Михаил Шкаровский - Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь
Имевшая политический подтекст активная деятельность Румынской Церкви (в том числе военного духовенства) вызывала беспокойство германских ведомств. К. Розенфельдер в доклада «Церковное положение на Украине» от 1 декабря 1941 г. писал:
«За этим кроется намерение как минимум в Транснистрии подчинить украинцев в церковно-правовом отношении Румынскому Патриарху и таким образом лишить их украинского влияния со стороны Украинской Церкви»[1012]. Румынская Церковь стремилась распространить свое влияние не только на Транснистрию, но и на другие украинские территории. Так, в конце 1942 г. патриарх Никодим послал специального делегата — протоиерея Димитрия Попескуса с целью ознакомиться с положением Православной Церкви на Украине, который, в частности. 4 дня вел переговоры с местным духовенством в Днепропетровске[1013]. Особенно оживленными были контакты Румынского Патриархата с обновленцами, которые другие Церкви отвергали. Уже говорилось о таких контактах в Крыму. Сходная ситуация была на востоке Украины. В сообщении полиции безопасности и СД от 7 декабря 1942 г. говорилось: «Так как старая Православная Церковь (тихоновцы) в Ворошиловске принципиально отвергают объединение с так называемой обновленческой Церковью… обновленческая Церковь обратилась к Патриарху румынских православных в Бухарест с просьбой приступить к посылке епископа и других священнослужителей для сельских округов. Установление связи с Бухарестским Патриархом произошло через представителей румынского координационного штаба, которые посещали богослужения обновленческой Церкви и передавали большие денежные пожертвования. Упомянутый Патриарх также посылал церковные подарки. Обновленческая Церковь Ворошиловска стремится оказаться в подчиненном отношении к Бухаресту»[1014].
Подобные контакты существовали даже в районах Северного Кавказа, в связи с чем Розенфельдер писал в меморандуме от 31 января 1943 г.: «Снова и снова случается, что Православная Церковь в районе боевых действий ищет возможности присоединиться к Румынскому Патриархату. Так как уже по чисто политическим причинам подобного рода усилия неприемлемы, я считаю необходимым срочно предоставить возможность представителям Православной Церкви района боевых действий установить связь с церковным управлением в области гражданской администрации»[1015]. И в целом германским ведомствам удалось пресечь попытки Румынского Патриархата расширить сферу своего влияния на восток.
Различия целей немецкой и румынской религиозной политики на оккупированных территориях СССР ясно прослеживаются в материалах газет, издававшихся в годы войны в Одессе. Так, еженедельная газета «Немцы в Транснистрии» демонстрировала отсутствие всякого интереса к распространению религиозной пропаганды. В ней много писалось об основах национал-социалистического учения, но ни слова не говорилось о Церкви или религии. Даже Рождество объявлялось немецким обычаем источника силы, Пасха также лишалась ее религиозного значения. Напротив, в официальных ежедневных газетах румынской администрации «Молва» и «Одесская газета» существовала постоянная рубрика «Церковная жизнь», где регулярно печатались сообщения о бурном религиозном возрождении, как правило, вместе с перечислением ужасов большевистских гонений на Церковь[1016].
С конца 1942 г. в церковной политике Транснистрии начали происходить значительные изменения. Недружелюбного ко всему русскому архимандрита Юлия (Скрибана) сменил бывший Черновицкий митрополит Виссарион (Пуи). Владыка был назначен правящим епископом Транснистрии и одновременно начальником Миссии. Именно митр. Виссарион стал той личностью, при которой возрождение церковной жизни в Заднестровье шло особенно успешно. Еще до революции он окончил Киевскую духовную академию и испытывал глубокую симпатию к Русской Церкви. Вскоре его полюбили многие украинские и русские верующие. В сентябре 1943 г. освобожденный из лагеря Мельников получил приглашение занять пост миссионера в Транснистрии. Он немедленно переехал в Одессу и начал читать лекции, Миссия приступила к изданию его апологетических сочинений[1017]. Преследования богослужений по старому стилю прекратились, этот вопрос был предоставлен для решения мирянам и священникам в каждом отдельном приходе; начали проводиться религиозные радиопередачи на русском языке и т. п. А 5 февраля 1943 г. митрополит отправил письма настоятелям двух русских обителей на Афоне, предлагая им снова взять в свое ведение подворья этих монастырей в Одессе и отправить туда монахов для их восстановления[1018].
Однако румынское руководство было недовольно, что владыка не считал важной задачей румынизацию Транснистрии. В конце концов митр. Виссариону в ноябре 1943 г. пришлось оставить свой пост и удалиться на покой в Бухарест. Его наследником в качестве начальника Миссии был назначен давний противник митрополита — активный сторонник румынизации архимандрит Антим (Ника). Территория же Транснистрии была разделена на три епархии, во главе которых поставлены два епископа, присланные из Румынии, и один ставленник в епископы.
Отзыв митр. Виссариона неблагоприятно отразился на дальнейшем развитии церковной жизни. Теперь передача церковнославянских богослужений по румынскому радио стала проводиться гораздо реже, появились и другие ограничения для русскоязычного духовенства. После трехмесячной деятельности архим. Антим в феврале 1944 г. был хиротонисан в Бухаресте во епископа Измаила и Транснистрии. Вскоре положение на фронте стало критическим, и Миссия в конце февраля во главе со своим начальником переехала в Тирасполь[1019].
Вследствие того что руководство Транснистрии прочно находилось в руках Миссии, с самого начала удалось избежать церковных расколов, подобных существовавшим в рейхскомиссариате «Украина». Митр. Виссарион внутренне явно ориентировался на «тихоновское» направление в Русской Церкви и литургию на церковнославянском. Только на рубеже 1943/44 г. в Транснистрии впервые появились представители автокефальной Украинской Церкви. Шесть автокефальных священников из занятых советской армией областей приехали в Одессу, установили связь с Миссией и намеревались проводить в греческой церкви богослужения на украинском языке. Но Румынская миссия не приняла их в свои ряды. Автокефальным священникам пришлось уехать дальше в Болгарию. Когда же с приближением фронта румынские клирики покидали приходы, их места занимали эвакуировавшиеся из Восточной Украины священники украинского и русского происхождения. Часто происходило, что приходы по-настоящему «расцветали» только с новым «славянским» пастором в короткий промежуток времени, оставшийся до прихода советских войск. Управление церковной жизнью Заднестровья в это время после эвакуации Миссии взял на себя настоятель Одесского Свято-Пантелеимоновского монастыря игумен Василий[1020]. Но он оставался на этом посту недолго, 28 марта советская армия заняла Николаев, а 10 апреля 1944 г. — Одессу.
Подводя итоги, следует отметить, что, несмотря на благоприятные внешние условия, развитие церковной жизни на Юго-Западе Украины испытывало серьезные затруднения. Активно проводившаяся Миссией румынизация не могла вызвать резонанса в украинском и русском населении Заднестровья. Без этого негативного фактора церковное возрождение шло бы еще успешнее, хотя в целом ситуация в Транснистрии оказалась значительно благоприятнее, чем в рейхскомиссариате «Украина».
6
Общие особенности и итоги церковного развития на оккупированной территории СССР
В первые же месяцы Великой Отечественной войны значительная часть территория СССР была оккупирована. Религиозная жизнь на ней отличалась заметным своеобразием. Подавляющее большинство районов страны к лету 1941 г. (а ведь среди сельского населения две трети были верующими) оказалось вообще без действующих храмов. Такое неестественное положение могло поддерживаться только репрессивными мерами. Как следствие, на оккупированной территории произошел бурный всплеск религиозного сознания. Сохранилось много свидетельств участников и очевидцев этого феномена общественной жизни СССР в годы войны. Так, по наблюдению протоиерея А. Ионова, написавшего «Записки миссионера о жизни в советской России», «религиозное пробуждение было общим, массовым и стихийным. Народ как в городах, так и в сельской местности… сам шел на открытие храмов, на их временный ремонт и украшение»[1021]. В докладе Ленинградскому митрополиту Алексию псаломщика Николо-Конецкого прихода Гдовского района Псковской области С.Д. Плескача от 25 января 1944 г. отмечалось: «Могу сообщить, что русский человек совершенно изменился, как только появились немцы. Разрушенные храмы воздвигались, церковную утварь делали, облачения доставляли оттуда, где сохранились, и много строили и ремонтировали храмы. Всюду красилось. Крестьянки вешали чистые вышитые самими полотенца на иконы. Появилась одна радость и утешение. Когда все было готово, тогда приглашали священника и освящался храм. В это время были такие радостные события, что я не умею описать. Прощали обиды друг другу. Крестили детей. Зазывали в гости. Был настоящий праздник, а праздновали русские крестьяне и крестьянки, и я чувствовал, что здесь люди искали утешение»[1022].
