Вольдемар Балязин - Эпоха Павла I
Раны полководца
Сложными были у Суворова взаимоотношения с придворными. Особенно обострились они после смерти Екатерины II и вступления на престол Павла. «У меня семь ран, – говорил А. В. Суворов. – Две я получил в бою, а пять при дворе. Те две давно зажили, а эти пять все болят».
Суворов и Кутайсов. История первая
Больной Суворов, оказавшись в Петербурге, не смог поехать на аудиенцию к Павлу и попросил императора навестить его. Однако Павел не захотел поехать к Суворову, а прислал вместо себя И. П. Кутайсова. Суворов, узнав, что к нему вместо императора пожаловал Кутайсов, велел просить его, и когда тот в расшитом золотом мундире обер-шталмейстера вошел к нему в спальню, сделал вид, что не узнает, кто к нему пожаловал.
– Кто вы, сударь? – спросил Суворов.
– Граф Кутайсов.
– Граф Кутайсов? Кутайсов? Не слыхал. Есть граф Панин, граф Воронцов, граф Строганов, а о графе Кутайсове не слыхал. Да что вы такое по службе?
– Обер-шталмейстер.
(Здесь следует заметить, что по «Табели о рангах» чин обер-шталмейстера по дворцовому ведомству соответствовал полному генералу в армии и адмиралу на флоте.)
– А прежде чем были? – продолжал Суворов.
– Обер-егермейстром.
– А прежде?
– Камердинером.
– То есть вы чесали и брили своего господина?
– Точно так-с.
– Прошка! – закричал Суворов. – Ступай сюда, мерзавец! Вот, посмотри на этого господина. Он был такой же холоп, как и ты. Так он не турка, не пьяница! (Следует заметить, что Кутайсов был, как раз турком, крещенным самим Павлом. Однако, называя Прошку турком, Суворов, когда сердился, подчеркивал тем самым его сообразительность. «Турка» у Суворова означало слово, близкое по смыслу к слову «чурбан».) И продолжал:
– Вот видишь, куда залетел! И к Суворову его посылают! А ты, скотина, вечно пьян, и толку из тебя не будет. А вот ты возьми с него пример и будешь большим барином.
Кутайсов, конечно же, все понял и вышел от Суворова взбешенным, тем более что был не только спесив, но и умен. Он доложил Павлу, что Суворов не узнал его, и это следует объяснить тем, что князь из-за возраста и болезней впал в беспамятство.
Суворов и Кутайсов. История вторая
Однажды Кутайсов вскоре после получения им графского титула приехал к Суворову. Суворов выбежал к нему навстречу, суетился, кланялся в пояс и бегал по комнате, крича:
– Куда же мне посадить такого великого, такого знатного человека?! Прошка! Тащи стул! Тащи другой! Тащи третий!
И с помощью Прошки Суворов стал ставить стулья друг на друга, кланяясь Кутайсову и прося его сесть как можно выше.
– Туда, туда, батюшка! – кричал Суворов, показывая графу на верхний стул. – А уж свалишься – не моя вина!
Суворов и Кутайсов. История третья
Граф Кутайсов, тогда уже бывший одним из первых лиц в государстве, шел с Суворовым по коридору Зимнего дворца.
Вдруг Суворов остановился и стал низко кланяться одному из истопников.
– Что вы делаете, князь? – заметил Кутайсов Суворову. – Ведь это истопник.
– Помилуй Бог, – ответил Суворов, – ты – граф, я – князь; при милости царской не узнаешь, что этот будет за вельможа, так надобно задобрить его вперед.
Опала фельдмаршала
Павел, услышав, что Суворов с насмешкой отзывается о нововведениях в армии и говорит: «Пудра – не порох, букли – не пушка, косы – не тесаки, и все мы – не немцы, а русаки», – велел фельдмаршалу приехать к нему и в разговоре сказал Суворову:
– Надобно вам, фельдмаршал, оставить ваши странности и причуды.
– Поздно мне меняться, государь, – ответил Суворов. – А что касается странностей моих и причуд, то должен доложить Вашему Императорскому Величеству, что августейшая матушка ваша, Екатерина, тридцать лет терпела мои причуды и во дворце, и тогда, когда шалил я под Туртукаем, на Рымнике и под Варшавой.
Павел промолчал, но 6 февраля 1797 года издал приказ: «Фельдмаршал граф Суворов, отнесясь Его Императорскому Величеству, что так как войны нет, то ему делать нечего, за подобный отзыв отставляется от службы».
И в феврале 1797 года Суворов был отстранен от должности и отставлен от службы без права ношения мундира, а 5 мая 1797 года выслан в село Кончанское Новгородской губернии под надзор местной администрации. Там он занимался хозяйством, много читал, а порой играл с мальчишками в бабки. Когда кто-нибудь удивлялся этому, то Суворов отвечал: «Сейчас в России столько фельдмаршалов, что им только и дела, что в бабки играть». Такой его ответ объяснялся тем, что за свою более чем полувековую службу он был свидетелем производства в звание фельдмаршала четырнадцати генералов, причем последним из них был он сам, получив звание фельдмаршала в 1794 году, будучи в возрасте шестидесяти четырех лет, за взятие Варшавы.
А при императоре Павле, отставившем Суворова от службы, только за один год фельдмаршалами стали восемь генералов. Отсюда и его ирония.
Тайна стратегического плана
Вскоре обстоятельства жизни Суворова резко переменились. В начале февраля 1799 года он вновь был зачислен на службу в чине генерал-фельдмаршала, а 1 марта того же года назначен главнокомандующим союзными русскими, австрийскими и итальянскими войсками, объединившимися для борьбы против революционной Франции.
Через две недели после этого Суворов прибыл в Вену. Перед походом в Италию, собрав союзных генералов, Суворов сказал, что хотел бы услышать от них рассуждения о плане грядущей кампании. Когда все высказались, Суворов развернул на столе рулон бумаги, и вместо ожидаемой карты все увидели девственно чистый белый лист. Улыбнувшись всеобщему недоумению, Суворов проговорил:
– Если бы даже кроме меня знала мои планы хотя бы одна моя шляпа, то и ее я бы немедленно сжег.
Национальный характер ремесла
Когда король Сардинии присвоил Суворову звание генералиссимуса сардинских войск, то к нему пришел портной, чтобы снять с Суворова мерку и затем сшить соответствующий синий мундир генералиссимуса с золотым шитьем по всем швам.
Узнав о приходе портного, Суворов спросил:
– А какой он нации?
– Какая же в том разница? – удивился доложивший ему о визите мастера дежурный генерал.
– А вот какая, – ответил Суворов. – Если он француз, то я буду говорить с ним по-французски, как с артистом иглы; если немец, то по-немецки, как с кандидатом, магистром или доктором мундирологического факультета; если итальянец, то по-итальянски, как с маэстро или виртуозо на ножницах.
Портной оказался итальянцем.
– Это хорошо, – сказал Суворов, – никогда не видел итальянца, одетого в тесную одежду, он сошьет мне просторный мундир, и мне будет в нем раздольно.
Талант и рутина
Заметив храбрость и расторопность одного из австрийских унтер-офицеров, Суворов как главнокомандующий союзными войсками велел представить его к офицерскому званию. Однако австрийский командующий возразил, что, вопервых, этот унтер-офицер не дворянин, а во-вторых, служит совсем недавно. «Боже мой, – сказал Суворов, – дарование в человеке есть бриллиант в скорлупе. Отыскав его, надобно тотчас очистить и показать его блеск. Талант же, выхваченный из толпы, преимуществует перед многими другими. Он всем обязан не породе, не искусству, не случаю, и не старшинству, но самому себе. Старшинство есть большею частью удел посредственных людей, которые не дослуживаются, а доживают до чинов. О немогузнайка, нихтбештимзаген! Нет, родимая Россия! Сколько из унтеров возлелеяла ты героев!»
И был в тот день Суворов и скучен, и сердит.
Оценка Петра Ивановича Багратиона
Однажды Суворову принесли письменную просьбу от одного из генералов, находившегося в отставке, но просившегося к нему в армию. Просьба была написана прекрасным слогом, и секретарь, ходатайствовавший за просителя, обратил внимание Суворова на то, каким отличным языком написано прошение. «Да, хорошо написано, – сказал Суворов, – но мне нужен генерал, а не министр. Мой Багратион так не напишет. Зато имеет присутствие духа, расторопность, отважность и счастье. Ум его образован более опытами, нежели теорией. В беседе с ним его не удивишь. Но он исполняет все мои приказы с точностью и успехом. Вот для меня и довольно».
Корректива к похвале
Однажды пламенный обожатель Суворова Федор Васильевич Ростопчин написал секретарю Суворова Егору Борисовичу Фуксу: «Участь ваша завидна: вы служите при великом человеке. Румянцев был герой своего века, Суворов – герой всех веков».
Фукс прочел эти слова из письма Ростопчина Суворову, и тот ответил: «Нет! Суворов – ученик Румянцева!»
Девизы Суворова
В практике русской геральдики известны случаи, когда дворянин, получая титул, менял девиз, стараясь сохранить основной смысл его прежнего родового девиза. Наиболее ярко видно это на примере великого Суворова.
Девиз дворян Суворовых гласил: «Вера, наука, честь». Когда же за победу над турками, произошедшую на реке Рымник 11 сентября 1789 года, Суворов был пожалован «графским Российской империи достоинством» с добавлением к фамилии Суворова приставки «Рымникский», то ему повелено было иметь девиз «За веру и верность». Однако впереди его ждал новый титул князя Суворова-Италийского, преподнесенный старому воину в конце его жизни, 8 августа 1799 года, за совершение беспримерного в истории похода в Италию и Швейцарию. И тогда Суворов, уже как князь Италийский, снова переменил девиз, который теперь звучал так: «За веру и ревность».
