Борис Башилов - Робеспьер на троне
Г. Федотов ведет родословную интеллигенции от Петра, он пишет, что:
«По-настоящему, как широкое общественное течение, интеллигенция рождается с Петром…» И признав это, он имеет мужество признать то, что обычно не признают русские западники, что «Сейчас мы с ужасом и отвращением думаем о том сплошном; кощунстве и надругательстве, каким преломилась в жизни Петровская реформа. Церковь ограблена, поругана, лишена своего главы и независимости. Епископские кафедры раздаются протестанствующим царедворцам, веселым эпикурейцам и блюдолизам. К надругательству над церковью и бытом прибавьте надругательство над русским языком, который на полстолетия превращается в безобразный жаргон. Опозорена святая Москва, ее церкви и дворцы могут разрушаться, пока чухонская деревушка обстраивается немецкими палатами и церквами никому неизвестных угодников, политическими аллегориями новой Империи…» И дальше Г. Федотов заявляет то, о чем в наши дни хранят уже совершенно гробовое молчание русские европейцы — поклонники Петра и ненавистники большевиков. «…Не будет преувеличением сказать, что весь духовный опыт денационализации России, предпринятый Лениным, бледнеет перед делом Петра. Далеко щенкам до льва. И провалившаяся у них «живая» церковь блестяща удалась у их предшественника, который сумел на два столетия обезвредить национальные силы православия».
X. ВСЕШУТЕЙШИЙ СОБОР И ЕГО КОЩУНСТВА
На Церковном Соборе 1667 года было сформулировано следующее понимание духовной и царской власти: «Да будет признано заключение, что Царь имеет преимущество в делах гражданских, а Патриарх в делах Церковных, дабы таким образом сохранилась целою и непоколебимою стройность церковного учреждения». Этот взгляд находился в силе до 1700 года, до начала церковной реформы, проведенной Петром I, когда он осуществил идею европейского протестантизма.
Прежде чем провести эту реформу, сын Тишайшего царя прошел длительный путь отталкивания от православия. «На Кокуе началось, как вспоминает князь Куракин: — «дебошство, пьянство так велико, что невозможно описать». В этой обстановке зародился и вырос «Всешутейший Собор», — пишет Иванов с «неусыпной обителью шутов и дураков. Друзья протестанты во главе с Лефортом настраивают Петра против православия.
Петр охладевает к своей религии, «все симпатии переносит к протестантам».
«Всешутейший Собор имел весьма сложную организацию и, конечно, был создан не русской головой».
«На этой почве безудержного разгула, — указывает С. Платонов, вырос и знаменитый «всешутейший собор» с «неусыпаемой обителью» шутов и дураков. Если последняя «обитель» отражала в себе старый туземный обычай держать шутов и ими забавляться, то «собор мог сложиться в форме грубой пародии сначала на «католицкую» иерархию, а потом, по мере увеличения затеи и на православное архиерейство, — только в обстановке, разноверного, в большинстве протестантского и вольномысленного общества немецкой слободы. «Всешутейший собор» был попыткой организовать ритуал пьяных оргий в виде мистерий Бахуса. Пьяницы составляли правильную коллегию служившую Бахусу под главенством «Патриарха» и состоявшую из разных священных чинов до «дьяконов… включительно».
«Имея резиденцию в Пресбурге (почему патриарх и назывался Пресбургским), собор действовал там и в слободе, а иногда выскакивал и на московские улицы, к великому соблазну православного народа».
«…Борясь с Патриаршеством, — указывает М Зызыкин, — которое по своему государственному положению было олицетворением тех церковных идеалов, которые призвано было иметь и само государство по теории симфонии, Петр принужден был озаботиться в этой борьбе с церковными идеалами жизни житейским и теоретическим дискредитированием того, кто своим саном и положением в государстве был носителем их для членов Церкви и для членов государства, то — есть с Патриархом».
С целью дискредитирования Патриарха и вообще церковных властей, по свидетельству Скворцова, автора исследования «Патриарх Андриан», Петром был создан «всешутейший», сумасброднейший и всепьянейший собор» князя Иоаникиты, Патриарха Пресбургского, Яузского и всего Кокуя.
При патриархе Пресбургском находилось 12 кардиналов, епископов и архимандритов, составленных из числа самых больших пьянчуг и безобразников Москвы и Кокуя — Московской иностранной слободы». Все эти лица носили с одобрения Петра прозвища, которые, по словам историка Ключевского, никогда не смогут появиться в печати».
Ларец для хранения бокалов являлся копией переплета Евангелия.
«Одним словом, — .пишет Ключевский, — это была неприличнейшая пародия церковной иерархии и церковного богослужения, казавшаяся набожным людям пагубой души, как бы вероотступлением, противление коему — путь к венцу мученическому».
По свидетельству современников Петра Первого: — эта «игра» пьяных самодуров в боярских дворах была такая «трудная, что многие к тем дням приготовлялись как к смерти»; «сие славление (праздники) многим было бесчестное и к наказанию от шуток не малому; многие от дураков были биваны, облиты и обруганы».
Вот как описывает в своем «Дневнике» Корб, секретарь посольства австрийского императора Леопольда, знаменитый «Всешутейший Собор» Петра Первого. Дело было в Москве, в 1699 году, во время страшного розыска и казни стрельцов, когда Петр, по словам Пушкина, был «по колена в крови».
«Февраль 21. — Особа, играющая роль Патриарха, со всей труппой своего шутовского духовенства праздновала торжественное посвящение богу Вакху дворца, построенного царем и обыкновенно называемого дворцом Лефорта. Шествие, назначенное по случаю этого обряда, выступило из дома полковника Лимы. Патриарха весьма приличное облачение возводило в сан Первосвященника: митра его была украшена Вакхом, возбуждавшим своей наготой любовные желания; Амур и Венерой украшали посох, чтобы показать какой паствы был сей пастырь. За ним следовала толпа прочих лиц, изображавших вакханалию: одни несли большие кружки, наполненные вином, другие — сосуды с медом, иные — фляги с пивом, с водкой, последним даром в честь Сына Земли. И как, по причине зимнего времени, они не могли обвить свои головы лаврами, то несли жертвенные сосуды, наполненные табаком, высушенным в воздухе, и, закурив его, ходили по всем закоулкам дворца, выпуская из дымящегося рта самые приятные для Вакха благоухания и приличнейший фимиам…» Чем этот антирелигиозный маскарад, проводимый царем Петром лучше таких же дурацких религиозных карнавалов, устраиваемых в религиозные праздники комсомольцами, наряжавшихся как и Петр патриархами и священниками. Не есть ли эти комсомольские карнавалы простое подражание всешутейшему собору Петра, почитаемого большевиками ревнителем западной культуры. То, что Петр попирал народные традиция во имя будущего блага народа — не есть оправдание.
Тогда надо оправдывать и большевиков, которые уверяют, что они тоже надругались над всем, что дорого сердцу народа во имя прекрасного будущего.
«Сам Петр был протодьяконом в этом соборе. У собора были свои молитвы и песнопения, свои облачения и т. д.». Бывало, что на первой неделе поста, когда богобоязненные москвичи посвящали все время постам и молитвам, «всепьянейший собор» Петра в назидание верующих устраивал шуточную покаянную процессию» «Его всешутейшество» выезжал окруженный своими сподручниками в вывороченных полушубках на ослах, волах или в санях, запряженных свиньями, козлами и медведями. Такое подражание церковному богослужению в глазах народа было богохульством и поруганием веры».
Об уставе этого всешутейшего собора даже составитель биографии Петра Первого В. Мавродин, изданной советским издательством «Молодая Гвардия», отзывается так: «Придет время, когда Петр, как мы увидим, старательно выработает другой устав, устав «Всешутейшего и сверхпьянейшего собора», который даже с точки зрения самых отъявленных вольнодумцев XVIII века явится олицетворением богохульства».
Во время свадьбы учителя Петра 84-летнего Зотова, наряженные в маски собутыльники Петра сопровождали Зотова с женой «в главную церковь, где венчал их столетний священник. Перед этим последним, потерявшим уже зрение и память и еле стоявшим с очками на носу, держали две свечи, и в уши кричали ему, какие он должен читать молитвы перед брачною парою».
Выборы нового патриарха всешутейшего собора в 1718 году были кощунственной пародией на церковный чин избрания патриарха всея Руси.
«Бахус, — пишет историк Шмурло, — несомый монахами, напоминал образ, предшествуемый патриарху на выходе; речь князя-кесаря напоминала речь, которую Московские цари обыкновенно произносили при избрании Патриархов».
«Наконец, — утверждает Иванов, — это не было временным явлением, вызванным к жизни каким-нибудь обстоятельством, нет это было постоянным убеждением Петра и признанием его необходимости. Яростные нападки на Церковь и глумление над обрядами Православной Церкви, доходившие до открытого кощунства, Петр сохранил до самой смерти».
