Б КОВАЛЕВ - Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941—1944
Даже благие дела православной миссии носили определенный идеологический уклон. Так, во Пскове, при церкви Дмитрия Солунского, в 1942 году стал действовать приют для сирот на 15 человек. В него принимались дети от 8 до 15 лет. Для этой цели был отремонтирован дом, принадлежавший Дмитриевской церкви. Через прихожан собиралась вся необходимая обстановка — кровати, мебель, постельное белье, столовая и кухонная посуда. Продукты частично приобретались на средства, пожертвованные прихожанами, частично приютские дети сами выращивали овощи для себя. Предполагалось, что приютские дети будут воспитываться как христианские миссионеры для религиозно-нравственной работы среди своих сверстников39. Псковский священник Георгий Бениксен по предложению псковского отдела пропаганды с сентября 1942 года стал заведовать отделом детских передач псковского радиоузла. В этих передачах принимали участие не только священники, но и воспитанники церковной школы. Что касается взрослых, то для них еженедельно выходил специальный «религиозный час». По средам шли серии передач «Ученые и религия» и «Святые русской земли»40.
1 октября 1942 года во Пскове при церкви Дмитрия Солунского открылись церковный детский сад и церковная школа. В первый принимались дети дошкольного возраста, во вторую школьники, закончившие четыре класса начальной школы41. В Псковской художественной школе обучались 60 юношей и девушек в возрасте от 17 до 22 лет. Закон Божий являлся одним из основных предметов. Это можно объяснить тем, что учащихся готовили во многом для церковных мастерских.
Тесные связи наладились между профашистски настроенным русским духовенством и непосредственно самим генералом А. А. Власовым. Последний в мае 1943 года посетил Псково-Печерский монастырь. В своем выступлении перед монахами он заявил о том, что идет воевать за свободную Россию без большевиков и попросил настоятеля благословить его. Настоятель не только благословил его «на крестовый поход против жидо-большевизма», но и, земно поклонившись, подарил ему икону. После этого монастырь несколько раз посещали представители РОА. Перед власовцами, выстроенными возле Успенского собора, выступал настоятель. Он благославлял их «на бой с большевиками до победы»42.
При отступлении немецких войск из Печерского района офицер немецкой разведки Шифер пришел в монастырь и дал задание монахам всячески помогать Германии в условиях «временного отступления ее армии». Он попросил собирать сведения о передвижениях частей Красной Армии, о настроениях красноармейцев. Также им предлагалось проводить активную пропаганду о совершенстве немецкой техники и гуманизме нацистского оккупационного режима. Тогда же настоятель по собственной инициативе упаковал все ценности, находившиеся в монастыре, на сумму в 5 миллионов рублей золотом в четыре больших ящика и сдал их немецким властям на хранение43.
Что касается деятельности рядовых приходов на Северо-Западе России, то оккупанты предполагали, что все они будут неукоснительно соблюдать все распоряжения миссии. Согласно специальному циркуляру № 5 от 10 февраля 1942 года структура церковных учреждений сводилась к следующей схеме:
1) Глава Русской Православной Церкви на «освобожденных» территориях России, патриарший экзарх митрополит Сергий Воскресенский.
2) Управление Православной миссией во Пскове.
3) Благочиния.
4) Приходы во главе с настоятелями44.
Руководителем всей духовной и хозяйственной жизни прихода и лицом, ответственным за приходскую жизнь, являлся настоятель прихода.
Эта форма церковной организации была весьма удобной для оккупационных властей. Она исключала возможность конфликтов между настоятелем и приходом, обеспечивала в приходской жизни единство церковно-политической работы, упрощала надзор за настроениями прихода со стороны гражданских властей, позволяла в случае надобности свернуть приходскую деятельность или быстро развернуть ее в желаемом для этих властей направлении.
Назначение всех священников миссией производилось после их тщательной проверки и и, главным образом, из числа лиц, враждебно настроенных к советской власти и репрессированных за контрреволюционную деятельность. Допрошенный 25 февраля 1944 года по этому вопросу советскими органами государственной безопасности священник Заблоцкий показал, что духовенство брали в основном из приезжих. Это были священники, бежавшие из ссылки. Они подавали заявления, и им разрешалось благочинным района совершать службу с последующим оформлением в управлении Православной миссии45.
По поводу необходимости тщательного отбора назначаемых настоятелей приходов и проверки всех претендентов в священнослужители, миссия издала целый ряд циркуляров. Так, циркуляр управления миссии от 6 февраля 1943 года за № 67 предписывал: «Согласно распоряжению высокопреосвященнийшего экзарха митрополита Сергия к проверке прав и прошлого местных священнослужителей (особенно прибывших из других областей) или оставивших служение при советской власти надлежит относиться с чрезвычайным вниманием. Ни в коем случае не оказывать им преждевременного доверия и отнюдь не торопиться с выдачей им разрешения на священнослужение».
Предполагалось, что при обнаружении не известного до той поры священнослужителя надо дать пройти некоторому времени, чтобы открылся его облик и поступили сведения о нем, и чтобы, насколько возможно, исследовать правильность сообщаемых им данных о себе. Таковые он должен был предъявить в виде послужного списка, и лишь тогда ему давалось назначение, в том числе и временное. Экзарх отмечал, что в условиях войны в деле проверки местных священнослужителей обнаруживается излишняя доверчивость и недостаточная бдительность46.
Циркуляр № 694 гласил: «Настоящим доводится до вашего сведения, что экзархом Сергием дано категорическое распоряжение о недопущении служения в храмах, вверенных вам для обслуживания приходов, посторонних священнослужителей, не имеющих на то специального письменного распоряжения, выданного управлением Православной миссии»47.
В своем интервью газете «Северное слово» благочинный гатчинского округа Амозов заявил: «По распоряжению экзарха митрополита Сергия в монастыри принимаются монахи, которые при большевиках находились в гонении»48.
Подобную политику можно объяснить не только опасениями миссии, что среди служителей церкви могут оказаться советские агенты, но и тем большим количеством авантюристов, которые в условиях стихийного открытия церквей, выдавали себя за священников. Коллаборационистские газеты регулярно публиковали материалы о разоблачении лжесвященников. Последние, даже не зная молитв, безбедно жили за счет местного населения несколько недель, а то и месяцев. Некоторые из них смогли сытно просуществовать весь период оккупации. Так, благочинный гатчинского округа Иван Васильевич Амозов, бывший чекист и коммунист, смог сделать духовную карьеру при помощи своей справки об освобождении из заключения. Однако на Колыме в 1936 году он оказался не как «гонимый за веру», а за взяточничество, пьянство и двоеженство.
На деревенского священника оккупанты и коллаборационисты возлагали широкий круг задач. Многие из них никакого отношения к церкви и религии не имели.
По предложениям (фактически по приказам. — Б. К.) нацистов утверждались темы проповедей. Так, в июне 1942 года вышло распоряжение миссии, в котором говорилось: «…В ночь с 21 на 22 сего месяца исполняется год той освободительной борьбы, которую ведет победоносная германская армия с большевизмом во имя спасения человечества от сатанинской власти поработителей и насильников.
Христианский долг требует от нас искреннего сознания всей важности необходимости продолжающейся освободительной борьбы, а также соответствующего серьезного отношения и к великой дате современной истории, ознаменовавшей собой начало этой борьбы.
В связи с этим, предписываем всему духовенству 21 сего июня после божественной литургии и произнесения соответствующего слова совершить молебствование о даровании Господом сил и крепости Германской армии и ее вождю Адольфу Гитлеру для окончательной победы над проклятым жидо-большевизмом»49.
Некоторые священнослужители сами проявляли инициативу. Примером антисоветских проповедей могут служить выступления с амвона Казанского собора в Луге Заблоцкого в 1941–1943 годах. В них он регулярно провозглашал: «Благоденственное мирное житие, здравие, во всем благое поспешение на враге, победу и одоление подай, Господи, вождю народа германского Адольфу Гитлеру, освободившему нас от тирании нечестивых людей. Всем начальникам армии германской и сохрани их на многие лета!»50
Не ограничиваясь одними проповедями, миссия предлагала настоятелям приходов проводить беседы в свободное время по заранее разработанной программе. С этой целью в сентябре 1942 года благочинным была разослана за № 471 такая инструкция: «Согласно распоряжению владыки митрополита предписывается организовывать в благочинческих округах религиозные собеседования, особенно с молодежью и педагогами, чтобы привести ко Христу людей, которые в советских условиях ничего, кроме лжи о религии, не слышали. Им надо дать радость и свет истинной веры. Предметами собеседования должны быть: а) выяснение слабостей и несостоятельности материализма; б) гибельность для человечества материалистического учения; в) разъяснение тех оснований, на которые указывают большевики; г) выяснение несостоятельности их, ссылки на науку и научные открытия для опровержения религиозных основ жизни; д) согласованность науки с Библией в вопросе о происхождении жизни, мира51.
