Лев Гумилёв - Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации
В IV в. до н.э. хунны образовали мощную державу – племенной союз 24 родов, возглавляемый пожизненным президентом (шаньюем) и иерархией племенных князей «правых» (западных) и «левых» (восточных). Новый этнос всегда богаче и мощнее, нежели старые, составившие его: хуннам предстояло великое будущее.
Не только хунны, но и их соседи оказались в ареале толчка IV – III вв. до н.э., на этот раз вытянутого по широте от Маньчжурии до Согдианы. Восточные кочевники, предки сяньбийцев (древних монголов), подчинили себе хуннов, а согдийцы (юечжи), продвинувшись с запада, из Средней Азии, до Ордоса, обложили хуннов данью. На юге «Срединная равнина» была объединена Цин Ши-хуаном, который вытеснил хуннов из Ордоса в 214 г. до н.э., лишив их пастбищных и охотничьих угодий на склонах хребта Инь-шань и на берегах Хуанхэ. А хуннский шаньюй Тумань готов был на все уступки соседям, лишь бы они не мешали ему избавиться от старшего сына Модэ и передать престол младшему сыну.
Тумань и его сподвижники были людьми старого склада, степными обывателями. Но среди молодых хуннов уже появилось пассионарное поколение, энергичное, предприимчивое и патриотичное. Одним из таких новых людей и был Модэ. Отец отдал его в заложники согдийцам и произвел на них набег, чтобы они убили его сына. Но Модэ похитил у врагов коня и бежал к своим. Под давлением общественного мнения Тумань был вынужден дать ему отряд в 10 тыс. семей. Модэ установил в своем войске крепкую дисциплину и произвел переворот, в ходе которого погибли Тумань, его жена и младший сын (209 г. до н.э.). Модэ, получив престол, разгромил восточных соседей, которых китайцы называли «дунху», отвоевал у китайцев Ордос, оттеснил согдийцев на запад и покорил саянских динлинов и кыпчаков. Так создалась могучая держава Хунну, население которой достигло 300 тыс. человек [139].
Тем временем в Китае продолжалась гражданская война, которая унесла 2/3 населения, пока крестьянский вождь Лю Бан не покончил со всеми соперниками и не провозгласил начало империи Хань в 202 г. до н.э.
Население и военные силы Китая, даже после потерь в гражданской войне, превосходили силы хуннов. Однако в 200 г. до н.э. Модэ победил Лю Бана и заставил его заключить «договор мира и родства»: китайский двор выдавал за варварского князя царевну и ежегодно посылал ему подарки, т.е. замаскированную дань.
Но не только венценосцы, а и все хуннские воины стремились иметь шелковые халаты для своих жен, просо для печенья, рис и другие китайские лакомства. Система постоянных набегов не оправдывала себя, гораздо легче было наладить пограничную меновую торговлю, от которой выигрывали и хунны, и китайское население. Но при этом проигрывало ханьское правительство, так как доходы от внешней торговли не попадали в казну. Поэтому империя Хань запретила прямой обмен на границе. В ответ на это хуннские шаньюй, преемники Модэ, ответили набегами и потребовали продажи им китайских товаров по демпинговым ценам. Ведь всех богатств Великой степи не хватило бы для эквивалентного обмена на ханьских таможнях, так как необходимость получать доход на оплату гражданских и военных чиновников требовала повышения цен.
В аналогичном положении оказались кочевые тибетцы области Амдо [55]. До гражданской войны западную границу империи Хань охраняли недавние победители – горцы западного Шэньси. Но поражения от повстанцев унесли большую часть некогда непобедимого войска. Мало помогла обороне и Великая Китайская стена. Для того чтобы расставить по всем ее башням достаточные гарнизоны и снабжать их провиантом, не хватило бы ни людей, ни продуктов всего Китая. Поэтому ханьское правительство перешло к маневренной войне в степи, совершая набеги на хуннские кочевья, еще более губительные, чем те, которые переносили китайские крестьяне от хуннов и тибетцев.
Почему так? Ведь во II – I вв. до н.э. в Китае бурно шли процессы восстановления хозяйства, культуры, народонаселения. К рубежу н.э. численность китайцев достигла почти 59,6 млн. человек [145] [140]А хуннов по-прежнему было около 300 тыс., и казалось, силы хунну и империи Хань несоизмеримы. Так думали правители Китая и их советники. Однако сравнительная сила держав древности измеряется не только числом жителей, но и фазой этногенеза, или возрастом этноса. Китай переживал инерционную фазу (преобладание трудолюбивого, но отнюдь не предприимчивого обывателя), ибо процесс этногенеза в Китае начался еще в IX в. до н.э. Поэтому армию там вынуждены были комплектовать из преступников («молодых негодяев») и пограничных племен, для коих Китай был угнетателем. И хотя у Китая были прекрасные полководцы, боеспособность армии была невелика.
Хунны же находились в фазе этнического становления и пассионарного подъема. Понятия «войско» и «народ» у них совпадали. Поэтому с 202 до 57 г. до н.э., несмотря на малочисленность, хунны сдерживали ханьскую агрессию. И только ловкость китайских дипломатов, сумевших поднять против хунну окрестные племена и вызвать в среде самих хунну междоусобную войну, позволила империи Хань счесть хуннов покоренными и включенными в состав империи.
Рост пассионарного напряжения в этнической системе благотворен для нее лишь до определенной степени. После фазы подъема наступает «перегрев», когда избыточная энергия разрывает этническую систему. Наглядно это выражается в междоусобных войнах и расколе на два-три самостоятельных этноса. Раскол – процесс затяжной. У хуннов он начался в середине I в. до н.э. и закончился к середине II века. Вместе с единством этноса была утрачена значительная часть его культуры и даже исконная территория – монгольская степь, захваченная во II в. сяньбийцами (древними монголами), а потом табгачами и жужанями.
И тогда хунны разделились на четыре ветви. Одна подчинилась сяньбийцам, вторая поддалась Китаю, третья, «неукротимые», отступила с боями на берега Яика и Волги, четвертая, «малосильные», укрепилась в горах Тарбагатая и Саура, а потом захватила Семиречье и Джунгарию. Эти последние оказались наиболее долговечными. Они частью смешались на Алтае с кыпчаками и образовали этнос куманов (половцев), а частью вернулись в Китай и основали там несколько царств, доживших до X в. (вернувшиеся назывались «тюрки-шато», а их потомки – онгуты – слились с монголами в XIII веке).
Акматическая фаза этногенеза, или пассионарный перегрев этно-социальной системы, иногда служит спасению этноса в критической ситуации, а иногда ведет к его крушению, потому что консолидация всех сил для решения внешних задач не всегда легко осуществима.
Пассионарное напряжение разорвало хуннский этнос на две части. На юг, к Великой Китайской стене, ушли поборники родового строя, наиболее консервативная часть хуннского общества. Ханьское правительство охотно предоставило им возможность селиться в Ордосе и на склонах Иньшаня, так как использовало их в качестве союзных войск против северных хуннов. Поскольку китайцы не вмешивались в быт хуннов, те хранили родовой строй и старые обычаи. Но это не устраивало энергичных молодых людей, особенно дальних родственников, которые не могут выдвинуться, так как все высшие должности даются по родовому старшинству. Пассионарным удальцам нечего было делать в Южном Хунну, и они едут на север в поисках степных просторов и военной добычи.
Северные хунны после поражения закрепились на рубеже Тарбагатая, Саура и джунгарского Алатау и продолжали войну с переменным успехом до 155 года. Окончательный удар был нанесен им сяньбийским вождем Таншихаем, после чего хунны разделились снова: 200 тыс. «малосильных» [30, т. II, с.258–259] попрятались в горных лесах и ущельях Тарбагатая и бассейна Черного Иртыша, где пересидели опасность и впоследствии завоевали Семиречье. В конце III в. они образовали там новую хуннскую державу – Юебань. А «неукротимые» хунны отступили на запад и к 158 г. достигли Волги и нижнего Дона. О прибытии их сообщил античный географ Дионисий Периегет, а потом о них забыли на 200 лет.
Выше было указано, что хуннов в I в. до н.э. было 300 тыс. человек. Прирост их численности за I – II вв. был очень небольшой, так как они все время воевали. Правда, добавились эмигранты – кулы, особенно при Ван Мане и экзекуциях, последовавших за его низвержением. В III в. в Китае насчитывалось 30 тыс. семей, т.е. около 150 тыс. хуннов, а «малосильных» в Средней Азии было около 200 тысяч. Так сколько же могло уйти на запад? В лучшем случае 20–30 тыс. воинов, без жен, детей и стариков, неспособных вынести отступление по чужой стране, без передышек, ибо сяньбийцы преследовали хуннов и убивали отставших.
Этот поход затянулся на два с лишним года, пока хунны не оторвались от преследователей и не нашли покоя в Волго-Уральском междуречье. За это время было пройдено по прямой 2600 км, а если учесть низбежные зигзаги, то вдвое больше. Нормальная перекочевка на телегах, запряженных волами, за этот срок на столь огромное расстояние не могла быть осуществлена. К тому же приходилось вести арьергардные бои, где и погибли семьи уцелевших воинов. II уж конечно, мертвых не хоронили, так как на пути следования хуннов «остатков палеосибирского типа почти нигде найдено не было, за исключением Алтая» [138, с.123]. На запад в 155–158 гг. ушли только наиболее крепкие и пассионарные вояки. Это был процесс отбора, проведенный в экстремальных условиях, по психологическому складу, с учетом свободы выбора своей судьбы. Он-то и повел к расколу хуннского этноса на четыре ветви.
