И Петров - Четверть века в Большом (Жизнь, Творчество, Размышления)
Ходы сообщений на передовой были не очень глубокими, поэтому приходилось идти все время сильно согнувшись, особенно мне с моим ростом. Чуть выпрямлюсь - сразу свистят пули. А немецкие снайперы попадали здорово. Иногда передвигались просто ползком.
Как-то раз шел концерт в землянке. Солдаты расположились на нарах кто где, а мы в уголочке. Так как я во весь рост не мог стоять в землянке, я садился или на табуретку, или на ящик из-под патронов. Сидя в обнимочку со столбиком, который подпирал потолок землянки, я и пел. Во время одного из номеров старшина вдруг встает и, называя несколько фамилий, командует: "За мной!" Ну, военное дело. Ушли. Мы продолжаем концерт. Через полчаса открываются двери, и по крутой лестнице солдаты скатываются вниз. С ними пленный немец с круглыми от испуга глазами. А сержант говорит:
- Разрешите обратиться!
Ему отвечают:
- Пожалуйста.
- Товарищи артисты, вы нам дали такой концерт! Мы должны же были вас чем-то отблагодарить. Цветов нет, конфет тоже, для подарка ничего нет. Поэтому мы решили пойти во вражеское расположение завязали там бой, двух часовых уложили, а одного взяли в плен. И вот этот "язык" - наш подарок за ваш концерт.
А еще помню, как однажды мы пели на опушке леса дуэт Карася и Одарки из "Запорожца". Когда Одарка начала нападать на Карася: "Аж две ночи не ночевал, где ты пропадал..." - и бросилась на него с кулаками, над нашими головами вдруг просвистел снаряд. Тут я в паузе говорю: "Бачишь?" И как только я это сказал, такой смех раздался!
Февраль, март, апрель мы провели на Волховском фронте. Началась оттепель, и все поплыло. Валенки мои стали каких-то неимоверных размеров. Пришлось долго ждать, пока нам привезли новую обувь, но мы продолжали выступать.
Однажды после концерта мы разместились в двух землянках. Вдруг вбегает постовой и взволнованно командует: "Чтобы в течение трех минут духу вашего здесь не было! Машина ждет!"
Мы быстро собрались, влезли в грузовик, однако Павлик Воловов (позднее солист Большого театра, с которым мы долгие годы пели вместе в различных спектаклях) замешкался. Мы стали его звать. Наконец он появился, мы помогли ему взобраться в кузов, и в эту минуту раздался страшный взрыв. Снаряд угодил прямо в землянку, из которой вышел Воловов, и на этом месте образовалась огромная яма. Ударная волна была такой силы, что некоторые из нас чуть не вылетели из машины. Этот случай потряс нас и на всю жизнь остался в памяти.
В конце апреля я возвратился в Москву, где нас наградили грамотами. Через полгода после фронтовых концертов я снова отправился в Большой театр к Самосуду. Тот говорит:
- Нужно спеть еще раз.
Я удивился:
- Зачем?
- А вдруг вы потеряли голос!
Я чуть не впал в амбицию, но тут же услышал взволнованный шепот моего педагога:
- Да ты что, с ума сошел?
Я вышел, спел какую-то арию, и Самуил Абрамович был удовлетворен:
- Ну, теперь все в порядке, идите и оформляйтесь.
Так 30 апреля 1943 года я стал солистом Большого театра. Но и после этого считал своим долгом держать связь с армией. Мы продолжали обслуживать фронты, выезжали в действующую армию в район Ефремова. И все последующие годы я всегда с удовольствием выступал перед солдатами и офицерами, за что получил немало почетных грамот и благодарностей.
Солисты Большого театра старшего поколения
М
ое поступление в Большой театр совпало со временем его необычайного расцвета. Труппа театра того периода состояла из великолепных певцов, которыми руководили первоклассные дирижеры, режиссеры. Здесь работали и прекрасные художники.
Сначала хочу отметить выдающихся басов, у которых я все время учился, и первым назову Александра Степановича Пирогова.
Я подражал Пирогову, еще выступая на школьных вечерах, и мне было приятно слышать от товарищей, что у меня есть какие-то нотки, похожие на пироговские. Он оставался моим кумиром и в пору обучения в Театрально-музыкальном училище имени А. К. Глазунова. Спектакли с его участием я старался не пропускать, но вскоре понял, что у меня другая индивидуальность: другой голос, темперамент и, к счастью, стал искать свой путь в вокале и в актерском мастерстве.
Александр Степанович Пирогов обладал атлетической фигурой. Высокий, стройный, широкоплечий, он был наделен огромным артистизмом и темпераментом, которые помогли ему стать блестящим оперным певцом-актером. Его мощный голос широкого диапазона был собран, звучен, особенно в верхнем регистре, и это давало возможность Пирогову "лепить" яркие, сильные, незабываемые образы.
Наиболее близки творчеству Александра Степановича были роли трагического плана. Огромное впечатление производили в его исполнении сцена Бориса с Шуйским, эпизод, в котором ему является видение убиенного царевича, и заключительная сцена смерти Бориса.
Одна из лучших его ролей - князь Галицкий в "Князе Игоре" Бородина. Сколько ярких красок использовал здесь артист! Угодливость по отношению к Игорю, панибратство с челядью, дерзость и наглость обращения к Ярославне все это выражалось голосом, мимикой, жестом.
Большое впечатление у меня осталось от исполнения Пироговым роли Ивана Грозного в "Псковитянке" Римского-Корсакова. Здесь его герой был властным, порою деспотичным и вместе с тем очень нежно любящим отцом. Сцену около погибшей дочери он проводил необычайно сильно.
Когда же я впервые увидел Пирогова в роли короля Рене в "Иоланте", то был восхищен и приятно удивлен. С первого появления и на протяжении всего спектакля певец поражал своими мягкими интонациями, певучестью голоса, а его фигура, движения были полны благородства, достоинства и изящества.
В "Русалке" Александр Степанович создавал удивительно правдивый, живой образ крестьянина-мельника с его заботами, мечтами, радостями и горестями. Особенно хорош был Пирогов в сцене сумасшествия. А нота фа первой октавы - кульминация во фразе "Заманишь, а там, пожалуй, удавишь ожерельем",- вызывала взрыв аплодисментов в зале.
В дальнейшем я многие годы наблюдал, как работает Александр Степанович, и скажу, что ни разу не видел его несобранным, поющим вполнакала. У артиста будто была внутренняя пружина, которая заставляла его двигаться по сцене, петь, фразировать с какой-то долей экзальтации в лучшем смысле этого слова. И, когда он появлялся на сцене, все внимание публики было приковано к нему.
Александр Степанович был не только выдающимся артистом, но и обаятельным человеком, прекрасным, всегда дружески настроенным собеседником. Прелестная улыбка и открытая душа освещали его лицо. И если он делал нам, младшим товарищам по искусству, критические замечания и давал советы, то лишь в очень мягкой форме, никогда не обижая. Он умел вдохновить нас на работу, вызывал желание совершенствоваться.
Другой выдающийся артист и певец - Марк Осипович Рейзен - также был наделен всеми необходимыми вокальными и сценическими данными: гренадерской фигурой, красивой внешностью и могучим, бархатистого тембра басом, которым он мастерски владел. И хотя Пирогов и Рейзен обладали одним и тем же голосом - басом кантанте,- они были совершенно разными певцами. У Александра Степановича Пирогова звучание голоса носило более сильно выраженную русскую окраску. Его голос был очень сочным, плотным, ярким наверху. А у Марка Осиповича Рейзена голос мягкий, певучий, более подходящий для партий Мефистофеля, Дона Базилио, хотя он также прекрасно пел Руслана и Досифея.
Роль Досифея в "Хованщине" Мусоргского была одним из лучших достижений артиста. Огромная мощь голоса, статная фигура, облаченная в черную рясу, медленная, уверенная поступь, властный жест - все это производило огромное впечатление. Вспомнить хотя бы его первое появление, когда Досифей, в разгаре спора Хованского с сыном и стрельцами, останавливает их: "Стой, бесноватые! Пошто беснуетесь?" Эта первая фраза звучала у певца словно могучий поток - властно, гневно.
Роль князя Гремина, которую исполнял Марк Осипович, требует не только красивого, проникновенного пения, но и благородства, достоинства, и, как мы часто говорим, у исполнителя такой роли должна быть порода. Все это в полной мере было в созданном им образе. Удивительно, что в свои девяносто лет артист в спектакле Большого театра снова блестяще спел Гремина. На мой взгляд - это подвиг.
Даже в маленькой роли Варяжского гостя Рейзен был незабываем. Облаченный в меховой костюм Варяжский гость под раскаты оркестра спускался с корабля на площадь и величаво пел-рассказывал о своем мрачном грозном крае.
Дона Базилио Рейзен исполнял в гротесковом плане, как и многие другие артисты, но делал это своеобразно, интересно. Запоминались его высоченная, кажущаяся беспредельной фигура, вкрадчивые плавные движения, хитрый плутоватый взгляд.
Особенно мне хочется сказать о его роли Фарлафа в "Руслане и Людмиле". Премьера этой оперы состоялась в Большом театре в 1948 году, и замечательный певец вновь поразил нас своим вокальным и актерским мастерством.
