Владимир Мавродин - Рождение новой России
Разбитый русскими, готовый без спора отдать России занятую русскими Восточную Пруссию, Фридрих оказался победителем. Мало того, шестнадцатитысячное русское войско готово было помочь ему в войне против вчерашних союзников России — австрийцев. Наконец, преследуя интересы своей родины — Голштинии, Петр III затевал войну с Данией, ненужную для России, нелепую войну. Недовольство усиливалось. Армия выражала резкий протест против пагубной внешней политики царя.
Петр, не считаясь с силами своих противников, переоценивая свои возможности, шел, очертя голову, напролом, к концу. Фридрих опасался за своего обожателя, голштинское ничтожество на русском престоле, верой и правдой служившее Пруссии. Он знал, какую ненависть питают к нему русские дворяне. Исключением были немногие царедворцы, лично связанные с Петром: Воронцовы, Волков, «голубица» Фридриха и верный слуга Петра Гудович и некоторые другие. Как ни сокрушался об этом Фридрих, но русские упорно не хотели верить, что «судьба послала им счастье» в лице Петра III. В ответ прислужники царя искали заговорщиков. Повторялась «бироновщина». Гвардия готовилась к выступлению. Зрел новый заговор — заговор Екатерины.
Софья-Фредерика-Августа, принцесса Ангальт-Цербстская, дочь генерала прусской службы была избрана Елизаветой в качестве невесты племянника. Приехав в Россию, она приняла православие и стала Екатериной Алексеевной. Честолюбивая и умная, она быстро разобралась в придворной обстановке. Подозрительная переписка ее с английским послом стала известна Елизавете. У Елизаветы с Екатериной произошел неприятный разговор, но Екатерина принесла в доказательство своей невиновности несколько писем, не содержащих в себе ничего предосудительного, которые она нарочно сохранила. Разыграв оскорбленную невинность, она довела Елизавету до слез. В своих горницах дворца Екатерина чувствовала себя одиноко. Рождение Павла Петровича в 1754 г. не изменило дела. Поговаривали о том, что Елизавета в обход «проклятого племянника» собирается передать престол внуку. Это еще больше раздражало Петра, а гнев его обрушивался на Екатерину.
Настойчивая и сдержанная Екатерина, учтя обстановку, прежде всего старалась привлечь к себе симпатии придворных, гвардии, дворянства. Это казалось тем более легко сделать, что рецепт был готов: надо было поступать диаметрально противоположно тому, как поступал Петр. Екатерина старалась поскорее обрусеть, свято блюла русские обычаи, обряды православной церкви, держалась скромно, но с достоинством. Обладая великолепной памятью, она знала всех влиятельных лиц, их родственные связи, привычки, слабости, играя на этом, привлекая к себе своим желанием добиться расположения. Это тем более ей удавалось, что она была обойденной, обиженной. И кем же? Ненавистным царем Петром Федоровичем. Петр грозил жене монастырем, поносил ее, не стеснялся бранить при всех на официальных приемах. Набожность Екатерины, ее старание стать русской, ум, знание (Екатерина все время сидела за книгами или писала — «просвещение» было в моде), стремление угодить русскому дворянству, положение униженной — все это импонировало придворным кругам, гвардии. И Екатерина стала «матушкой» раньше, чем императрицей. Решающую роль и на этот раз сыграла гвардия.
Екатерининский кружок заговорщиков состоял из елизаветинских вельмож Никиты Панина и Кирилла Разумовского, княгини Дашковой, гвардейцев-преображенцев Бредихина и Пассека, измайловцев Ласунского и Рославлевых, конногвардейцев Потемкина и Хитрово и, конечно, в первую очередь братьев Орловых, Григория, фаворита Екатерины, и Алексея. Перед осуществлением переворота, по подсчетам самой Екатерины, в заговор было посвящено около 40 офицеров и тысячи солдат гвардии.
Подошло лето 1762 г. Петр сумасбродничал. То пугал духовенство, сравняв в правах все христианские вероисповедания и отбирая крестьян у монастырей, то угрожал гвардии отправкой в Померанию для военных действий против Дании, то вовсе приводил в ужас всех и вся при дворе, собираясь устроить грандиозный развод и для примера самому развестись с Екатериной и жениться на Елизавете Воронцовой. Царь жил в своем излюбленном Ораниенбауме, где вышагивали на плацу, не сгибая ноги в коленях, полторы тысячи голштинцев, развлекался скаканием на одной ножке, играл на скрипке, наводя страх на окружающих дикими звуками, пьянствовал и куролесил, ничего вокруг себя не видя и не подозревая.
Если и ожидал он удара, то другого — от «шлиссельбургского узника» Ивана Антоновича. С целью выяснить, насколько он опасен, Петр приказал тайно доставить его в Петербург. Свидание с экс-императором успокоило Петра — Иван Антонович помешался. «Своя своих познаша».
27 июня по доносу был арестован Пассек. Надо было спешить. Рано утром 28 июня в Петергоф, в Монплезир, где жила Екатерина, явился Алексей Орлов. Екатерина торопливо собралась и в карете отправилась в Петербург. По дороге их встретили Григорий Орлов и Барятинский. Кортеж Екатерины направился прямо в казармы Измайловского полка. Измайловцы с восторгом присягнули. Оттуда Екатерина направилась к семеновцам, где повторилась та же сцена. В Казанской церкви, на Невском, присягнули Екатерине опоздавшие преображенцы и конногвардейцы. В новом здании Зимнего дворца Екатерину уже ждали Сенат и Синод. Вся Дворцовая площадь была запружена гвардейскими и армейскими полками. Екатерина стала императрицей. Гвардия совершила свой последний переворот. 28 июня в гвардейском мундире петровского покроя Екатерина в сопровождении гвардии направилась в Петергоф. Там уже давно рвал и метал Петр, по возвращении из Ораниенбаума нашедший Монплезир пустым. Только на полу валялось бальное платье Екатерины.
Через некоторое время Петру подали записку, переданную через слугу канцлером Брессоном, где рассказывалось о событиях в Петербурге. Посылаемые Петром в Петербург сановники: Воронцов, Измайлов. Шувалов и другие присягали Екатерине и оставались в столице. Петр попытался найти поддержку в Кронштадте, но когда его суда подошли к рейду, им предложили ретироваться. Не спасло и извещение, что прибыл «сам император». Ему ответили, что в России нет императора, а есть императрица. Адмирал Талызин предупредил Петра и привел к присяге Екатерине Балтийский флот. Миних и Гудович советовали Петру уйти на веслах в Ревель, а оттуда в Померанию, в Румянцевскую армию, двинуть ее на Петербург, но Петр не решался на такой шаг. Повернули обратно в Петергоф. Петр пытался помириться с Екатериной, но с ним уже никто не считался. Пришлось подписать составленное Тепловым отречение от престола, которое гласило, что хотя и недолго он процарствовал, но и за это короткое время убедился, что это «тягость и бремя, силам… несогласное», а посему он почел необходимым отказаться от престола. Он просил только оставить ему Елизавету Воронцову, собаку, арапа и скрипку. Дав ему собаку и скрипку, отправили в Ропшу этого «случайного гостя русского престола», который «мелькнул падучей звездой на русском политическом небосклоне» (В. О. Ключевский). А 6 июля Екатерина получила из Ропши письмо от Алексея Орлова, что «урод» убит в пьяной драке приставленными к нему гвардейцами.
Дворцовый переворот завершился восшествием на престол ставленницы гвардии, но это не означало, что Софья-Августа Ангальт-Цербстская, ставшая в Петербурге Екатериной Алексеевной, могла почивать на лаврах, преподнесенных ей гвардейцами, уповая на свою популярность среди дворянства, для которого она стала «матушкой» задолго до памятного дня 28 июня, и на свой природный, практичный, цепкий ум, отшлифованный усиленным чтением во времена «18 лет скуки и уединения», т. е. замужества.
Конечно, после кратковременного царствования архинепопулярного среди русского дворянства Петра III стать популярной ставленнице гвардии Екатерине II было не так уж трудно, но все же имелось достаточно оснований для того, чтобы «самодержица всероссийская» первые годы своего пребывания на престоле с тревогой оглядывалась по сторонам, опасаясь то «шлиссельбургского узника», то крикунов из гвардейских казарм, вчерашних участников ее заговора, то знатных и влиятельных многоопытных представителей аристократической фронды. Она знала, что многие влиятельные лица при дворе считают, что царствовать должен ее сын Павел, а ей следует довольствоваться регентством, что она, по сути дела, является в истории самодержавия в России случайностью, такой же случайностью, как и ненавидимый ею супруг, убийство которого в Ропше не имело никаких последствий для дворянства, вызвав к жизни в народе десятки самозванных Петров Федоровичей, пока, наконец, «Петр III» из Зимовейской станицы не потряс всю империю от Яицкого городка и до Екатеринбурга, от Челябинска до Алатыря.
Понимала Екатерина и то, что участники июньских событий, возведшие ее на престол, знают ее зависимость от них, претендуют на многое, держатся независимо, охотно вспоминают о своих заслугах, готовы дать ей совершенно неприемлемые «рекомендации», вмешаться даже в ее личную жизнь.
