Анна Антоновская - Базалетский бой (Великий Моурави - 5)
- Ваша царю Теймуразу!
Теймураз величаво выпрямился:
- Мы благодарны вам, доблестные князья! Вы из справедливости возжелали пролить кровь. Изменник Георгий Саакадзе вознамерился поднять меч на царя, ниспосланного богом, в троице почитаемом, осмелился покуситься на наш священный удел. Князь Зураб Эристави, владетель Арагви, бескорыстным служением нам, данным богом царю Теймуразу, выказал благородный пример и указал вам путь беззаветного служения "богоравному". Мы же возжелали проявить милость к верным витязям трона Багратиони и принять попечение об охране владений ваших. Меч наш не вложим в ножны, пока не восторжествуем над тьмою, ниспосланной адом.
Зураб, стоя на ступеньке возвышения, умиленно взирал на сладкоречивого царя. Мераб и Тамаз Магаладзе благоговейно осенили себя крестным знамением, предвкушая согласие царя наградить их за преданность владением, сопредельным Носте, славящимся тутовой рощей и речкой, изобилующей форелью. Квели Церетели, вспомнив о разорении своего замка, в приливе восторга облобызался с князем Качибадзе, присвоившим у него два виноградника и мельницу. Мачабели, забыв о похищении у него Эдишем Вачнадзе красноволосой, которую сам метил себе в наложницы, сжимал соперника в объятиях. Потрясения двух десятилетий казались сейчас владетелям Картли и Кахети страшным сном, и они возликовали: то, чего не смог достигнуть слишком изворотливый Шадиман Бараташвили, стало возможным благодаря несгибающейся воле Зураба Эристави.
Царь расчувствовался: как не походила предельная почтительность князей на своеволие Саакадзе. Перед ним запрыгали огненные слова, выстраиваясь, будто лучники, в стройную колонну:
Если витязь благородный
Меч отдаст, царю угодный,
Станет в битве всенародной,
Как Ахилл, рукой не слаб!
Воспоем стезю героя!
Новая предстанет Троя!
Силы царские утроя,
В битву ринется Зураб!
Сорвав с воротника крупную жемчужину, Теймураз прикрепил ее к эфесу меча Зураба. Единение царя с князьями достигло своего апогея, гремели дапи, звенели пандури. Зураб сиял. В гуле восторженных голосов ему слышался звон льдинок, будто духи Арагви уже сооружали провидцу, владетелю черной медвежьей лапы, сжимающей золотой меч, горский трон.
И не заметили, как сгинул день. Блики заката багровели, предвещая ненастье. Глухо журчала вода, вращая колесо водяной мельницы, и терялась в сумрачной лощине. Едва виднелась каменистая тропа, взлетая к оружейной башне, где пылал костер, освещая людей, выносящих из башни охапки клинков. У начала тропы белел высокий кол, а на нем торчал череп.
Деревня Чала жалась к каменистым отрогам, от мицури - землянок тянулся едкий дым очагов. Лай собак то обрывался, то вновь несся со всех сторон. В полумгле звякали цепи, слышались отрывистые голоса.
Около водяной мельницы столпились крестьяне. Эти сумерки, вечер, ночь принадлежали еще им, а завтра они уже будут безмолвны, как это облако.
Завтра! Оно было неотвратимо. С первым светом мсахури раздадут им оружие, ударят дапи, и перед строем дружинников Чала кичливо проедет молодой князь Джавахишвили. Он поведет их на Базалетское озеро, куда уже выступил старый князь с передовой дружиной, составленной из месепе и глехи, обученных на Дигомском поле. Наверно, они уже в Душети.
А завтра тут взметнется княжеское знамя: над белыми горами серебряный меч. Легкий шелк, легче тумана, а давит, как рухнувшая скала - молодой лес. На заре пророкочет княжеская труба, призывая на бой. Против кого? Страшно подумать... против Моурави!
Будь проклята эта ночь! Остановись, мельничное колесо! Может, и время остановится с тобой! Пусть продлится ночной мрак! Не надо солнца! Между двух белых гор оно на княжеском знамени! И лучи его острее копий! Раскаленных копий! О-о-о, на кого нацелены они? Страшно подумать... на Моурави!
Душная ночь в Чала. Близится кровавый день Базалети.
- О-о-о, люди! Что делать? Как поступить?
Мнутся крестьяне, не зная, на что решиться. Рослый парень в гневе срывает с головы папаху, швыряет наземь:
- Прямо скажу, идти с князем против Моурави - измена Картли!
- Э-э, Закро, когда поумнел? - буркнул сын мельника, опасливо озираясь на башню.
- На Дигоми поумнел. Когда прыгнул через ров, подумал: "Клятву верности Моурави даю".
- А когда клятву давал, о жене, матери, отце думал?
- Отец согласен...
- Что согласен? Под ярмом ходить?
Плотно обступают крестьяне негодующего Закро.
- Или красавицу дочь на позор отдать?
- Может, жену свою ты сборщику подаришь? Давно проклятый на Тинико так смотрит, как ястреб на голубя!
- Напрасно пугаете! - твердо сказал Буадзе. - Я тоже дигомец, тоже с Закро к Моурави пойду.
Зашумели, обрадовались, точно ждали решения деревенского силача.
- И я к Моурави!
- И я!
- И я!
- О-о-о, сколько ишаков в нашей деревне! - замахал башлыком пожилой глехи. - Вы только одни хотите к Моурази? А мы не согласны?
- Тише говори! Тише!
- Забыли, что в церкви в воскресенье глехи князя Фирана сказал?
- Может, нарочно устрашал!..
- Нарочно? Слышите, люди? Нарочно! Недалеко - поскачи, увидишь, как жена и мать приверженца Моурави, подобно буйволам, ярмо тащат.
- А в деревне Дзегви не брошен в яму парень, пытавшийся бежать к Моурави?
О жестокости владетелей столько слыхано - в церквах, на базарах, в придорожных духанах, в кузницах, на мельнице, на плотах.
- О-о-о, люди! Что делать? Как поступить?
И все больше охватывают крестьян сомнения и страх.
- Люди, а кто не знает о трех парнях из деревни князя Эмирэджиби?
- Нино, для настойчивых еще раз скажи. Пусть помнят: деготь и мед разные свойства имеют.
- Тише говори! Тише!
- Вот, народ, многих заподозрили в желании уйти к Моурави! Цепи надели на ноги.
- Цепи ничего - раз надели, то и сняли бы. Другое горе: скот приказал князь отнять! А в опустевший буйволятник кого загнали? Отца! Мать! Сестер!
- О-о-о, горе!
- Доли тоже лишили.
- Правильно поступили: если очаг потух, на что зерно?
- А если зерна нет, на что детям возле буйволятника плакать?
- Проклятые князья! Вот Моурави победит, всех разбойников в буйволятник загонит!
- Кто против?
- Буйволы против!
- Тише говори! Тише!
- Замолчи, Гогла! Да ниспошлет святая иверская божия матерь победу нашему Моурави!
- Такое все хотят! Только пока победит, наши семьи в ямах и под ярмом могут погибнуть.
- Что делать? Как поступить? Разве мы свою волю имеем?
- Значит, драться с Моурави решили?
- Кто решил?! Э-хе, Закро, за умного тебя народ держит, а сам не знаешь, что говоришь! Будем притворяться, что деремся.
- Хо-хо-хо, а мсахури не заметит? Или сам князь глупее тебя? Посмотри на кол - вон белеет череп! Вспомни, за что князь обезглавил Саба!
- А еще такое в деревне князя Качибадзе было, старый Евстафий на базаре рассказывал. Десять дигомцев хотели к Моурави бежать. Поймали их. Тогда князь велел всех в яму бросить - грозит: год оттуда не выйдут.
- Уж вышли!
- Кто это сказал? Кто?
Крестьяне порывисто обернулись. Из полумглы выступил стройный хизани, насмешливо глядя на спорящих.
- Клянусь, не вышли! В таком деле князья крепко слово держат.
- А я клянусь - вышли! - упорствовал хизани. - Вышли, раз князь продал их туркам.
- Тур-ка-ам? Чтоб им, скажем, ахалцихская луна на голову села!
- Почему Сафар-пашу беспокоишь? Братьев наших в Константинополь угнали.
- Что-о-о-о?!.
Закро вздрогнул: что может быть страшнее! Крестьяне заметались - и страх неудобно показать, и дрожь унять не в силах. Многие незаметно скрылись. Другие опасливо поглядывали в сторону деревни. Наверху еще ярче пылал костер. Спускались мсахури, несшие оружие. И холодом тянуло из сумрачной лощины, где глухо урчала вода.
И внезапно хлынуло: кто говорил, что пора спать? Последняя ночь у родного очага, вот уже вторые петухи кричат. Кто напоминал о тяжелом завтрашнем дне? Еще солому не провеяли. И один почти радостно закричал:
- Э-э, люди, спать рано! Наверно, добрые жены с горячим лобио ждут нас!
- Моя мать обещала чуреки испечь.
- А моя - хачапури. И вино тоже обещала.
- Моя жена слово взяла, что скоро домой приду.
- Эх, народ, хорошо, когда семья в дарбази спокойно живет! Пусть бедная, но целая, и дети не плачут у закрытого буйволятника.
- Все вы, люди, правду говорите, но Моурави учил на Дигоми: "Не бойся смерти - бойся позора!" И я, обязанный перед родиной, все равно к Моурави уйду.
- Молчи, Закро! Не спускайся в яму на гнилой веревке. Смотри, кажется, гзири воздух обнюхивает.
- Помни, и тебя наш щедрый князь может туркам продать!
Закро хмуро оглядел односельчан и молча скрылся где-то за желтеющими деревьями. И тотчас издали послышался молодом женский голос:
- Закро, а, Закро! Почему ждать заставляешь? Или не тебя завтра провожать должна? Или ты не дружинник молодого князя?
