Герберт Скурла - Александр Гумбольдт
во время сибирской экспедиции я ступил на землю Самары, откуда Форстер-старший послал Линнею в Упсалу несколько экземпляров странно одичавшей пшеницы, я же там был в 1829 году, а Рейнгольд Форстер с мальчиком Георгом — в 1765-м, за четыре года до моего рождения; при императоре Александре I я был в 1812 году приглашен графом Румянцевым совершить большое естественнонаучное путешествие по азиатской части страны, подобно тому как Георг Форстер при императрице Екатерине II был приглашен совершить кругосветное путешествие с научными целями капитаном Муловским; та же горечь обманутых сладчайших надежд, те же препятствия на пути экспедиции: война — то с французами, то с турками».
Гамбург и новые планы на будущее
Расставшись со своим знаменитым спутником в Майнце в июле 1790 года, Александр фон Гумбольдт вскоре отправился в Гамбург, чтобы продолжить свои занятия там. Но чем бы он теперь ни занимался, перед глазами у него стоял пример Форстера и богатые коллекции Джозефа Бэнкса, позволившие ему краешком глаза заглянуть в заповедные уголки мира. «Сильная, внезапно вспыхнувшая страсть к морю и к путешествиям в тропические страны завладела всеми моими помыслами и окончательно определила планы на будущее, осуществить которые оставалось в удобный момент — после смерти матери».
Вольный имперский и ганзейский город Гамбург своего университета еще не имел, но там было одно крупное учебное заведение, к которому Гумбольдт в последнее время приглядывался все пристальнее: частная торговая академия, основанная только в 1767 году и уже успевшая завоевать мировое имя. Англичане, русские, датчане, шведы, испанцы и американцы осваивали здесь основы науки большой коммерции. Молодых немцев эта академия привлекала потому, что камеральные науки преподавались в ней с более трезвым учетом практических потребностей экономики страны, чем в университетах. Кроме того, постоянное общение с иноземными студентами позволяло между делом изучать языки и обычаи иных стран не по книгам, а в живой беседе (в высших учебных заведениях Германской империи хорошо было поставлено преподавание лишь классических, «мертвых» языков). Академию возглавлял Иоганн Георг Бюш, ее основатель, человек демократических и гуманистических воззрений, нередко пускавший в ход свое политическое влияние с целью облегчения участи беднейших слоев населения города.
Открывающиеся тут возможности Гумбольдт со свойственной ему целеустремленностью вознамерился использовать сполна. Он поселился в одной комнате с англичанином и вообще предпочитал общаться с иностранцами, чтобы быстрее овладевать их языками. На лекциях он запоминал все то, что надо было знать о колониальных товарах, о денежном обращении, об основах бухгалтерии, самостоятельно же штудировал книги по ботанике и минералогии.
Необычные растения с Гельголанда, случайно попавшие к нему в руки, завлекли однажды его на этот остров в штормовую погоду: совершить экскурсию к месторождениям медистых сланцев в окрестностях Рихельсдорфа в Гессене его побудило «огромное скопление окаменевших рыб», покрытых мелкой галькой, и других, не вполне понятных ему окаменелостей. Александр изучал собранные в морском мелководье остатки растений, размышлял над возникновением костей животных, пытался проникнуть в загадку таинственного фосфоресцирующего свечения картофеля. Он был частым гостем в доме крупного коммерсанта Зифекинга, где еще хорошо помнили те времена, когда в Гамбурге жил и работал Лессинг, а также в доме писателя Маттиаса Клаудиуса. Одним словом, не скучал. И все же в письме к одному из своих знакомых в январе 1791 года он писал: «Живется мне в Гамбурге сносно, хотя и не очень радостно — менее, чем даже в Геттингене, где общество одного-двух друзей и близость гор, поросших мхами и лишайниками, скрашивали мне однообразие будней… Однако же в общении, под которым здесь понимают совместные обеды, я недостатка не испытываю. Я принят во всех видных кружках — и в буржуазных, и в аристократических, которые по похвальному индейскому кастовому образцу свято держатся на порядочной дистанции друг от друга. Поскольку все поголовно играют в карты, то до ужпна я стараюсь в обществе не появляться…»
Время, отведенное госпожой фон Гумбольдт сыновьям на образование, истекало. Предстояло выбрать профессию. Страсть к морским путешествиям в дальние страны с чиновничьей карьерой не совмещалась. Как ни угнетала Александра необходимость принять окончательное решение, он сделал это с тяжелым сердцем, но без колебаний — в угоду своенравной владелице замка Тегель. Правда, он нашел компромиссный вариант, позволявший учесть и материнские пожелания, и собственные склонности и не преграждавший ему путь к осуществлению его замыслов. Такую возможность предоставляла ему служба в прусском горно-промышленном ведомстве.
С того момента, как Гумбольдт обратился к изучению рейнских базальтов, особой его любовью, помимо ботаники, стала геология. На Британских островах он пристально обследовал горные формации в центральной части Англии в графстве Дерби, а расставшись с Форстером, совершил еще одно путешествие по Германии (по маршруту: Майнц — Геттинген — Гамбург — через горы Фогельсгебирге и Рён). И, как выяснилось, время потратил не напрасно: его работа о рейнских базальтах привлекла внимание специалистов.
Обращению к горному делу благоприятствовало и то обстоятельство, что бразды правления прусскими шахтами, рудниками и соляными разработками находились в руках государственного министра фон Хайница, основателя Саксонской горной академии во Фрейберге (1765 г.), человека очень делового, открытого новым веяниям, терпимого к людям, не разделявшим его убеждений, сторонившегося распутной придворной клики и стремившегося привлекать в свое ведомство знающих и энергичных людей. Юридической и камералистской подготовки Гумбольдта для такой службы было вполне достаточно, не хватало лишь основательного знакомства с горным делом, чтобы занятия им могли стать одновременно и профессией и сферой научных исследований. Поэтому Александр решил провести последние полгода, оставшиеся ему на завершение образования, во Фрейберге под руководством Абраама Готлоба Вернера.
Гамбург он покинул весной 1791 года; несколько недель провел с братом в Берлине и Тегеле и подал прошение о принятии его на службу в ведомство горнорудной промышленности и металлургии. Еще до отъезда из Берлина он получил предварительное уведомление министра, что «сразу же по возвращении из Фрейберга будущей зимой он будет допущен не только к докладам, то есть устным сообщениям, на основании которых министр принимает то или иное решение по линии соляного, горнорудного и вестфальского регионального департамента, но и в целях лучшего знакомства с канцелярскими формальностями будет зачислен асессором cum voto при администрации горнорудной промышленности и главной администрации торфяных разработок».
Целеустремленная учеба во Фрейберге
Горная академия во Фрейберге пользовалась в те времена мировой известностью. И если в этот затерянный на отрогах Рудных гор крошечный городок, обязанный своим рождением открытию залежей серебряных руд, теперь со всех концов света съезжались геологи, минералоги и специалисты горнорудного дела, то главная заслуга в этом принадлежала одному из самых известных ее преподавателей — Абрааму Готлобу Вернеру. В письме к Вернеру от 25 июля 1790 года (в связи с пересылкой ему работы о рейнских базальтах) основателя геогнозии и металлургической науки Гумбольдт сравнивал с великим шведским систематизатором растений и подчеркивал, что Вернер «делает для минералогии столько, сколько сделал для ботаники Линней». В этих словах не было и тени лести, это совершенно искреннее признание той выдающейся роли, которую сыграли работы молодого Вернера в научном изучении земной коры.
Вернер, глава нептунистов, стоя за кафедрой, отстаивал свои идеи красноречиво и темпераментно, однако в шахте он также чувствовал себя почти как дома, не менее уверенно, чем в большой аудитории или в лаборатории. Смысл науки он, подобно другим подлинно выдающимся ученым, видел в служении на благо человечества.
Познакомившись с планами Александра Гумбольдта, Вернер их одобрил и выразил готовность оказывать ему посильное содействие. Для начала он прикрепил к нему одного из самых сведущих в горном деле студентов — Карла Фрайеслебена, которому и поручил сопровождать Гумбольдта в поездках по шахтам и рудникам.
«Я очень, очень доволен жизнью во Фрейберге», — говорится в одном из первых писем Александра. «Здесь я смогу осуществить все свои научные планы, с которыми я сюда приехал. Дел накопилось много, и я приступил к ним сразу по приезде. Почти каждое утро с семи до двенадцати часов я провожу в шахтах, в послеобеденное время у меня аудиторные занятия, а по вечерам я выхожу поохотиться, как это называл Форстер, за мхами».
