А. Боханов - История России. XX век
***
Если попытаться определить общую доминанту, направление развития советского общества в 30-е гг., то, думается, вряд ли следует их рассматривать в парадигме «провала» в «черную дыру» мировой и русской истории. На наш взгляд, в этот период происходит болезненная, мучительная трансформация «старого большевизма» в нечто иное.
Исследователь из бывшей Югославии Н. Попович отмечает, что со «времени стабилизации и вплоть до 30-х гг. пропаганда официальной национальной политики партии большевиков была подчеркнуто интернационалистической. Однако, начиная где-то с середины 1935 г . и особенно с 1936 г ., положение меняется: в пропагандистской работе все больше усиливаются мотивы советского патриотизма, причем воспитание последнего включало в себя все виды национального, местного патриотизма».
Подмеченное югославским историком — лишь верхушка айсберга. В этот период в экономике на смену эгалитаристским утопиям рубежа 20—30-х гг. идет культ инженера, передовика, профессионализма; более реалистичным становится планирование; постепенно расширяется сфера действия товарно-денежных отношений, роль экономических рычагов и стимулов.
В области национально-государственного строительства реабилитируется сама идея государственности — идеология сильного государства сменяет традиционные марксистские представления о скором отмирании государства в процессе перехода к социализму (на XVIII съезде ВКП(б) Сталин заявит о сохранении государства не только при социализме, но и при коммунизме).
Возрождаются имперско-русские традиции в Красной Армии: восстанавливаются казачьи части (один старый большевик был крайне поражен, увидев в 30-е гг. в фойе Большого театра молодцов в ненавистной ему казачьей форме), Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 мая 1940 г . в советских вооруженных силах устанавливались «отмененные революцией» генеральские и адмиральские звания.
Общий курс на укрепление государственности отразился и на области семейных отношений. «Сексуальная революция» времен гражданской войны и первых послереволюционных лет сменяется политикой укрепления семьи, заботы о нравственном здоровье общества: усложняется процедура развода, ужесточаются юридические нормы в отношении гомосексуалистов, запрещаются аборты.
Одновременно на смену экспериментам 20-х гг. в литературе, живописи, педагогике идет реставрация реализма («социалистического») в области художественного метода, реабилитация по сути «классических» форм образования.
Постепенно смягчается отношение режима к религии и церкви (этот процесс примет особенно отчетливые формы в годы Отечественной войны).
Таким образом, по всем линиям происходит естественный здоровый процесс реставрации, восстановления, возрождения тканей русского (российского) имперского социума. Технологическая модернизация все больше осуществляется на основе не разрушения, а сохранения и развития базовых структур традиционного общества — общины-артели (советский аналог — колхоз-бригада), патерналистской государственности.
Однако этот процесс в 30-е гг. был далеко не завершен. Он практически не коснулся двух фундаментальных пороков государственного устройства, доставшихся в наследство стране от 20-х гг.: отсутствия механизма воспроизводства имперской элиты и национально-территориального федерализма (СССР был федерацией не территорий, как повсюду в мире, а наций, при ущемленном положении русских). Империю создают имперские народы. Жизнестойкость, историческую дееспособность народам (в том числе и имперским) обеспечивают их элиты. Национально-государственное устройство СССР парадоксальным образом воспроизводило ситуацию, при которой, с одной стороны, имперский народ — русские — имел крайне неблагоприятные условия для воспроизводства своей элиты (у них не было для этого соответствующих атрибутов государственности); с другой стороны, прочие этносы (прежде всего титульные соответствующих республик) объективно (но одновременно искусственно, учитывая произвольность нарезанных республиканских границ), самим административно-территориальным делением страны подталкивались на путь ускоренного формирования своих «национальных» элит. В этих условиях проблема «центр-регионы», существующая в любом крупном государстве, неизбежно, в конечном счете, приняла крайне болезненную форму межэтнического конфликта обезглавленного, «рыхлого» имперского народа со всеми остальными этносами. Но это произойдет позже.
§ 6. Роль урбанизации в российском историческом процессе
В исторической науке существует два основных подхода к категории «урбанизация». Для первого характерно расширительное понимание этого явления как развития городов независимо от специфики цивилизаций, общественных систем, исторического времени и т.д. В этом смысле урбанизацию изучают даже археологи. Второе понимание исторически (и хронологически) более узко и связано с радикальными общественными изменениями, начало которым было положено мануфактурной стадией производства и последующим промышленным переворотом. Именно изменения в сфере производства дали толчок принципиально новому явлению, которое может быть обозначено, как переход от сельского к городскому обществу. Автор рассматривает урбанизацию в этом смысле, как «урбанизационный переход». Между двумя явлениями во всех странах можно проследить даже чисто количественную границу, свидетельствующую, однако, об их качественных различиях: так, в России были неоднократные взлеты и упадки городской жизни, причем на протяжении ряда веков удельный вес горожан колебался в пределах 3— 10%, тогда как со второй половины XIX в. обозначился устойчивый и все ускоряющий рост (примерно за полвека удельный вес горожан вырос на 3%, составив к 1897 г . 15% всего населения, тогда как на последующую прибавку в 3% понадобилось менее 2 десятилетий — к 1914 г . их удельный вес поднялся до 18%).
Суть урбанизации — в территориальной концентрации человеческой жизнедеятельности, ведущей к ее интенсификации и дифференциации вплоть до выделения городских ее видов, что обусловливает складывание новых форм и пространственных структур расселения и распространение городского образа жизни. Определяющая черта урбанизации — именно концентрация разнообразной жизнедеятельности и условий ее обеспечения, из которой вытекают все остальные. Важнейшие показатели урбанизационного процесса — радикальное изменение места и роли города в обществе, прежде всего в экономической жизни, рост численности и удельного веса городского населения за счет сельского, распространение поселений городского типа, т.е. не только вытеснение деревни городом, но и некое «городское» преобра зованне деревни. Данное явление можно охарактеризован как комплексный модернизационный процесс, включающие чрезвычайно высокое по историческим темпам, радикальное преобразование всех сторон общественной жизни на «городских» началах: производственной, экистической, социально-демографической и социальной структур, изменение в течение четырех-пяти поколений качества населения, структуры его занятости и образа жизни, менталитета и многого другого.
Темпы урбанизации оказывают прямое влияние на скорость исторического процесса: относительная стабильность хозяйственных структур и городского населения в докапиталистических обществах была одним из важных факторов медленных качественных изменений во всей совокупности общественных отношений. Концентрация передовых производительных сил в городе, обусловливающая смены технологий и вызванные ими социальные сдвиги, оказалась антиподом рассредоточенности и консерватизма деревни. Независимо от форм общественного устройства, для индустриализировавшихся стран в конце XIX—XX вв. были характерны некоторые общие фундаментальные процессы, причем именно изменение места города в социально-территориальной организации общества, в системе размещения производства и населения имело решающее значение. Естественно, везде эти процессы имели и свою специфику.
Существеннейшим образом повлияла урбанизация и на ход российской истории. Весь XX в. прошел под знаком радикальных перемен, но среди всех фундаментальных и одновременно форсированных, крайне сжатых во времени трансформаций, универсальная и важнейшая, по мнению автора, — переход общества из сельского состояния в городское. Невиданный в истории темп изменений, переворачивавших жизнь буквально каждого человека в течение его жизни, затронувших все поколения настолько, что последующие существенно отличались от предыдущих, — этот темп создал особое, редкое в истории качество социальной жизни — глобальную нестабильность, протяженную во времени. Причем, если раньше источником социальной нестабильности были, как правило, политические явления (войны, акции государства, социальные возмущения и т.п.), носившие преимущественно ситуационный характер, ограниченные во времени, то в XX в. этот источник переместился прежде всего на уровень фундаментальных, глубинных общественных явлений. Этим источником был форсированный переход к индустриальному и одновременно городскому обществу, начавшийся еще в конце прошлого века. Переход был закономерный и вынужденный, если рассматривать развитие России в контексте мировой цивилизации, «догоняющий» — относительно уровня опередивших страну государств. В тех случаях, когда фундаментальная нестабильность дополнялась ситуационной (неудачные войны, резкие и неадекватные изменения важных общественных институтов и т.д.), общий потенциал нестабильности резко возрастал, ведя к социальным взрывам, революциям, последующим трансформациям общественно-государственной системы или ее полному слому (революции 1905, 1917 гг.).
