Артур Конан-Дойль - За городом
- Вы очень задумались, - сказал он с улыбкой. - Я надеюсь, что вы думаете о чем-то приятном.
- О, я составляла планы, - сказала она, поднимаясь с места, - но я думаю, что на это никогда не следует тратить времени, потому что дела устраиваются сами собою и так, как мы совсем не ожидаем.
- Какие же вы составляли планы?
- Планы на будущее.
- Чье будущее?
- Мое и моей сестры Иды.
- А меня вы включили в это будущее вас обеих?
- Я думаю, что в него включены все наши друзья.
- Подождите немножко, - сказал он, когда она пошла медленными шагами по направлению к дому, - мне нужно кое-что сказать вам. Давайте походим с вами по лужайке. Может быть, вам холодно? Если холодно, то я могу принести вам платок.
- О, нет, мне не холодно.
- Вчера вечером я говорил с вашей сестрой Идой.
Она заметила, что у него немного дрожит голос и, посмотрев на его смуглое лицо с правильными чертами, увидела, что у него очень серьезный вид. Она поняла, что дело совсем решено, и что он подошел к ней с тем, чтобы просить руки ее сестры.
- Она прелестная девушка, - сказал он, помолчав немного.
- Да, это правда, - воскликнула с жаром Клара. - Тот кто жил с ней и знает ее близко, может сказать, какая это прелестная и добрая девушка. Она точно солнечный луч в доме.
- Только действительно добрый человек может быть так счастлив, как, по-видимому, счастлива она. Я думаю, что самый лучший дар Божий, это чистая душа и возвышенный ум, так что человек, обладающий ими, не способен видеть что-нибудь нечистое или злое в окружающем нас мире. Потому что, если мы видим все это, разве мы можем быть счастливыми?
- В ее характере есть также и более глубокая сторона, но она не показывает ее людям, и это очень понятно, потому что она еще молода. Но она размышляет и знает, к чему стремится.
- Я восхищаюсь ей не меньше вас. Право, мисс Уокер, я желаю только одного - поближе породниться с ней и сознавать, что между нами существует вечный союз.
Вот оно, наконец! На минуту у нее сжалось сердце, но затем сильная любовь к сестре одержала верх. Прочь эта злая мысль, которая, подобно змее, все хочет поднять вверх свою вредноносную голову!
Она повернулась к Гарольду с блестящими глазами.
- Мне хотелось быть поближе к вам обеим, и я желал бы, чтобы вы меня полюбили, - сказал он, взяв ее за руку. - Я хочу, чтобы Ида была моей сестрой, а вы - моей женой.
Она ничего не ответила ему на это и только стояла и смотрела на него с раскрытым ртом, ее большие черные глаза глядели на него вопросительно. Она не видела больше ничего - ни лужайки, ни разбитых по склону садов, ни каменных дач, ни начинавшего темнеть неба с бледным полумесяцем, который начал показываться над дымовыми трубами. Все исчезло у нее из глаз, и она видела перед собою только смуглое, серьезное лицо, на котором была написана мольба, и слышала как будто где-то вдали какой-то голос, который обращался не к ней - голос мужчины, который говорил женщине, как сильно любит ее. Он был несчастлив, говорил этот голос; его жизнь не была ничем наполнена, только одно и могло спасти его; он дошел до такого места, откуда идут две дороги - одна ведет к счастью и чести, всему возвышенному и благородному, а другая - к убивающей душу, одинокой жизни, к погоне за наживой, к мукам, к эгоистическим целям. Ему нужна была только рука любимой им женщины, чтобы вести его по этой лучшей дороге. А что он сильно любит ее, это докажет его жизнь. Он любил ее за то, что она была такая привлекательная, за ее женственность и вместе с тем силу. Он нуждался в ней. Неужели же она не придет к нему? И в то время, когда она слушала все это, она вдруг поняла, что этим мужчиной был Гарольд Денвер, а этою женщиною - она сама, и что все созданное руками Божиими было прекрасно: зеленая лужайка у нее под ногами, шелест листьев на деревьях, длинные полосы оранжевого цвета на западе. Она заговорила, и хотя сама хорошенько не знала, что означают ее отрывочные слова, но увидела, что его лицо осветилось радостью, и он все держал ее руку в своей, когда они шли в сумерках. Они теперь ничего не говорили, но только шли, и при этом каждый из них сознавал другого. Все вокруг них как будто обновилось, это были все знакомые предметы, но притом в них было что-то новое, - найденное ими счастье придало всему особенную красоту.
- Знали ли вы об этом раньше? - спросил он.
- Я не смела и подумать об этом.
- Какую ледяную маску я должен был носить! Может ли человек, испытывающий такое чувство, как я, не показывать этого? Но, по крайне мере, ваша сестра знала об этом.
- Ида!
- Она узнала вчера вечером. Она начала хвалить вас, я высказал свои чувства, и в одну минуту ей сделалось все известно.
- Но что могли вы... что могли вы найти во мне? О, дай Бог, чтобы вы не раскаялись в этом.
При этом счастье ее нежное сердце тревожила мысль о том, что она недостойна счастья.
- Раскаиваться в этом? Я чувствую, что я спасен. Вы не знаете, до чего деморализирует человека эта жизнь в Сити, как она его унижает и вместе с тем поглощает все его время. У вас всегда слышится в ушах звон денег. Вы не можете думать ни о чем другом. Я ненавижу ее от всей души, но могу ли я оставить ее, если я этим огорчу моего дорогого старого отца? Есть только одно средство, которое может спасти меня от заразы - это если на меня дома будет влиять что-нибудь чистое и возвышенное, так что это закалит меня против всего, что может меня унизить. Я уже почувствовал на себе это влияние. Я знаю, что когда я говорю с вами, я бываю лучше. Вы, и никто другой, должны идти со мной рука об руку в жизни, а иначе я пойду совершенно один.
- О, Гарольд, я так счастлива!
И они все ходили в сумерках, которые постепенно сгущались, между тем как на темно-голубом небе над их головами стали показываться одна за другою звезды. Наконец, с востока подул холодный ночной ветер и напомнил им о реальном мире.
- Вы должны идти домой. Вы простудитесь.
- Мой отец будет беспокоиться обо мне. Сказать ему об этом?
- Да, если вам так угодно, мое сокровище! Или же я скажу ему завтра утром. Но нынче вечером я должен сказать об этом матери. Я знаю, что она будет в восторге.
- Надеюсь, что так будет.
- Позвольте мне проводить вас по садовой дорожке. Теперь так темно, а у вас еще не зажжена лампа. Вот галерея. Так до завтра, моя дорогая!
- До завтра, Гарольд.
- Сокровище мое!
Он наклонился к ней, и их губы встретились в первый раз. Затем, когда она отодвинула стеклянную раму, она услыхала, как он быстрыми твердыми шагами шел по выложенной щебнем садовой дорожке. Когда она вошла в комнату, то в ней была уже зажжена лампа, и тут находилась Ида, которая точно какая-нибудь злая маленькая фея танцевала перед ней.
- А у тебя нет ничего такого, что ты могла бы передать мне? - спросила она с важностью. А затем, бросившись на шею к сестре, она воскликнула: - О, ты моя милая, милая Кларочка! Как я рада! Как я рада!
Глава VII
"Venit Tandem Felicitas"
Ровно через три дня после того, как доктор и адмирал поздравили друг друга, радуясь тому, что этот союз еще теснее соединит их семьи, а их дружба сделается для них еще дороже и задушевнее, мисс Ида Уокер получила письмо, которое в одно и то же время и удивило и очень насмешило ее. Оно было прислано от соседей рядом с ними, и его принес после завтрака рыжий мальчик.
"Дорогая мисс Ида,- так начиналось это курьезное послание, а дальше шло уже в третьем лице: -Мистер Чарльз Уэстмакот надеется, что он будет иметь величайшее удовольствие покататься с мисс Идой Уокер на его трехколесном тандеме. Мистер Чарльз Уэстмакот приедет на нем через полчаса. Вы будете сидеть впереди. Преданный вам всей душой Чарльз Уэстмакот". Письмо было написано крупным почерком школьника; буквы, с очень тонкими штрихами наверху и нажимами внизу, стояли отдельно одна от другой, как будто бы тому, кто писал это письмо, стоило большого труда написать его.
Хотя письмо это было странно по форме, но смысл его был ясен, поэтому Ида поспешно пошла в свою комнату и только что успела надеть свое светло-серое платье для езды на велосипеде, когда увидела у входной двери тандем, на котором сидел его рослый и широкоплечий хозяин. Он подсадил ее на седло с более важным и задумчивым лицом, чем обыкновенно, и через минуту они быстро катились по прекрасным гладким пригородным дорогам по направлению к Форест-Гиллю. Тяжелая машина подпрыгивала и дрожала всякий раз, как этот атлет нажимал на педали своими большими ногами, между тем как миниатюрная фигурка в сером со смеющимся лицом и развевающимися по ветру золотистыми локонами, которые падали из-под маленькой соломенной шляпы с розовой лентой, только твердо держалась на своей насести, а педали вертелись сами собою у нее под ногами. Они проехали милю за милей, причем ветер дул ей прямо в лицо, а деревья, шедшие двумя длинными рядами по обе стороны дороги, только мелькали в глазах; они объехали кругом Кройдон и приближались к Норвуду с противоположной стороны.
