Оскар Йегер - Всемирная история. Том 4. Новейшая история
Каннинг умер в этот самый год (1827 г.) и дела португальские остались нерешенными. Дом Мигуэль присягнул в исполнении carta de ley и принял обручение с Марией. Дом Педро назначил его наместником империи, но он появился в Лиссабоне в 1828 году и воспользовался своим пребыванием для того, чтобы завладеть короной. Он уничтожил конституцию, которой присягал, поддержанный чернью и духовенством, созвал государственные сословия в старинном порядке и управлял Португалией так же, как дядя его Испанией. На одном из Азорских островов, Терцейре, наместник держался еще прав Марии де Глориа и царственного отца ее: там собрались все приверженцы конституции, которым удалось уйти от тирании дон Мигуэля. Тем временем во Франции совершилась большая перемена и наставали лучшие времена.
2. Франция при Карле X
Мы видели, что успех испанского предприятия, удавшийся Бурбону лучше, чем некогда Наполеону, при чем войска остались безусловно верны, увеличил силу господствующей партии и главы ее Виллеля. Выборы 1824 года оказались вполне благоприятны и Виллель воспользовался этим положением, чтобы провести новый закон о выборах и вознаграждении эмигрантов. Необходимые для вознаграждений их миллиарды надеялись, при тогдашнем состоянии денежного рынка, легко получить от конверсии ренты; но ловко придуманный закон этот не прошел в Палате пэров. Напротив, прошел закон о выборах, по которому, вместо ежегодно выбывающей и заменяемой новыми выборными одной четверти состава палаты, предлагались общие выборы каждые семь лет. Партия становилась все смелее: через две недели после закрытия сессии, введена была королевским приказом цензура; особенно деятельно было духовенство. В книжных лавках молитвенники и жития святых вытеснили светскую литературу и по всему видно было, что настало время торжества клерикализма. 16 сентября 1824 года совершилось давно ожидаемое событие — смерть Людовика XVIII и восшествие на престол исконного главы партии ультра, графа д'Артуа, под именем Карла X.
Людовик XVIII и начало правления Карла XЛюдовик XVIII отдавал себе ясный отчет в своих обязанностях и в трудностях своего положения. Не без основания сравнивал он, за несколько дней до смерти, свое положение с положением Генриха IV, славного предка своего. Известное беспристрастие в делах религиозных было у них несомненно общее. Карл X, вступивший на престол в 67 лет, был в этом отношении не похож на своего предшественника. Пороки юности он оставил и, как это часто случается, сделался набожен: набожен в смысле церковной богомольности, без ханжества, но и без искренности. Как всегда бывает в подобных случаях, он не просветился, а омрачился. Как велик был мрак? У него сохранилось известное добродушие, обворожительная вежливость и много других преимуществ дореволюционного общества. В сущности же он был тот же, что и двадцать пять лет назад.
Карл X, французский король. Гравюра с портрета кисти Шарля Дюшэна, 1824 г.
Годы изгнания, пережитое ужасное время, ничему не научили его. Он не имел никакого понятия о перевороте, произведенном революцией в отношениях собственников и в значении средних классов, третьего сословия, как говорили до 1789 года, буржуазии (bourgeoisie) по современному выражению. Идеалом его было, возможно, полное восстановление старо-французской монархии, хотя он и мирился, до поры до времени, с хартией 1814 года — наследством брата. Он действовал решительно: палате, собравшейся в декабре 1824 года, объявили неотложность изменений в законах, касающихся религии, и некоторых законов, направленных к исцелению ран, нанесенных революцией. Вознаграждение эмигрантов и конверсия ренты прошли в обеих палатах, что было благодетельно, так как этим оканчивалась неизвестность относительно громадной части народного имущества — бывших имений эмигрантов. Предложения, касавшиеся религии, возбудили оживленные прения. Палате пэров предложен был закон против святотатства, который сделал бы честь Филиппу II, и одного закона этого было бы достаточно для оправдания всех последующих событий в нашем столетии, клонившихся к уничтожению клерикального влияния на законодательство и правительство.
Назначалась казнь за осквернение священных сосудов, та же смертная казнь, как отцеубийце — отсечение правой руки, закутывание черным покрывалом — смертная казнь за осквернение опресноков, смертная казнь за взлом или нападение на католическую церковь. В то же время взлом во «храме» другой религиозной общины наказывался каторжными работами. Как самый закон, так же ужасна была защита его фанатиками, окончательно опозорившими себя, свою страну и свою веру — ежели они верили. Министр юстиции Пейронэ с наивностью приводил в пример древних египтян, как они защищали божества свои от непочтительности. Другой ревнитель, виконт де Бональд, передовой боец иезуитов, возражал на христианское замечание об отличающем христиан всепрощении и о повелении молиться за врагов недостойными словами: что Бог не услышал Искупителя, когда Тот на кресте молил Отца «прости их», и наказанию подвергся весь еврейский народ. С другой стороны, безупречный друг свободы и страны своей, Ройэ-Колляр, один из редких людей, которых пошлая посредственность обзывает доктринерами, потому что политическую деятельность они основывают на глубоком научном знании, т. е. на искреннем стремлении к истине, Ройэ-Колляр указывал на неосновательность и в то же время преступность такого закона, доказывая, что здесь догмат возводится в государственный закон, допускается одна римско-католическая религия, и все другие отвергаются, что таким образом священник облекается властью короля. Но настроение это было так сильно, что невероятный закон прошел как в Палате пэров, так и в Палате депутатов: здесь большинством 210 против 95 голосов. Впрочем, его почти не применяли, т. е. ежели и представлялись в судах подобные дела, закон старались обходить.
М. Ройэ-Колляр.
Заимствовано из «Galerie des contemporains illustres», сост. Альфонсом Торлэ в 1844 г.
Правление 1824–1828 гг. ВиллельКлерикальное направление это продолжалось три года, и оно особенно выяснилось при коронации короля в Реймсе, в мае 1825 года. Вспомнили легенду о священном мире, принесенном ангелом при крещении Клодвига, а по другому преданию голубем, прилетевшим с небес. Скляночка с миром была разбита кощунственными руками в революционное время, но в этой области, куда не заходит критика и ничто не смущает верующих, где в случае нужды можно выпутаться новым вымыслом, были находчивы. Нашелся протокол, что спасено было несколько черепков, а при них несколько капель елея, а драгоценная жидкость обладала чудным свойством пополняться… Явление, встречающееся во все периоды истории нынешнего столетия и во всех странах, но придавшее особенно неприятный отпечаток этим годам, была зависимость светских милостей и должностей от показной набожности и от ходатайства духовных лиц — людей, которых особенно легко провести. Вследствие этого всюду разрослось и взяло верх духовное шпионство, переходящие всякую меру церковные церемонии, паломничества, процессии.
Дошедшие до высокомерия клерикалы не обращали внимания на те законы, которые стесняли фанатизм, как, например, закон о запрещении иезуитских заведений. Противная партия сдалась не без борьбы и в сущности она была сильнейшей: на ее стороне были богатства и большие таланты. Сторонники ее с успехом могли противостоять напыщенным произведениям ложного романтизма и риторической неестественности, которыми аббат Ламенэ до последней крайности защищал ультрамонтанизм, как мы называем это теперь. У партии этой не было соперника популярным песням Беранже, где, в сущности, без предвзятого направления, но с легкой, игривой остротой и искренним пафосом соединено все, что нравится сердцу галла; со свежестью и живостью этих песен не могло соперничать искусственное и ложное оживление давно отжившего и в корне погибшего прошлого. Журналистика тоже не бездействовала и либеральная пресса несомненно первенствовала над реакционной. Когда против слишком смелой статьи возбуждалось судебное преследование, то сказанное в листке повторялось еще сильнее и убедительнее перед судом, и случалось, что суд оправдывал резкие выражения печати, ввиду противозаконных действий самого правительства — его неумеренности и потворства религиозным общинам, запрещаемым законом.
Реакционное законодательство не вполне удалось. Палата пэров отвергла закон о первородстве, которым хотели ограничить существенное приобретение революции ради искусственной поддержки дворянских родов. Та же судьба грозила драконовскому закону о печати; но правительство взяло назад закон, уже принятый в Палате депутатов (1826 г.).
