Амеде Ашар - Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем
- Какой приятный оруженосец! А заглядывает ли он хоть иногда в этот кабачок после того случая, когда ты столь любезно указал ему туда дорогу?
- Хоть иногда? Зачем вы его обижаете?! Да он ходит теперь туда каждый день, к тому же дважды: утром, чтобы освежить мозги, а вечером - чтобы снять усталость.
- Надо, чтобы ты помог нам устроить засаду по соседству с этим самым слабым анжуйским, к которому твой друг оруженосец испытывает столь нежное чувство привязанности.
- Господа! Я далек от мысли, что нам это не удастся. Я попробовал тогда немного этого вина, которое подает матушка Фризотта, эдакая кумушка с пылающим взором. Когда-то я даже был к ней неравнодушен... Кстати сказать, кабачок стоит на опушке леса, у пустынной дороги, и как раз в такое время, как сейчас, оруженосец мэтр Ганс любит наведаться туда, что бы пообщаться с кувшинами матушки Фризотты... А потому, мне кажется, пора! Следуйте за мной! Я знаю, что поблизости от кабачка есть кое-какие темные закуточки, где можно будет поджидать оруженосца, отдыхая. Когда её величество Фризотта выйдет из своего заведения куда-нибудь в погребок, я потребую позволения первым допросить его - тогда я отомстил бы ему за страх, который он не раз внушал мне своей начищенной до блеска рапирой.
- Принимаю твой план, - согласился Рено.
Каркефу встал. Г-н де ла Герш последовал его примеру, и они втроем отправились в путь. Уже через час Арман-Луи, Рено и Каркефу добрались до кабачка матушки Фризотты, оттуда доносилось пение.
- Мерзавец! - сказал Каркефу. - Он уже там! Он не подождал меня!
Друзья обменялись недоуменными взглядами.
- А если, вместо того, чтобы томиться здесь в холоде и скуке, мы все же войдем внутрь? - предложил Арман-Луи.
- Да, пожалуй, - согласился Рено.
- Господа, как мы уже договорились, я вхожу первым, предупредил Каркефу. - Но если меня убьют - прошу: помолитесь за мою душу.
Прямо у двери кабачка Каркефу столкнулся с матушкой Фризоттой, смазливой пухленькой брюнеткой, которая приветливо улыбалась. Он игриво поцеловал её в обе щеки.
- Моя принцессочка! - сказал он. - Эти два молодых сеньора хотят обсудить очень важное дело с мэтром Гансом. Не пугайся, если они немного пошумят. За разбитые кувшины и прочее будет заплачено.
- Любезный маркиз де Шофонтен! Милейший граф де ла Герш! - Проходите, господа! Я - глуха и нема, - пригласила кабатчица.
Каркефу пристроился рядом с ними и, поглаживая подбородок, поглядел на двух друзей, глаза его, казалось, говори ли при этом: "Вот так все решается!".
Почти тотчас же он толкнулся в дверь небольшой комнаты, где мэтр Ганс, погруженный в созерцание керамической кружки, размышлял о превосходстве анжуйского вина над немецким пивом. Естественно, что в этот момент он с презрением относился к ячменю и хмелю - составляющим пива. Каркефу легонько стукнул его по плечу.
- Поговорим, приятель, - сказал он.
И, взяв кружку мэтра Ганса, залпом опустошил её.
Одновременно Арман-Луи и Рено сели по обе стороны стола: один, наставив на него пару пистолетов, другой - обнаженный сверкающий кинжал.
Мэтр Ганс стал бледным как смерть.
- Что все это значит? - крикнул он.
- Увы, это означает, что эти господа обеспокоены вашим здоровьем, мой господин! - ответил Каркефу. - Они полагают, что вы относитесь к своему здоровью с небрежностью, которая внушает опасения... К примеру, вы позволяете себе прогуливаться вечером по лесу с очень неприветливыми людьми.
- Кто - я? - пролепетал мэтр Ганс.
- Вы, почтенный оруженосец! Тогда как вечерний воздух весьма вреден для здоровья! Кроме того, вы зачем-то входите в замок этого дворянина, Каркефу указал на Армана-Луи. - И к тому же входите почему-то по куртинной лестнице, а выходите через караульную дверь. Затем едете по скверной дороге, рискуя упасть и сломать ногу.
- Это недоразумение, друг мой: в эту пору я уже облачаюсь в ночное платье, чтобы, после молитвы, отойти ко сну.
- Вас узнали, мэтр Ганс, несмотря ни на что - будь вы хоть в шапке из лисьего меха, вроде этой, что у вас на столе.
Бедный оруженосец схватил злополучную шапку, пытаясь сбросить её под лавку.
- Слишком поздно! - остановил его жестом Каркефу. - Но, чтобы не подвергать вас этому жуткому падению на скверной жуткой дороге, эти господа желают знать: что за человек увлек вас с собой в это мрачное ночное путешествие, и с какой целью вы взбирались с ним наверх к господину де Паппен гейму?
Мэтр Ганс был в полной растерянности: с одной стороны, он видел перед собой два пистолета внушительного вида и зловеще сверкающий кинжал, с другой стороны, он понимал, что его благородный хозяин не простит ему его болтливость. Любому, кто лишь едва откроет рот, граф Годфруа обещал проломить голову, - этот способ он считал самым надежным, чтобы научить своих слуг молчанию. Мэтр Ганс задрожал от страха при мысли об этом. Но тут ему в голову пришла идея: не показать ли для начала свою смелость, а потом, если она ни на кого не произведет впечатления, - сдаться?!
- А если мне нравится молчать! - рявкнул мэтр Ганс, положив руку на гарду своей рапиры с видом Титана. - Найдется ли здесь кто-нибудь, способный заставить меня заговорить?
- Каркефу! - позвал Рено.
- Слушаю, господин маркиз!
- Нет ли у тебя куска веревки в кармане?
- Всегда найдется, - Каркефу положил на стол два локтя хорошей пеньковой веревки, тонкой, ровной и очень крепкой. - Совсем новая, добавил он.
Мэтр Ганс попытался выдернуть из ножен свою рапиру, но она не поддалась - и это был последний отчаянный жест его доблести.
- Кончай дергаться! - сказал Рено, схватив его за руку. - Ты видишь эту веревку? Если через три минуты ты не признаешься во всем, она будет у тебя на шее! И если через пять минут мы не узнаем о ваших с графом делах, я стяну её у тебя на шее так туго, что ты уже больше не сможешь пить свое анжуйское.
- Если ты все расскажешь, этот кошелек - твой! - продолжал наступать на него в свою очередь г-н де ла Герш, бросив на стул туго набитый шелковый кошелек, который упав, глухо звякнул.
Мэтр Ганс грустно посмотрел на свой кувшин с вином: Каркефу маленькими глотками допивал его. Оруженосец вздохнул и перевел глаза на кошелек: сквозь шелк просвечивали золотые монеты.
- Одна минута! - начал считать Арман-Луи.
- О Господи Иисусе! - прошептал мэтр Ганс, с ужасом вспомнив угрозы г-на де Паппенхейма.
Он бросил робкий взгляд на окно, которое было закрыто, затем посмотрел на плотно закрытую дверь. Из соседней комнаты доносилось пение матушки Фризотты.
- Две минуты! - продолжал отсчитывать время Арман-Луи.
- Святая Дева! Да если мой хозяин узнает, что я проболтался, он же убьет меня! - запричитал оруженосец, хлопнув себя рукой по лбу и холодея от страха.
- Ты получишь двадцать пистолей и право дать себя сцапать в другом месте, - пообещал Арман-Луи.
Мэтр Ганс попытался снова приподняться, но опять был возвращен на свою скамейку.
- Три минуты! - выкрикнул Каркефу. Он схватил веревку и перебросил её через потолочную балку.
- Господа! Я все расскажу! - взмолился в отчаянии мэтр Ганс.
- Умница! Я знал, что наши доводы все же убедят тебя, - проговорил Каркефу, тем не менее прилаживая для него скользящую петлю.
Почувствовав дурноту при виде веревки с петлей, раскачивающейся на высоте его шеи, мэтр Ганс тотчас заговорил, быстро, без пауз, и умолк только тогда, когда рассказал все: о своем визите к капитану Якобусу, об их разговоре с графом де Паппенхеймом, о решениях, принятых на этой ночной встрече и, наконец, о тайном исчезновении из замка. Став на путь признания, подгоняемый страхом, он не упустил ни одной детали.
- Ах, так это был капитан Якобус? - удивился Арман-Луи. - Не тот ли это тип с рыжими усами, который живет в трактире "Три пинты", что стоит при дороге у Распаханного поля? Возле этого капитана вечно топчется дюжина бездельников, которых он называет солдатами. Не он ли говорил, что набирает их для армии, которую господин кардинал готовит для выступления против испанцев?
- Эти солдаты - порядочные люди - каждое воскресенье они ходят в церковь, - сказал оруженосец.
- И каждый день занимаются грабежами, - возразил ему Рено.
- Сударь, тому, о чем болтают, надо верить только на половину...
- Мы говорим о капитане Якобусе, - сказал Рено. - Значит, говоришь, он стал лагерем в трактире "Три пинты"?
- Да вот уж около недели, потому что его люди устали.
- Нет ли у него, как у тебя, каких-нибудь пристрастий, чтобы воспользовавшись ими, можно было бы застать его врасплох?
- О нет, капитан не пьет вовсе!
- Это порок! - съязвил Рено.
- Зато у него нежное сердце, и все вечера, когда он свободен от дел, он проводит в маленьком доме с красной дверью, который находится в полумиле от трактира. Там воркует одна голубка...
- Я её знаю! - сказал Каркефу. - Это ещё одна матушка Фризотта, только блондинка, и зовут её Евфразия.
