Егор Иванов - Честь и долг
Мезенцев вспомнил другой Зимний. Последний царский прием в день крещения четырнадцатого года. Блеск мундиров и аромат придворных духов. Декольтированные платья, сверкание драгоценностей, буйную атаку на столы с яствами… Генерального штаба полковник Соколов беседует с Ноксом… "Где-то теперь Алексей Соколов? — подумалось ему. — Где его жена, в которую я был так безнадежно влюблен!.." Александр слышал, что Соколов служит на Западном фронте. Коллеги считают его почти большевиком, а ведь он — очень порядочный человек… Жаль, что в водовороте событий так и не нашлось повода, чтобы нанести визит Анастасии. Господи, что же такое творится, когда не найдешь времени, чтобы повидать даже самых милых тебе людей?
В унисон этой тоске по старым добрым временам оказалась атмосфера Серебряной гостиной. Министры ходили взад и вперед, собирались группами, что-то тихо говорили друг другу, будто при покойнике. Общее настроение, пасмурный день за окнами, холодная Нева вызывали озноб в жарко натопленных помещениях.
Ровно в двенадцать Коновалов, оставшийся за председателя, открыл заседание. Его круглое, гладко выбритое лицо было печальным и усталым. Он сделал сообщение, из коего явствовало, что большевистское восстание развертывается для Смольного весьма успешно, а полковник Полковников вместе со всем округом ничего серьезного им противопоставить не может. Полковников в прострации, Керенский уехал, помощи нет, адмирал Вердеревский подал вчера в знак солидарности с Верховским в отставку, но ввиду трудного положения сегодня еще пришел на заседание, казаки отказываются выступать без пехоты в поддержку правительства…
Коновалов чуть не плакал. "Все плохо, очень плохо… черт знает чем это все кончится… Власть, даже призрачная, ускользает из рук".
…Боевая атмосфера царила в Смольном. Ленин только что закончил воззвание "К гражданам России!". Текст его Настя перепечатала и отправила в типографию. Она запомнила слова, написанные Ильичем, на всю жизнь:
"Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Военно-революционного комитета, стоящего во главе Петроградского пролетариата и гарнизона.
Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, это дело обеспечено.
Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!
Военно-революционный комитет
при Петроградском Совете рабочих
и солдатских депутатов.
25 октября 1917 г., 10 часов утра".
* * *Еще утром в Смольном сформирован полевой штаб Военно-революционного комитета. Произошло это в комнате, где стоял «ремингтон» Анастасии и где на всякий случай хранилась в шкафу ее сумка санитара. Николай Ильич Подвойский собрал Бубнова, Антонова-Овсеенко, Чудновского и Еремеева. Помахав какими-то бумагами, он сообщил, что от ЦК имеется поручение сформировать из этих товарищей и его самого полевой штаб Военно-революционного комитета.
— Надо обсудить, как арестовать Временное правительство. Имейте в виду, что уже напечатано воззвание о переходе власти в руки Совета… Так что брать министров надо быстро… С чего начнем?
— Прежде всего нужен план Петрограда, — говорит кто-то.
Приносят огромную простыню плана. Она не умещается на столе. Ее общими усилиями вешают на стену.
— Николай Ильич! Освети обстановку…
Подвойский рассказывает. Длинный, худой, он показывает на плане, какие силы на стороне большевиков, кто защищает Зимний и Мариинский дворцы, какие из полков и частей в Петрограде остаются нейтральны.
По просьбе Подвойского Настя ведет протокол. Она поражается, с каким профессионализмом "генералы революции" намечают тактику и стратегию действий. Алексей давно уже разъяснил ей их различие. Помнит она и его лекцию о военной науке, которую слушала с таким удовольствием у Шумаковых в день, когда они познакомились. Теперь же единственный военный в штабе вольноопределяющийся Чудновский, а четверо других штатские, профессиональные революционеры, сидевшие по тюрьмам и каторгам. В эту минуту, когда решается судьба страны, а может быть, и всего мира, они деловито подсчитывают резервы, ищут и находят слабые позиции у противника, готовят оперативные документы…
Принимается решение взять сначала Мариинский дворец и распустить предпарламент. Решают поручить это одному из новых членов ВРК, за ним посылают курьера. Настя продолжает печатать на своем «ремингтоне». Входит человек высокого роста в солдатской шинели, на которой полный бант Георгиевских крестов.
— Василий!.. — ахает Настя. Она не видела его со времен февральских событий. Знала только, что он агитирует в действующей армии за большевиков. И вот теперь он, целый и невредимый, получает приказ и инструкции, как брать Мариинский дворец.
Дежурство Соколовой заканчивается, приходит ее смена. Напечатав все, что требовалось, заполнив мандаты, Анастасия загорается мыслью принять участие в настоящих боевых действиях революции. Она упрашивает Василия взять ее с отрядом, идущим на Исаакиевскую площадь. Василий слабо сопротивляется. Он считает, что женщинам не место в военном строю. Но Настя уже приняла решение: она одевается, достает санитарную сумку с красным крестом и спрашивает Подвойского:
— Можно я пойду с товарищами, Николай Ильич? Ведь им может потребоваться санитар…
Подвойский раздумывает недолго.
— Разрешаю, товарищ Соколова!
…Около часу дня к Мариинскому дворцу подходит отряд ВРК.
Василий, как комиссар ВРК, поднимается по главной лестнице, предъявляет ультиматум председателю предпарламента Авксентьеву. Две шеренги солдат, равняя ряды, следуют за своим командиром по краям лестницы, образуя шпалеры.
Побагровевший от злости Авксентьев выходит в ротонду и шипит, что он немедля собирает совет старейшин. Старейшины заявляют протест против насилия — выносят постановление, что подчиняются силе и возобновят работу предпарламента в ближайшее время. Василий терпеливо ждет, пока в Белом зале, в шуме и перепалке, голосуется это предложение. Пятьдесят шесть голосов против сорока восьми при двух воздержавшихся решают закрыть заседание и разойтись…
На улице, где от солнца, изредка проглядывающего через облака, блестит мокрая брусчатка, к оцеплению подле главного подъезда подходит седоусый, с насупленными бровями маленький генерал. Это Михаил Васильевич Алексеев, член предпарламента. Два солдата скрещивают перед ним винтовки с примкнутыми штыками.
— Как вы смеете! — возмущается генерал. — Я член Совета республики и как ваш начальник приказываю пропустить меня!
Властный тон Алексеева не действует на солдат. Они вызывают комиссара своего отряда. Прибегает поручик с красным бантом на лацкане шинели. Вытягивается перед Алексеевым, докладывает:
— Ваше превосходительство! Вход во дворец строго запрещен Военно-революционным комитетом. Я не имею права вас пропустить, так как с минуты на минуту могут быть приняты самые энергичные и решительные меры!
Алексеев зеленеет от ненависти, но решительные лица солдат говорят ему, что лучше не настаивать. Тем более что начинают выходить на улицу господа депутаты. Некоторые из них требуют вызвать их моторы. Солдаты с откровенной насмешкой смотрят на них, а один весельчак складывает кукиш. Вместе с господами уходит и генерал Алексеев. От бешенства его глаза делаются белыми.
Настя видит всю эту сцену, и ей становится смешно: седые усы генерала заметно дергаются, как у кота, выпустившего нечаянно мышь…
Оставив караулы в опустевшем здании, отряд Василия идет к Адмиралтейству, чтобы занять свое место по диспозиции против Зимнего дворца. Вроде бы в шесть часов вечера должен начаться его штурм.
* * *…Штурм Зимнего не начинается и в восемь. В этот час Военно-революционный комитет вторично предъявляет Временному правительству ультиматум. С предложением сдаться в течение десяти минут во дворец уходит Чудновский. Во дворце его берут под стражу, но пока ведут в арестантскую, большевик успевает устроить митинг среди толпы юнкеров. Узнав правду о своем положении, юнкера заставляют освободить Чудновского. Вместе с парламентером уходит целый отряд юнкеров. Они не хотят сражаться за Временное правительство.
Но гарнизон Зимнего еще довольно силен. Около тысячи хорошо вооруженных солдат и офицеров скрыты за поленницами дров на Дворцовой площади. Из окон смотрят пулеметы.
Сигнала к штурму все еще нет. Солдатская и красногвардейская масса, оцепившая весь район Зимнего дворца, рвется в бой. Ропот, требование объяснений от комиссаров, почему они не отдают приказ, — становятся все громче. Настя томится вместе с отрядом Василия на Адмиралтейской набережной, против Салтыковского подъезда…
