Николай Данилевский - Россия и Европа
Этим мировым географическим преимуществом соответствуют и местные топографические удобства. Босфор, глубокая и широкая река соленой воды в 35 верст длиной, со многими вдающимися в берега углублениями или бухтами, представляет обширную безопасную гавань для судов, служащих внешней мировой торговле, тогда как наиболее врезывающаяся в материк внутри самого Константинополя бухта, известная под именем Золотого Рога, представляеттакие же удобства для каботажных судов и для доставки товаров разным частям города.
Прибавим к этому единственное в мире как по удобству защиты, так и по важности защищаемого стратегическое положение, прелестный климат, несравненную красоту окружающей природы, наконец, великие мировые, истинно царственные исторические воспоминания и соединенное с ними громадное нравственное значение. Такие, единственные в своем роде, естественные преимущества сделали то, что Константинополь не разделил судьбы того царства, которому служил столицей, подобно другим великим центрам исчезнувших с лица земли народов. Между тем как Фивы, Мемфис, Вавилон, Ниневия, Карфаген не более как археологические курьозы; между тем как Афины и Александрия живут жизнью весьма второстепенных провинциальных городов, и даже сам вечный, дважды миродержавный Рим обратился в музей редкостей с каким-нибудь полуторастотысячным населением и имеет быть разжалован из мирового города в столицу второстепенного государства, Константинополь, понимая под этим названием совокупность всех населенных мест вдоль берегов Босфора, составляющих одно сплошное и неразрывное целое, все еще имеет до полутора миллиона жителей, несмотря на совершенную неспособность теперешних его обладателей извлекать выгоду из доставшегося им сокровища.
Особенность Константинополя составляет еще то, что никакое изменение в торговых путях, никакое расширение исторического театра не могут умалить его исторической роли, а, напротив того, всякое распространение культуры и средств сообщения должны в большей или меньшей степени отразиться на усилении его торгового, политического и вообще культурного значения. Открытие морского пути в Индию нанесло смертельный удар Венеции и прочим торговым итальянским республикам; возникновение Петербурга доконало Новгород; прорытие Суэзского перешейка должно снова перенести главный центр торгового движения на берега Средиземного моря и не может не уменьшить торгового значения самой даже Англии, что она и поняла своим верным инстинктом и стала делать bonne mine a mauvais jeu[1]*, когда уже ясно увидела, что нельзя долее противиться делу, которому суждено перейти из области предположений в область положительных фактов. Рим мог сохранить свою господствующую роль только до тех пор, пока главная историческая сцена сосредоточивалась на прибрежьях Средиземного моря, и, даже когда жизненное движение приняло более обширные размеры в восточной части этого бассейна вследствие походов Александра, усилившегося значения Александрии, развития христианства, он должен был поделиться своим господством с Константинополем. Если бы Италия даже не была опустошена и Рим не был разрушен варварами, то все-таки он. должен бы был лишиться своей роли единственно от культурного и политического развития стран, лежащих на север от Дуная и на восток от Рейна; и ежели в течение так называемых средних веков вновь усилилось его значение, то единственно благодаря новому религиозному элементу, воплотившемуся в Риме. Совершенно иначе отражались и должны отражаться улучшение торговых путей, развитие и расширение культурной и политической жизни почти на всем пространстве Старого Света на судьбе Константинополя. Быв в свое время центром древнего мира, он сделался центром магометанского Востока и теперь, в самом унижении своем, есть узел и центр европейской политики, хотя и не активный, а страдательный только.
Что же предстоит ему в будущем? Всякое усиление развития в Центральной и Южной Европе, в равнинах России, на Кавказе, возрождение Европейской Турции, Малой Азии, Персии, Северной и Восточной Африки, проникновение культуры в глубь Азиатского материка - все это должно отразиться новым блеском на Босфорской столице. Это город не прошедшего только, не жалкого настоящего, но и будущего, которому, как Фениксу, суждено возрождаться из пепла все в новом и новом величии. Он и носит поэтому четыре названия, каждое из которых соответствует особому фазису в его развитии, особому отделу в его исторических судьбах.
Первое название Византия, данное древними греками, соответствует тому времени, когда значение и важность города определялись лишь его топографическими удобствами. Изобилие рыбы в проливе, соединяющем два моря, теснящейся по временам во вдавшийся в материк Золотой Рог, послужило первою приманкою для поселенцев. Под этим названием город, стоя наряду со многими другими, расположенными на Босфоре, Геллеспонте и Пропонтиде, городами, не перерос значения промежуточного торгового пункта между Понтом и Архипелагом[2]. Второе имя Константинополь, хотя и звучит по-гречески, есть, однако же, название римское. Под этим именем господствовал он над частью римского наследия и действовал на исторической сцене, ограничивавшейся прибрежьем Средиземного и Черного морей. Имя это приличествовало ему, пока последний остаток римского мира не испустил своего последнего вздоха, и давно уже, вместе с прежним значением, перешло и это имя в область прошедшего, сделалось достоянием истории. Теперешнее название Стамбул, данное ему турками, не имя, а позорное клеймо. Оно не получило всесветного гражданства, оставшись только местным, и должно исчезнуть вместе с завоевателями. Оно имеет характер эпизодический, как и самая роль турок в восточном вопросе есть только вставочный эпизод, да и роль всего магометанства - эпизод во всемирной истории. Но Босфорская столица, сказали мы, не только город прошедшего, но и будущего. И славяне, как бы предчувствуя его и свое величие, пророчески назвали его Цареградом. Это имя, и по своему смыслу, и потому, что оно славянское, есть будущее название этого города.
Неудивительно, что такой город, как Константинополь, обращает на себя внимание всех политиков; что вопрос, кто будет им обладать, после того как теперешние его обладатели принуждены будут удалиться с исторической сцены, тревожит все умы, не остающиеся равнодушными к великим интересам современной истории, так что один частный константинопольский вопрос весит, по крайней мере, столько же на весах современной политики, как и весь остальной обширный восточный вопрос.
В этой запутанной исторической тяжбе прежде всего представляется уму: кто же, собственно, имеет право на Константинополь? То есть кому должен бы он принадлежать, если б политические соперничества не заслоняли собою и не затемняли юридической правды, если бы вопросы политические разрешались, подобно юридическим, на основании документов владения? Говоря другими словами, кто законный наследник, к которому должна перейти Босфорская столица после гибели и изгнания похитителя, оказавшегося несостоятельным, неспособным не только к обладанию таким жизненным историческим узлом, как Константинополь, но даже и вообще к национальной политической жизни?
По-видимому, вопрос этот решается очень легко. Турки взяли Константинополь у греков, и грекам, следовательно, должен быть он возвращен. Но у каких греков был он взят и каким грекам имеет быть возвращен? Греки Древней Эллады, упустив случай слиться с родственными им македонянами и образовать великое восточное царство, подпали власти римлян и вошли как составной элемент во всемирное Римское государство, восточной части которого мало-помалу придали свой особый колорит и характер, что и выразилось во внешнем политическом строе отделением Восточной империи от Западной. Эта Восточная империя, по причине малочисленности греческого элемента, никогда не была греческою в этнографическом смысле этого слова. Греческою была в ней собственно культура, цивилизация, которая не проникала и не могла проникать в глубины народных масс. Одним словом, Восточная Римская империя, даже в эпоху своего величия, была настолько же греческою, насколько заменившая ее Оттоманская империя турецкою, или даже еще менее.
Поэтому, когда северные народы - в конце концов, славяне - заняли большую часть Балканского полуострова, в массе они вполне сохранили свои славянские народности, и только верхушки общества отчасти огречились. Не так было, например, в Италии, где новые германские поселенцы: готы, герулы, лангобарды, смешавшись с прежде жившими тут племенами, приняли от них не только язык, но и наружный облик. Греки же, собственно, остались там только, где искони составляли преобладающий этнографический элемент: в Морее, Элладе, Фессалии, в части Эпира, в юго-западной окраине Македонии, по островам Эгейского моря. С центральной частью Восточной империи - Балканским полуостровом - произошло, следовательно, то же самое, что и с ее более отдаленными провинциями:Сирией, Египтом, где арабское завоевание быстро стерло следы завоевания греко-римского, потому что следы эти и не проникали далее поверхности общества. Во всех этих странах, как я уже сказал, греческою была только культура да еще государственная власть, а этнографический состав населения греческим не был. Поэтому с разрушением государства, с уничтожением культуры было разрушено все, в живых ничего греческого уже более не осталось и для восстановления его потребовалось бы не возрождение, а настоящее воскресение, которое и в историческом смысле столь же невозможно, как и в физиологическом.
