Казимир Валишевский - Первые Романовы
Картина эта далеко уносит нас от Версаля.
Эти придворные, дерущиеся, как извозчики, между тем одеты, как важные короли. С этого времени, даже с точки зрения внешнего вида, самодержавие приняло свой окончательный вид. Вместе с духом умеренности, бережливости и благочестивого смирения, Алексей наследовал также большую страсть к пышности и внешнему блеску. Сохраняя во внутренней обстановке своего дома крайнюю скромность, как и все Романовы до последнего времени, он хотел, чтобы его публичные появления, как и празднества его двора были окружены наибольшим блеском. Вот почему ему было тесно во всех его резиденциях, которые он наследовал, и, расширяя их, он увеличивал их великолепие, независимо даже от своих артистических наклонностей. Внимание его было прежде всего обращено на внешний эффект. Эстетика следовала за этим. Но и религия не была забыта. Он примешивал ее ко всему и отдавал большое место среди новых и роскошных построек церквам для цариц, царевичей и царевен. Одна из этих церквей, названная «за золотой решеткой», получила даже значение «кафедрального собора». Решетка была само собой разумеется просто позолочена, а медь ее получилась из монет, изъятых из обращения после монетного кризиса.
Что касается убранства комнат, то Алексей отдавал предпочтение живописи, скульптуре и обоям из кожи или шелка. Украшение стен было поручено его иконописцам, в работах которых чувствовалось, как мы это знаем, и иностранное влияние. После первых польских кампаний, оказавшись победителем, но соблазнившись всем, что он видел в покоренной им стране, царь не брезгал ее художниками и рабочими, и потолок столовой с изображением двенадцати знаков зодиака носит на себе отпечаток их искусства.
В таком виде Кремль всегда – и чем дальше, тем больше – представлял собой хаотическую массу зданий различных эпох, неуклюже нагроможденных друг подле друга или соединенных открытыми и закрытыми галереями. Большая часть из них строилась теперь из кирпичей, но они сохраняли в своей постройке характерные черты прежних деревянных дворцов. Дерево употреблялось также исключительно и с сохранением того же типа в летних резиденциях царя. Заново перестроенная Алексеем, коломенская резиденция отличалась как размерами своими, так и оригинальностью своей архитектуры.
Расположенное на берегу Москвы, в семи только верстах от столицы, это село уже в предшествующем веке обратило на себя внимание Василия III. Михаилу оно тоже нравилось. С 1667 по 1671 год Алексей нанял для работы в нем белорусских архитекторов и плотников, приглашенных Никоном для постройки его Воскресенского монастыря, а также московских живописцев, которых вдохновляли книги, вероятно немецкие, взятые из библиотеки патриарха. Им помогал один армянский художник, Салтанов, выписанный из Персии, и в новом дворце обнаружилось это сотрудничество в странной смеси западных и восточных, религиозных и светских мотивов. В большой зале царский трон, как и в Византии, был снабжен двумя львами, которых искусный механизм заставлял реветь. Увидев в 1673 году это образцовое произведение тогдашнего искусства, Рейтенфельс заявляет, что оно было похоже на милую детскую игрушку, но Симеон Полоцкий определяет его в очень дурных стихах, как восьмое чудо мира. И здесь мы еще далеки от Версаля.
Очень деятельный государь занялся также украшением и другого своего поместья, Измайлова, где рядом с местным менее великолепным дворцом он хотел создать образцовую ферму с научными культурами, плодовым садом, виноградниками и плантациями шелковичных деревьев. Коломенское между тем сохранило за собой привилегированное положение, благодаря особенно его обширным лугам, где весною появлялось много перелетных птиц, лебедей и диких гусей, уток и журавлей, открывая таким образом возможность соколиной охоты. Это была главная страсть Алексея и, представляя любимое занятие с самых отдаленных времен великих князей и царей, искусство соколиной охоты, пришедшее в упадок в то время на западе, получило в эту эпоху в Москве самое большее развитие. В одном Потешном Дворе столицы более ста сокольничих вместе с многочисленными помощниками занимались дрессировкою многих тысяч отборных птиц.
Напротив, второй Романов совсем не одобрял других развлечений, более свойственных традициям страны, хотя иногда и принимал в них участие, а именно: борьбы медведей, игры скоморохов, к тому же Матвеев, развив в царе вкус к театру, еще увеличил его отвращение к подобным зрелищам.
Алексей сделал хороший выбор, взяв себе в сотрудники, сделав своим другом и путеводителем воспитателя прекрасной Наталии. Этот старый стрелецкий капитан был так любим своими солдатами, что, по летописи того времени, когда ему недоставало камней для постройки своего дома, эти люди не поколебались вынуть их из могил своих родителей, чтобы доставить их ему! Супруг Наталии, окруженный слугами, друзьями или родственниками, не мог настолько похвалиться своими приближенными.
IV. Его приближенныеДочери его от первого брака все отличались здоровым телосложением, и одна из них, Софья, должна была проявить, даже в политике, мощный темперамент. Сыновья напротив были все болезненны. Трое из них умерло при жизни их отца, из двух других, старший, Федор, болел скорбутом, а второй, Иван, соединял с сильною физическою слабостью недостаточное умственное развитие. В 1670 году царь, решив жениться снова, последовал только для формы обычаю, установленному при таких обстоятельствах, т. е. он только для видимости выбирал невесту из нескольких сотен молодых девушек, собранных на скорую руку со всех концов государства. На деле же он уже остановил свой выбор на очаровательной воспитаннице Матвеева. В последний однако момент интрига при дворе противопоставила ей довольно сильную соперницу, Беляеву. Но относительно ее доказали, что у нее «слишком худые руки» и благодаря этому инциденту уже решенный в принципе брак с Наталией принял только характер таинственности и галантного приключения. То был единственный роман в жизни Алексея.
Артамон Матвеев был сыном простого дьяка, и мы не знаем, каким образом ему удалось сделаться интимным другом государя. Без сомнения, в этом повинны Морозов вместе с Ордын-Нащокиным, Ртищевым и другими parvenus такого же темного происхождения.
Матвеев показал себя решительным сторонником западных нововведений. Дом его был разукрашен и меблирован по-европейски, картинами, предметами искусства. Он не держал своей жены в тереме. Сын его получил тщательное воспитание. Решительный, но осторожный карьерист, даже после того, как он стал любимцем государя, его отец скромно стушевывался в незначительном ранге официальной иерархии; добившись преемства Ордын-Нащокину во внешних сношениях и в департаменте Малороссии, он фигурирует в Думе только в качестве простого дворянина, и только через два года после рождения Петра Великого он получает звание боярина.
Алексей по слабости своего характера, легко отдававшего его во власть всякого господствующего влияния, не мог похвалиться большинством своих других сотрудников. К счастью для него привычка ума, о которой мы уже знаем, создала такое положение, при котором царя никогда не обвиняли за ненависть, возбужденную его агентами. Для человека из народа виновным являлся «боярин». И бояре, всегда подозреваемые, тесно окружали государя, единственно способного оказать им покровительство. Этому была обязана молодая династия тем, что пережила безнаказанно ряд бунтов и страшных восстаний. Для того чтобы они стали для нее роковыми, необходимо было согласие между постоянно возбужденным народом и несколькими исключительно популярными вельможами, вроде Никиты Романова, или князя Якова Черкасского. Но ни тот, ни другой не были достаточно честолюбивы для такой крупной роли, да они и не были способны сыграть ее.
Вообще в эту эпоху высшая аристократия была очень бедно представлена. Она переживала последствия политической системы, которая, начиная с Ивана Грозного, постоянно стремилась ее одергивать и унижать. И кончила она тем, что стушевывалась среди горячих споров за «места» и все больше недоставало лиц, достойных занять их. При Алексее, среди Черкасских, кроме князя Якова, князь Григорий отличался лишь физическою силою и своей страстью к лошадям. Воротынские были представлены князем Иваном Алексеевичем, полным ничтожеством. Трубецкие похоронили при Конотопе вместе с князем Алексеем Никитичем остаток их славы. В фамилии Голициных, назначенных позже к высокой роли, князь Василий Васильевич лишь только начинал свою карьеру, обреченную на столь роковые несчастия. Некоторое время более выделялся глава второй линии Патрикеевых, князь Иван Андреевич Хованский, но его репутация великого воина была выдумана и обязана его умению врать. Об этом свидетельствует его прозвище Тараруй, в котором созвучие с именем «Тартарепа», вероятно, не случайность, и Алексей был совершенно прав, когда сказал ему однажды: «Кроме меня все считают тебя за дурака».
