Михаил Белов - Мангазея
План-макет крепости Мангазеи (реконструкция М. И. Белова, выполненная по материалам раскопок 1968 г.).
К осени город был построен. Он получился небольшим, если сравнивать его с другими северными городами. По измерению мангазейских землемеров, «вкруг всего города» было «мерою 131 сажень печатный», т. е. 281 метр. Внушительными по северным условиям являлись его крытые листами и тесом башни и стены, по которым расхаживали одетые в красивые кафтаны тобольские и березовские стрельцы. Стоял город на высоком месте «над Тазом рекою». С любой башни открывался вид на окрестности и на две окружавшие город речки — Ратиловку и Осетровку, куда на осень заводили свои суда торговые и промышленные люди. Взять такой город приступом было почти невозможно. Объехать его кругом по овражкам и ложкам в летнее время нельзя. С двух выходивших на Таз башен, Зубцовской и Давыдовской, просматривалась река Таз. Мангазея действительно стала форпостом в Северной Сибири, из нее началось позднее продвижение «встречь солнцу», она стала руководить подчинением и освоением огромного края.
Очевидно, красив был город, бросался в глаза своими островерхими башнями, золочеными куполами церквей, коньками кровель. Сотни людей трудились, создавая это великолепие.
Жеребцов и Давыдов не только Мангазею построили. В 1607 г. они создали на реке Турухан ясачное зимовье, с которого начались казачьи и промышленные походы на далекий Таймыр и реку Лену. В 1608 г. по распоряжению этих воевод из Туруханского зимовья на восток отправился отряд крещеного пустозерского самоеда Игнатия Ханептека. Ханептек прошел до кочевий тунгусского племени буляши, что на среднем течении Нижней Тунгуски, и объясачил его. А это было уже на пути в бассейн «славной и великой реки Лены».
МИРСКАЯ ОБЩИНА
Первые два десятилетия жизни города, как понял из документов Данила Наумов, являлись временем его расцвета. Весть о новом городе широко распространилась по всей северной России и позвала сотни и тысячи людей. Во всех документах, в воспоминаниях об этом времени неизменно говорилось, что ходили тогда в Мангазею «на кочах с товары и с запасы большим морем многие люди». Или: «В прошлых, государь, годех в Мангазею приходило торговых и промышленных людей с Руси и из Сибири (из Тобольска и Березова) человек по 600 и по 700 и больше». Вся эта огромная масса людей стекалась в город, заполняла его площади, улицы, шумела в ярмарочные дни и праздники. Среди тех, кто приезжал в Мангазею, было немало поморов — крестьян из северных областей Руси. Это были пустозерцы и мезенцы, кеврольцы к пермяки, пинежане и холмогорцы. Постройка острога и города Мангазеи, новые торговые порядки не отпугнули людей от прибыльных промыслов. По-прежнему они уходили в тайгу и всю зиму ловили соболя кулемами и обметами — специальными ловушками для этих хитрых и увертливых пушных зверьков. Весной возвращались в Мангазею или оставались в ясачных зимовьях, где вели торг и обмен «русских товаров» на соболей. В наказной памяти мангазейским воеводам Ивану Пушкину и Федору Уварову от 1623 г. отмечалось, что промышленные люди весьма своеобразно обошли установленные первыми воеводами порядки. Они нарушали их в той части, где говорилось о пушной торговле после ясачного сбора. Система нарушений складывалась постепенно. «Приезжают, — писали в одной наказной памяти со слов воеводы, — в Мангазею с Руси из розных изо многих городов торговые и промышленные люди для торговых своих и соболиных промыслов и выбирают промеж себя в Мангазейском уезде в зимовья в толмачи и в целовальники своих городов друзей и дают (в рост) им свои товары и рухлядь на сто и на два и на три и на пять сот и на шесть сот рублев, а от них воевод таятся. И тем толмачом и целовальникам заказывают накрепко, чтоб им про то было не ведамо». На эти «товары» толмачи и целовальники, оказывается, покупали лучшие соболи и бобры «прежде государева ясаку». Более того, до своих торгов и промыслов они не пускали стрельцов в остяцкие и самоедские городки, так что, жаловались воеводы, достается стрельцам в ясак худшая «мяхкая рухлядь» и то «невеликие соболи». «Да те же толмачи и целовальники, — говорилось в наказе, — задалживают (отдают в займы) невеликими долги — дают рубли по два и по три и за тот де они свой долг емлют на ясачных людях лучшие соболи и бобры и всякую мяхкую рухлядь годов по пяти и по шти, а долг де на тех же ясачных людях оставается. И от тово государевы ясачные люди стали без оленей и без промыслов и от тово ясачные люди в Мангазейском уезде во всех зимовьях многие померли, а иные разбрелися розно». Говорилось в наказе и о том, что поморы «живут в Мангазейском уезде с самоедью и с остяки лет по десяти и по пятнадцати и… переженилися на самоедских и остяцких жонках и от них де научилися самоядским и остяцким языком, а иные и до того умели теми языку говорити и те де люди также государевых ясачных людей задалживают… и емлют на них за те свои долги лучшие соболи и бобры». Такие торги и промыслы, по словам воевод из Мангазеи раньше были неизвестны. Так, оказывается, ответили поморы-промышленники на новые царские порядки в Мангазейской земле.
Из наказа становилось понятно, почему Мангазея собирала в казну несравненно меньше соболей, чем другие сибирские воеводства. Ясачный сбор Мангазеи колебался от 800 до 2500 соболей в год, тогда как, например, на Лене он составлял несколько десятков тысяч соболей. Мангазейские воеводы Пушкин и Уваров обязаны были навести порядок — избрать новых «честных» целовальников и увеличить сбор казны. Но сделать это оказалось не так-то просто. И все осталось по-прежнему.
Мангазея создавалась не только как город-крепость, в которой несли службу стрельцы и казаки. Не была она только и перевалочным пунктом. В городе имелся свой посад. Из Тобольска и более южных областей сюда прибыли ремесленники, кузнецы, кочевых и карбасных дел мастера, сапожники, пекари, пивовары, гончары и т. д. Мангазейский посад располагался между южной стеной и рекой Осетровкой. В северо-западной части посада стояла церковь Успенья, считавшаяся общинной, так как строилась на посадские деньги. Жизнь посада ничем не отличалась от жизни северных городов. Все обитатели посада, а также приезжие торговые и промышленные люди объединялись в общину, имевшую определенные права и обязанности. Во главе общинного управления стоял «заказной целовальник», избранный на определенный срок сходом.
Тяжелой повинностью посада считался «воеводский посул» — денежные подарки воеводе. Пришел в Сибирь этот обычай из старой удельной Руси, где известен был под названием «воеводского кормления». Боярин-воевода на «законном основании» требовал от населения средств на прокормление его двора. Известны случаи, когда воевода отказывался явиться в город и волость, если они не могли обеспечить ему кормление. «Воеводский посул» — это тоже своего рода кормление, только в иной, более тонкой форме. По приезде воеводы в Мангазею выбранный целовальник и старшие торговые люди делали ему денежное подношение. Иногда это выражалось в солидной сумме — 2000–3000 рублей.
Но «посулом» не исчерпывались претензии воевод к общине. Посад снаряжал служилые экспедиции в ясачные зимовья. Посылка стрельцов в зимовья оплачивалась общиной. Ясачным сборщикам покупали карбасы и паузки, паруса и якоря, пешни, мерёжи, поставляли провизию — муку, рыбу, оленину и, наконец, нанимали опытных «вожей». На обязанности мира-общины ложилось также содержание атаманов — заложников. Эти несчастные люди, обычно старейшины рода, сидели в кандалах, которые, кстати говоря, тоже приобретала община. Пищу для аманатов в аманатскую избу — полутемное помещение — поставляла также община. На ее обязанности, кроме того, лежали немалые тягловые повинности — перевоз мангазейской ясачной казны в Тобольск, оплата всякого рода служебных поездок. Она же производила ремонт съезжей избы, содержала денщиков, охраняла гостиный двор и таможню. Большие расходы несла община на обслуживание воеводского двора. Расходы шли на содержание воеводских теремов, на всякие дворовые поделки, а иногда и на новые постройки. Приказывал воевода возить ему дрова, топить баню и даже содержать банщика. Обеспечивала община прокормление воевод. Покупала им хлеб, соль, рыбу, варила пиво.
План городища Мангазеи по раскопкам, 1968 г. (выполнен Р. И. Юнак).
1 — луг с кустами. II — кусты с лишайниковой растительностью, III — редкий лес, IV — заболоченный кустарник, V — песчаная коса, VI — обрывистый берег с земляной осыпью, VII — лес, полоса леса, VIII — граница контуров растительного покрова, IX — тропа (оленья), X — площадь и контур раскопов, XI — задернованные контуры построек, XII — местоположение разрушенных стен и башен, XIII — номер раскопа, XIV — направление течения. Название раскопов: 1 — жилой и торгово-промышленный комплекс зданий (на посаде), 2/6 — комплекс воеводского двора, 3 — угловая Ратиловская башня, 4 — угловая Успенская, Спасская башни и городни, 5 — Успенская церковь, 7 — Троицкая церковь, 8 — медеплавильная мастерская с комплексом жилых построек. 9 — медеплавильная мастерская с комплексом жилых построек, 10 — жилая постройка на посаде, 11 — часовня Василия Мангазейского. 12 — съезжая изба и караульное помещение, 13 — ремесленная постройка на окраине посада Мангазеи.
