Виктор Белаш - Дороги Нестора Махно
Неудачи на фронте, дезорганизация в тылу деморализуют часть. Надо сказать, что 7-я дивизия в целом совершенно не боеспособна и немедленно должна быть оттянута в тыл для формирования. Промедление в этой области недопустимо, так как дивизия может окончательно разрушиться и тогда уже трудно, почти невозможно будет ее восстановить... Азовско-черноморская флотилия состояла из 3-х судов, находилась в ведении Махно. Суда стояли на Александровской пристани. Командир Камчатый имеет членский билет Коммунистической партии, но фактически махновец. Команда флотилии требует, чтобы командиры им были присланы. Настроение команды вполне революционное. Сведений о последнем состоянии флотилии нет...
Назначенный политком слаб. Нужны политработники, так как работа не ведется. Командир флотилии махновец, разлагает команду...
Заведующий Политотделом 14 (подпись)
Завед. Информацией. Разведывательным отделом (подпись)»[613].
А из Харькова докладывали:
«Первыми из деникинской армии ворвались в г. Харьков части пехотного Дроздовского полка и казаки.,.
Белогвардейская Добровольческая армия идет под знаменем старой бюрократической России, то есть под знаменем, состоящим из трех цветов: белого, красного и синего. Вот такие знамена на другой день развивались почти на всех зданиях города. Красных революционных знамен, плакатов и воззваний, советских вывесок и вообще всего того, что носило революционный характер, и в помине не было.
28 июня появились уже портреты Колчака и Деникина, которые были вывешены в городе и на станции в большом количестве...
В последних числах июня месяца белогвардейским командованием было приступлено на Сумской (центральная улица г. Харькова. — А. Б.) у здания ЧК и на Чайковской на месте концентрационного лагеря к раскопкам ям, в которых были зарыты расстрелянные контрреволюционеры и бандиты. Раскопки производились в течение 27, 28 и 29 июня, и к 30 июня были почти закончены, то есть к тому дню, на который были назначены панихиды. В продолжение всех трех дней на указанных местах толпилась масса народа. Приглашались лица для опознания трупов своих родственников. Весь город был поглощен только разговорами о Чайковской. Распространялись самые нелепые и невероятные, ужасные слухи о Чрезвычайной комиссии и об отдельных ее членах, например, о т. Саенко. На месте же раскопок среди присутствовавшего тут обывательского люда и буржуазии атмосфера озлобления к Советской власти так накалялась, что тут грозило вылиться в форму погрома над еврейским населением.
Всякому выступающему в защиту евреев грозил самосуд. На Чайковской едва не был растерзан озверелой толпой какой-то гласный Харьковской городской думы, заступившийся за евреев. Национальная рознь весьма заметно обострилась. Возможны погромы, которые могут начаться с ничтожного пустяка. Слухи же по городу распространялись все более и более, один другого нелепее и страшнее, и создали у обывателя самое неверное представление о ЧК и о коммунистах вообще...
В слепом озлоблении и ненависти к Советской власти всякий спекулянт, буржуй, черносотенец, если знает или узнает, где находится коммунист или бывший ответственный советский работник, как, например, комиссар, идет и заявляет в комендатуру города. Какая далее судьба этого человека — всякому известно...
Очевидцы передают о происходящих зверствах в Синельникове, где захваченные в плен красноармейцы раздеты почти догола и содержатся в каменном здании без пищи уже более недели.
Там же под Синельникове недавно расстреляны пригнанные бегом из Екатеринослава 30 матросов и 8 коммунистов. Сразу наповал жертвы не убивались, но постепенно расстреливались, дабы заставить умереть в муках...»[614].
Газета «В ружье»сообщала:
«Казаки ворвались в Екатеринослав в субботу 28 июня. Кровь стынет в жилах от ужаса, когда я начинаю вспоминать, что видел во время переправы через мост. Мост был в буквальном смысле залит кровью. Своих убитых казаки убирали, а трупы красноармейцев валялись неубранными. Проходя по мосту, казаки подборами поднимали оставшихся наших раненых и сбрасывали их в Днепр, говоря: “Свои не позаботились, так мы вас устроим...”.
Вместе с нами вели одного пленного командира-коммуниста и молодого еврея-красноармейца. Оба были страшно избиты. На середине моста казаки вспомнили о них, остановились, о чем-то поговорили между собой и затем сбросили в воду...
В воскресенье же на улицах Екатеринослава были расклеены первые приказы генеральской власти. В первом из них казачий комендант объявляет:
— Восстанавливается право на собственность: все захваченные у фабрикантов и заводчиков фабрики и заводы должны быть возвращены их владельцам. Захваченная крестьянами земля возвращается помещикам. Учиненные убытки уплачиваются собственникам — фабрикантам и помещикам.
Во втором приказе комендант объявляет:
— Восстанавливается союз помещиков Екатеринославской губернии, общество заводчиков и фабрикантов; союзу помещиков предлагается немедленно приступить к работе...»[615].
Анархическая газета «Набат»в это время писала:
«Правда о гуляйпольских событиях.
Из приведенного текста телеграммы товарища Махно к большевистским властям видно, что между народным революционным повстанчеством и большевиками шла длительная глубокая борьба. Вопрос был поставлен остро — или большевики, или свободное революционное повстанчество. Согласия между ними быть не может. Кто-либо из них должен уйти со сцены. И в этом о шении большевики пустились на отчаянно преступные средства. Они решили весь повстанческий район Гуляй-Поля предать огню и мечу, объявив иезуитски тов. Махно и его армию контрреволюционерами, защитниками кулаков и бандитов. Положение для товарища Махно создалось неимоверно трудное. Он видел, что Троцкому ничего не стоит создать новый внутренний фронт в среде трудового народа: что охваченный самомнением Наполеона, он готов кровь народа лить как воду, в полной уверенности, что его никто не призовет за это к ответу. Товарищ Махно — не Троцкий. Он сын трудового народа, ответственный за каждую каплю крови, за каждое его страдание. Поэтому создание в среде трудящихся нового фронта, так легко подготовлявшееся большевиками во главе с Троцким, для него явилось величайшим, никогда не прощаемым преступлением перед трудовым народом. И Махно готов пойти на все, чтобы предотвратить подготовлявшееся большевиками преступление. Он решается уйти от командования повстанческими войсками, послав ряд телеграмм большевистским властям о сложении с себя полномочий.
Но последним этого мало. Они стремятся вытравить всякий след революционного повстанчества, выбить из революционного народа всякую мысль о самодеятельном революционном творчестве жизни. И для этого начинает пользоваться тремя силами — силою деникинских банд, силою несознательных красноармейских частей и провокаций.
При наступлении Деникина и Шкуро большевики широко открыли им ворота в Гуляйпольский район. Они, прежде всего, в течение всего последнего периода не слали в Гуляй-Поле ни оружия, ни снаряжения. На протяжении всего повстанчества повстанцы были голы и босы и без вооружения. Когда им глубоко в тыл вторгся с многочисленной кавалерией генерал Шкуро, вооруженный с ног до головы, повстанцы дрались с ним, имея на руках по 5–7 патронов. Армия повстанцев, расположенная на берегу Азовского моря и до Кутейниково, оказалась обойденной. Кавалерия Шкуро свирепствовала в глубоком тылу, забирая селение за селением и подходя к самому Гуляй-Полю.
А в это время на ст. Чаплино стояли многочисленные красноармейские эшелоны, которые, сознательно задерживались в 100 верстах от гибнущего Гуляй-Поля, с намерением, что повстанчеству и его центру, Гуляй-Полю, будет нанесен смертельный удар армией Деникина, после чего войскам Троцкого можно будет без особого труда, и притом в качестве спасителей революции, занять повстанческую территорию.
“Троцкий готов отдать всю Украину казакам, лишь бы раздавить революционное повстанчество”, — говорили многие левые большевики товарищу Махно.
Так оно и вышло. Все повстанчество и крестьянство Приазовья сознательно оставлялось без вооружения и без единого патрона. А когда на них нахлынули Шкуровские банды, они были отданы на произвол этих банд. Одновременно с этим, Троцким и его штабом была брошена провокация, что Махно и его командиры открыли фронт белогвардейцам. И в то же время был отдан приказ арестовать Махно, его штаб и всех повстанцев, с ним сражающихся, которые уже были изнурены и разбиты физически до последней степени беспрерывными боями с казаками.
Так, путем предательства казаками, путем провокаций и силою несознательных красноармейских частей было раздавлено государственниками-большевиками революционное повстанчество на Украине.
