитана!
Даже свитский офицер H. Н. Муравьев вспоминает, что ему не хватало денег на самое необходимое: «Мундиры мои, эполеты, приборы были весьма бедны; когда я еще на своей квартире жил, мало в комнате топили; кушанье мое вместе со слугою стоило 25 копеек в сутки; щи хлебал деревянною ложкою, чаю не было, мебель была старая и поломанная, шинель служила покрывалом и халатом, а часто заменяла и дрова. Так жить, конечно, было грустно, но тут я впервые научился умерять себя и переносить нужду»[43].
Конечно, сказанное относится к простым армейским офицерам. Их товарищи по оружию из гвардии, выходцы из богатейших семей российской аристократии, могли себе позволить блистательную униформу и траты на безумные кутежи, ставшие источниками для многих литературных произведений, которые ввели в массовое сознание расхожий штамп русских офицеров — кутил и повес.
Увы, жизнь простого армейского офицера и его тяжелое материальное положение было таковым, что ему подчас сложно было даже заказать хорошие эполеты. Если до войн с Наполеоном и вызванной гонкой вооружений инфляции жалованье русских офицеров можно было считать скудным, то в результате безудержного увеличения армии и сопутствующего печатания ассигнаций доходы офицеров, живших только на жалованье, стали ничтожными. И можно только диву даваться, как армейским офицерам удавалось выживать.
В этом смысле реформы Барклая де Толли ничего не могли изменить вследствие катастрофической нехватки финансовых средств.
Что касается образовательного уровня офицерского состава, подобно тому, как это было и во многих других армиях тогдашней Европы, лишь меньшая часть имела военное образование. Только 25–30 % русских офицеров войны 1812 г. закончили военные учебные заведения.[44] Что же касается основной массы офицеров, она готовилась прямо в полках. В основном производились унтер-офицеры из дворян, прослужившие в этом чине не менее года.
