Иван Ле - Хмельницкий (Книга первая)
- Не годится, Зиновий, перед боем терзать себя всякими мыслями. Выбрось все это из головы, - прервал размышления сына командир отряда.
- А кому известно, батя, будет ли бой? Пока что бродим по Подольщине не одну неделю да нагоняем страх на людей.
- Посеяли густо, а что пожнем - увидим.
- Мудро сказано, батя. Что посеяли, кто сеятель?
- Война, говорила мать, прощаясь в Чигирине. Войну посеяли, Зиновий...
Отец любил сына и принимал близко к сердцу все его переживания. Вздохи Богдана и его задумчивость не ускользнули от внимания подстаросты. Он догадывался, что эти вздохи вызваны встречей с пылкой переяславской молодицей, смело выразившей свои чувства. Дочь покойного купца безжалостно ранила парня в самое сердце. А ведь она замужняя, ждет ребенка... И вздохнул, переживая печаль сына, как свое горе.
- Вот, боже праведный, чуть было не забыл. На днях заходил ко мне слуга Острожского. Срочно разыскивал тебя. Хотел передать что-то важное.
- От Стасика Хмелевского?
- Не сказал. А Хмелевские, очевидно, уже выехали из Острога. У него, говорит, есть срочное дело к молодому пану Хмельницкому. Может быть, Зиновий, заглянул: бы к нему? Я в Острог заезжать не буду, чтобы не терять времени. Надо будет еще заскочить в Замостье. А тебе сейчас можно было бы и в Острог заехать. Задерживаться там не следует, а все-таки рассеешься немного. Слугу князя Острожского Назаром зовут. Так, говорит, его все дворовые называют.
- Так я заеду туда, батя. Наверное, Стась оставил о себе какую-нибудь весточку, а может быть, и сам...
Последних слов уже не слышал подстароста, он только махнул рукой вслед сыну, словно благословлял его. Богдан пришпорил коня, поскакав вдоль Горыни туда, где из-за перелеска виднелись кресты высокой замковой колокольни, которую самая младшая невестка старого князя решила перестроить в костельную башню.
Воспоминания об этом вызвали у Богдана чувство горечи. В костел перестраивают святыню, в которой старый Острожский впервые на украинском языке провозгласил святое письмо, приобщив к нему широкие круги украинского народа... Позорят насиженное гнездо украинского просветителя Острожского. И никакой управы на них нет. Из самого Рима устремляются сюда посланцы папы, которые приносят в бывшую святыню распятия, служащие иезуитам для уничтожения не только веры, но и нашего народа...
Прибыв в имение Острожских, надо будет объяснить княжне-иезуитке причину своего приезда. Да и допустят ли его в замок преподобные ксендзы, пытающиеся окатоличить острожских жителей, старательные наследники Лойолы, свившие себе здесь иезуитское логово.
- Каждый воин, приехавший с юга, считается там презренным схизматиком... - на прощание предупредил отец.
Богдан остановился возле старой корчмы, прозванной "Наливайковской" и стоявшей вдали от главного въезда в замок Острожских. Несколько горожан посторонились, пропуская утомленного дорогой воина к корчме.
- Нет ли среди вас княжеских слуг? - обратился к ним Богдан.
Соскочив с коня, он стал разминать отекшие от долгой езды ноги и, казалось, уже забыл о своем вопросе.
Люди удивленно переглянулись между собой. Все они были княжеские.
- По выговору слышно, что казак из местных? - тоже не торопились они отвечать на его вопрос.
- Из местных, люди добрые, из местных. Я львовчанин. Слышали мы, что пани Острожская похвально защищает веру старого князя от римских прелатов...
Люди захохотали.
- Пан казак большой шутник, ха-ха-ха!
- Защищает... ее-то не уберегли. А дочь бедняжка...
- Как это не уберегли? От кого? Что с дочерью случилось? Ведь сказывают, что паненка не может жаловаться на родителей за свою красоту. Не веры остерегаться ей следует, а файных ухажеров.
- Разве убережешься от них в таком возрасте...
- Да не об этом речь... Мне нужно повидаться с одним слугой, Назаром прозывается. Не помог ли бы мне кто-нибудь из вас разыскать его?
- Назар, слуга княжны? Он недавно проходил тут. Хлопот у них с молодой...
- Пойди, Хтодя, позови парня. Они тебе доверяют. Скажешь, у казака к нему дело есть... Он у них свой человек, - сдержанным тоном объяснил один из посполитых, когда Хтодя побежал стремглав звать Назара.
А Богдан уже находился в плену новых чувств. Присматриваясь к этим приветливым людям, он старался угадать их думы, настроения. Ведь по их лицам видно, что они чем-то сильно озабочены. И в то же время, так охотно и искренне взялись помочь ему, незнакомому воину!
А в это время из ворот княжеского замка вышли двое. Хтодя едва успевал за молодым господским слугой, здоровым, широкоплечим парнем, без шапки, с белокурыми подстриженными волосами, с такими же шелковистыми усами и бородой. Клетчатый шерстяной пояс опоясывал его гибкий стан. Он окинул быстрым взглядом людей, окруживших прибывшего статного казака.
- Пан казак посылали за мной? Я Назар, слуга почтенной пани Анны-Алоизы, княжны Острожской.
Богдан стремительно шагнул навстречу, даже протянул руку, но, опомнившись, тотчас опустил ее.
- Мне говорили, что молодой человек Назар... - Богдан подбирал слова, чтобы расположить к себе юношу.
- Не из Чигирина ли приехал пан казак? - осторожно спросил слуга.
- Из Чигирина. Богданом Хмельницким называюсь, дружище. Мой отец, чигиринский подстароста, говорил...
- Да, я просил пана подстаросту... Лучше нам отойти в сторону, уважаемый пан казак. Я должен передать вам весточку от одного пана с Подольщины, Максимом зовут его, файный казак... и разбитной...
- Это верно. Максим Кривонос заслуживает похвалы пана Назара, - заметил Богдан.
- Заслуживает, заслуживает, это правда. Так прошу выслушать меня, пан Богдан. Вы, значит, из Чигирина едете?
- Да, да, Богдан, сын Михайла Хмельницкого, из Чигирина. Говори, брат, что передавал атаман?
Слуга из предосторожности огляделся, не подслушивает ли кто, и сказал:
- Турка на Сечи еще до сих пор нет. Сказал, однако: есть, мол, сведения от Буяра какого-то.
- От Баяра, - спокойно поправил его Богдан.
- Так, прошу, от Баяра, что тот неверный жив, находится на турецкой земле, скрывается от султанского суда в лесах... Еще просил передать такое, что мне и вовсе не понять.
- Мой Назрулла в опасности... - тихо произнес Богдан.
- Да, да, так и называл пан Максим того неверного - Назрулла.
- Ну...
- Известно, говорят, стадо, что Мухамед Гирей из Крыма как-то сумел переотправить в Добруджу около десятка девушек-невольниц, приготовленных им для султана в подарок... А пан Максим отправился в Галич, к лисовчикам. Гоняются за ним коронные паны. Только пан польный, Станислав Конецпольский, не позволил своим гусарам преследовать пана Максима, за что тот и просил поблагодарить его.
- Это все? Больше ничего не передавал мне пан Кривонос?
- Все, прошу. Ну, потом рассказал о Черной Раде в Сечи, но это уже для нас. Будто бы казаки избрали гетманом Якова Бородавку. Потом еще... попрощался и добавил: теперь примкну к полку Лисовского и попробуем с братьями поляками и чехами сначала навести порядок в Чехии, а потом уже и на родную землю вернемся саблей доказывать свою невиновность, потому что только оружием и можно добиться у шляхты правды... Да и поехал на ночь глядя на запад...
- Уехал на запад? Скрывался здесь или поджидал своих друзей-соратников?
Слуга многозначительно улыбнулся. Потом на ухо Богдану сказал:
- Скрывался и поджидал... Молодую княжну своей силой очаровывал да уговаривал ее отказаться от веры иезуитов. Порой даже в покоях княжны наедине долго задерживался...
- Максим? Ну, брат, удивил, молодец побратим! И уговорил княжну?
- Об этом... не знаю. Горничные втихомолку посмеиваются. Иезуиты забеспокоились, срочно решили выдать ее замуж. Кажется, за старого гетмана Ходкевича...
- Почему же так поспешно?
- Ниц тего не вем... Старый гетман обещал отцам-иезуитам, что он даже ногой не ступит в покои своей жены.
- Даже так? - полюбопытствовал Богдан, смущаясь и в то же время гордясь своим старым другом.
Вскоре он уже ехал по следам отцовского отряда.
7
Так называемые "молдавские дела" всю жизнь не давали покоя Жолкевскому, мутили душу. Молдавию нужно было оторвать от турок, присоединить к великой Польше, поделить ее на воеводства Потоцких, Вишневецких, Корецких. А турецкие султаны были уверены, что молдавские хозяева все-таки примут ислам, как это собирался сделать бесславной памяти воевода Стефан VIII, и отдадут страну в безраздельное владение дивану.
И Жолкевскому не раз приходилось сажать верных Короне польских воевод на престол Молдавии, всегда неспокойный, словно временно потухший вулкан...
Угрожающие вести из Турции беспокоили старого гетмана, но он отмахивался от них, ругаясь по-солдатски:
- В государстве, пся крев, не в собственном доме: одним наказом челядникам дела не поправишь! Сенаторы с королем стоят на своем, а у султана свои кондиции. А нех там, цоколвек бендзе, то бендзе!.. [Что будет, то будет!.. (польск.)]
