Борис Черток - Книга 1. Ракеты и люди
Проученные законом «ВРП» – «всемирной ракетной подлости» (так острословы тех романтических времен объясняли появление некоторых отказов), мы взяли за правило: если не можешь при подготовке ракеты на полигоне точно установить причину самоустранившегося отказа, то, по крайней мере, замени все подозреваемые приборы и даже кабели и повтори испытания. Далеко не всегда это было возможно.
Технологические дефекты чаще всего сводились к отказам с аварийными последствиями. Обрыв пайки провода в местах его заделки в штепсельный разъем приводил к непрохождению команды, а это означало потерю стабилизации, либо двигатель не выключался по нужной команде, в лучшем случае в полете мог отказать радиоприбор контроля, который не влиял на сам ход полета.
Классическим примером аварии по причине «возмутительного разгильдяйства «был случай, вошедший в анналы ракетного фольклора.
В соответствии с программой предстоял пуск боевой ракеты Р-2. Головная часть была снаряжена не инертным грузом и дымовой смесью, а настоящим тротиловым зарядом.
Председатель Госкомиссии генерал Соколов сказал Королеву, что он хочет наблюдать пуск из окопа, и пригласил с собой еще несколько человек. Это было нарушением правил безопасности.
Окопы были вырыты недалеко от стартовой площадки для укрытия стартового расчета, если он не успевает укрыться в бункере. При пусках ракет, снаряженных боевой головной частью, весь стартовый расчет должен был укрываться в бункере.
Я находился в бункере на связи со всеми службами полигона и радиоконтроля, проверяя готовности. Особые меры безопасности на этот раз заключались только в том, что была усилена охрана, отгонявшая подальше от старта всех любопытных бездельников. Воскресенский и Меньшиков стояли у перископов. Воскресенский громко скомандовал: «Зажигание! Предварительная! Главная! Подъем!» Рев двигателя заполнил бункер, но сразу прервался и наступила непривычная преждевременная тишина. «Ракета падает…» Секунды паузы. «На старте пожар!»
Неожиданно Королев, стоявший рядом с Воскресенским, бросился к выходу, сорвал в проходе огнетушитель и бегом поднялся по крутым ступенькам к выходу из бункера.
«Сергей, назад!» – закричал Воскресенский. Королев не остановился и Воскресенский бросился догонять. Там, наверху, в бушующем пламени гигантского костра из смеси спирта с кислородом лежала головная часть, в которой тонна тротила. Тем не менее какая-то сила подняла и выгнала из бункера меня и Меньшикова – начальника стартовой команды.
Когда мы выбежали, Королев остановился, горячий ветер не давал ему двигаться дальше. Воскресенский пытался отнять у него огнетушитель. Ему это удалось, он стукнул огнетушителем о землю – брызнула белая струя, но приблизиться к огню из-за нестерпимого жара было невозможно. Воскресенский бросил огнетушитель, схватил Королева за руку и стал тащить к бункеру. Увидев нас, закричал: «Вы чего вылезли, всем в бункер, сейчас рванет!». В бункер Королев и Воскресенский, тяжело дыша, возвратились последними. Стояла гнетущая тишина – мы ждали взрыва и думали, что же с генералом Соколовым и всеми, кого он соблазнил наблюдать пуск с поверхности. Среди них были Бармин и Гольцман. Минут через десять наблюдатель у перископа сообщил: «Едут пожарные машины».
Подкатили три пожарные машины, и струи воды устремились на догоравшую ракету. Боевая часть не взорвалась.
Гольцман рассказывал, что при пуске он, Бармин и еще несколько храбрецов стояли рядом с генералом Соколовым метрах в пятидесяти от старта. Когда ракета упала и начался пожар, Соколов скомандовал: «Все за мной!». Они добежали до окопов, свалились в них и лежали в ожидании взрыва, пока не убедились, что пожарные деловито расхаживают среди остатков ракеты.
Когда все было залито и земля остывала, выбравшийся из окопа генерал Соколов отдал команду выставить караул и всех удалить. Королеву, Воскресенскому и мне разрешил как членам аварийной комиссии осмотр места аварии.
Причина аварии была установлена без всякого изучения телеметрических записей минут через пятнадцать после начала осмотра. Воскресенский обнаружил бачок, в который заправляют перманганат натрия, служащий катализатором для разложения перекиси водорода. У бачка было открыто заправочное отверстие! Пробка, которая завинчивается многими оборотами, отсутствовала. Следовательно, после заправки ее не завернули. В открытой емкости нельзя создать нужное давление. Перманганат не поступал в газогенератор.
Турбонасосный агрегат, раскручиваемый горячей парогазовой смесью – разлагающейся перекисью водорода, получил это рабочее тело только для выхода двигателя на режим, а потом остановился. Двигатель заглох, и ракета рухнула на стартовую позицию. Разгильдяйство или вредительство? В осмотре, конечно, участвовал уполномоченный службы безопасности. И надо же такому случиться, что именно он нашел в остатках ракеты гаечный ключ. Подняв его, он спросил: «А этот инструмент тоже должен летать?».
Государственная комиссия, насколько я помню, скандал этот замяла. Во всяком случае, никто не был репрессирован. Ограничились административными «втыками».
Допрошенные на заседаниях комиссии специалисты по взрыву объяснили, что взрыва и не должно было быть. Взрыватель взводится только по электрической команде выключения двигателя. Поэтому взрыва не последовало при падении, а пожарные успели водой охладить «голову», и все обошлось.
Этот случай мы часто вспоминали, когда в 1953 году впервые начали встречаться с создателями атомной, а потом и водородной бомбы.
Королев и Мишин получили приглашение на испытания атомной бомбы на казахстанский полигон в районе Семипалатинска. Вернулись они совершенно потрясенные.
Мишин сказал нам, что если своими глазами не видеть результатов взрыва, то представить себе это просто невозможно.
Теперь перед нами была поставлена проблема совершения качественного скачка в надежности и безопасности носителя такого страшного заряда. Вспоминая случай с Королевым, который бросился к горящей ракете с бесполезным огнетушителем, Воскресенский полушутя-полусерьезно предложил для начала удалить старт от бункера километров на двадцать, а пуском ракеты с атомным зарядом управлять по радио: «Чтобы Сергею неповадно было бегать с огнетушителем». Фантастическое предложение о пусках по радио было реализовано спустя тридцать пять лет, но по совсем другим соображениям.
Эта пожарная история случилась за три года до выхода постановления правительства о создании ракеты Р-5М – носителя атомного заряда. Ракета Р-5М проектировалась на базе Р-5, которую мы должны были переделать так, чтобы она могла быть надежным носителем атомной бомбы.
По немецкому и своему, уже многолетнему, опыту мы понимали, что никакими приказами и заклинаниями нельзя гарантировать надежность всего электрооборудования, бортовой кабельной сети и приборов управления, если один любой отказ типа обрыва провода, потери контакта в штепсельном разъеме, случайного замыкания приводит к аварии ракеты. Одноступенчатая Р-5 к тому же была статически неустойчивым летальным аппаратом: в отличие от Р-1 и Р-2 она не имела стабилизаторов. Только после тщательного анализа и изучения поведения этой длинной ракеты в полете мы начали понимать опасность игнорирования явлений упругих колебаний всей конструкции и влияния жидкого наполнения баков. Система управления должна и по своим динамическим характеристикам иметь значительно больший запас устойчивости и управляемости, чем ее предшественницы.
Новым и сильным средством для отработки надежности было создание многоканальной телеметрической системы. От службы телеметрического контроля и ее специалистов требовалась неустанная бдительность, даже если полет внешне заканчивался вполне благополучно.
В технологии подготовки пуска и анализа итогов пуска обязательной стала процедура «доклад по пленкам». Иногда внимательный просмотр пленок, проводимый натренированными глазами телеметристов после пуска, выявлял замечания, над которыми, хочешь не хочешь, главные конструкторы должны были ломать голову, чтобы найти объяснения.
Виртуозами по отысканию труднообъяснимых флюктуации показаний различных датчиков, записанных на кинопленку, были Николай
Голунский и Ольга Невская, ставшие впоследствии супругами. Невская имела «телеметрический» стаж еще со времен «Бразилионита». Мы привыкли к спокойным докладам Лели Невской, которые затем с позиций теории пытался толковать Вадим Чернов. Практическое объяснение этим процессам давал Аркадий Осташев. Коля Голунский быстро пошел вверх по служебной лестнице. Он монополизировал права на взаимодействие с разработчиками телеметрии, персоналом службы полигона и доклады руководству.
Наличие такого постоянного недремлющего контроля имело большое значение для всего процесса повышения надежности ракет. Разработчики систем после удачного пуска всегда были весьма оптимистически настроены. Удовлетворение, общественное признание и похвалы за хорошее поведение в полете иногда разрушались последующими докладами телеметристов, из которых следовало, что ракета чудом дошла до цели.
