Николай Данилевский - Россия и Европа
Нельзя не признать также, что цели и намерения Европы относительно славян во многом облегчатся при замещении Турции австротурецкою федерацией. Теперь необходимость защищать турецкое варварство и угнетение часто ставит Европу в самое неловкое положение, часто срывает маску лицемерия с ее лица и дает бедным славянам всмотреться в настоящие черты Змея Горыныча, не терпящего славянского духа и готового пожрать их. Тогда же полный простор и раздолье лицемерному участию; все фразы о либерализме, гуманности и цивилизации смело могут быть пущены в ход; вся забота нежной мачехи в том только и будет состоять, чтоб предохранить своих любезных пасынков-приемышей от алчности русского колосса. Скольких увлечет волк в овечьей шкуре, если и без этой шкуры стольких удается ему заманивать?
Между тем Европа может с полным спокойствием производить свои опыты над обезнародением и ассимиляцией славян при помощи австро-турецкой федерации, потому что ни образование такого, по-видимому, могущественного, политического тела, ни даже скопление такого количества славян под одной державой нисколько не могут ее тревожить, так как эта федерация никакой внутренней силы иметь не может. Всякое славянское племя в этой федерации будет иметь, по крайней мере, по одному, а то и по нескольку внешних и внутренних врагов,- и частные интересы внутренних врагов будут более совпадать с интересами врагов внешних, чем с общими пользами и выгодами федерации, так что при всяком внешнем столкновении ей будет постоянно угрожать, кроме внешней опасности, и внутренняя измена с той или с другой стороны. Бросим, в самом деле, взгляд на положение каждого из славянских племен, долженствующих войти в этот союз.
Начнем с чехов. Без всякого сомнения, Германия никогда не забудет, что страны, населенные чешским племенем, составляли некогда одно из курфюршеств Священной Римской империи немецкой национальности,- не забудет пролитой ею крови для воспрепятствования развитию и укреплению в ней самобытной славянской жизни,- и поэтому никогда не откажется от овладения этою страною, составляющею передовой бастион славянского мира, если не будет принуждена к тому внешнею силою. Итак, чехи и моравы будут иметь постоянного врага в немцах, не входящих в состав федерации. С другой стороны, немцы внутренние, как населяющие Чехию и Моравию, так и живущие в австро-немецких землях, не всегда ли будут стараться усилить в этих странах немецкий и ослабить славянский элемент? В этом, следовательно, цели и стремления их будут совпадать с целями немцев германских, и если бы деятельность их была безуспешна и славянское влияние стало бы получать чувствительный перевес в делах федерации, не заодно ли с Германией стали бы они стремиться к присоединению к ней не только самих себя, но и этих славянских стран? Не так же ли точно стали бы поступать мадьяры по отношению к входящим в состав Венгерского королевства комитатам, населенным словаками: не стали ли бы они охотно содействовать присоединению к Германии Чехии и Моравии с тем, чтобы им предоставлена была полная воля и оказываема помощь мадьярить словаков? Они ослабляли бы через то силу славянского влияния на дела федерации, избавлялись бы от влиятельного соперника и в то же время получали бы долю в добыче. Итак, чехи и словаки имели бы против себя немцев внешних, немцев внутренних и мадьяр.
Положение сербских племен - сербов, хорватов и словенцев - было бы еще хуже. Немцы, входящие в состав федерации, конечно, не отказались бы внутренне от удержания за собою и постепенного онемечения славян Штирии и Крайны, в чем, конечно, пользовались бы сочувствием и содействием немцев германских, и в случае выделения из союза, конечно, старались бы захватить с собою славянские части этих провинций. Итальянцы, со своей стороны, не оставят, конечно, притязаний на Адриатическое прибрежье, в этой общей борьбе со славянством не останутся, конечно, без помощи немцев и, со своей стороны, не откажут им в ней. Наконец, и мадьяры, дабы удержать за собою или возвратить себе сербские части нынешнего Венгерского государства (Воеводство, Военную Границу, Славонию и Хорватию), конечно, охотно вступят в союз со внешними и внутренними врагами сербских племен, итальянцами и немцами, по тем же причинам, которые указаны были выше, когда мы говорили о чехах. (...)
Итак, славянской федерации угрожали бы непрестанно: в мирное время подземная работа, ведущая к их обезнародению то проповедью либерализма, гуманности и общечеловеческой европейской цивилизации, то покровительством крайнему партикуляризму, но всегда в ущерб общеславянскому духу и интересам; в дни же великих международных столкновений - отторжение той или другой области, при сочувствии явном или тайном содействии многих членов самого союза. Присоединив к этому симпатии Европы вообще ко всяким антиславянским стремлениям, можно ли сомневаться в конечном исходе такого порядка вещей?
Могут спросить, почему же эти гибельные влияния не оказывают своего действия теперь на агрегат австрийских народов? Во-первых, они оказывают его и теперь, как можно видеть из примера всех последних войн Австрии, в которых та или другая из существенных составных частей ее или не принимала деятельного участия в общем деле, как Венгрия в 1866 г., или прямо содействовала врагам Австрии, как итальянские провинции в 1859 г. Во-вторых, все эти элементы распадения не могут действовать с тою энергией теперь, когда интересы господствующих народностей, немецкой и мадьярской, заключаются в том, чтобы славянские элементы, находящиеся в подчинении у них, не выделились из государственного состава, ибо они могут надеяться все в большей и большей степени обращать эти элементы в материал для своего господства и в орудие для своих целей. Если бы же славянский элемент грозил получить преобладание, как это непременно должно бы случиться в федерации австрийских и турецких народов, то общегерманские симпатии немецкой части населения (не сдерживаемые жаждою господства, сделавшегося невозможным) и оскорбленное честолюбие мадьяр (роль которых в федерации могла быть только весьма второстепенною и подчиненною), конечно, не отступили бы от преследования своих особенных видов и частных целей перед чувством официального патриотизма к официальному отечеству.
Таким образом, и обширная австро-турецкая, так же точно, как и более тесная чисто австрийская федерация, может составить не более как ступень в разложении противоестественных политических групп, Австрии и Турции, потерявших всякое значение и всякий разумный исторический смысл,- ступень, предшествующую новой группировке их составных элементов. Но ступень эта может сделаться весьма опасною, ибо может привести эти элементы к судьбе несравненно печальнейшей, нежели та, под гнетом которой они теперь томятся и страдают. Мы видели, что в видах Европы австро-турецкая федерация может быть только средством для удобнейшего обезнародения славян - и вместе орудием, направленным против России, т. е. к разъединению славян. Если бы и этой последней цели удалось достигнуть врагам Славянства и России, то можно быть уверену, что они и этим удовольствовались бы только до поры до времени. Пока славянские народы сохранили бы свои народные черты, пока в них не совершенно умерло бы еще сознание Славянства,- это сознание, как бы ни затемнялось оно мелкими племенными соперничеством и враждою и напускным страхом, как бы ни держали его под спудом, все-таки не было бы лишено возможности просветления и пробуждения, как это уже не раз случалось со многими племенами, почитавшимися мертвыми и похороненными, как это было и с самими славянами. Поэтому самый простой и очевидный расчет заставил бы Европу, покровительствуя, по-видимому, федерации, рукоплеща и содействуя ей, если бы удалось вовлечь ее на гибельный путь враждебности к России, тем не менее стараться под шумок содействовать ослаблению и разложению союза отторжением от него частей и передачею их мало-помалу тем, которые представляли бы сильнейшее ручательство, чем федерация (хотя бы и с антирусским направлением), что в их рукахне проснется уже славянский дух.
И Турция, и Австрия потеряли всякий смысл. Никогда не имея внутренних основ и причин существования, они лишились теперь и того временного и случайного значения, которое служило оправданием их политического бытия; другими словами, они умерли - и, подобно всякому трупу, вредны в гигиеническом отношении, производя своего рода болезни и заразы. Что умерла Турция, в этом согласны едва ли не все, но ясный взгляд на вещи показывает, что столько же мертва и Австрия, и ни централизм, ни дуализм, ни просто австрийский, ни австро-турецкий федерализм не оживят ее. С исчезновением исторической идеи, под влиянием которой группировались народные элементы в политическое тело, элементы эти становятся свободными и могут соединиться вновь не иначе как при воздействии на них нового жизненного принципа, который, сообразно преобладающему, верховному значению народности во всякого рода политических комбинациях (начиная от цельного сосредоточенного государства до политической системы), не может быть не чем иным, как принципом этнографическим. В настоящем случае принципом этим может быть только идея Славянства, но не идея какого-нибудь частного австрийского, турецкого или австро-турецкого Славянства, а идея Всеславянства.
