Алексей Тарунов - Дубровицы
«Журнал высочайшего путешествия», изданный в тот же год Н. И. Новиковым, извещал, что Екатерина II в сопровождении главнокомандующего Москвы и Московской губернии П. Д. Еропкина, предводителя московского губернского дворянства М. М. Измайлова и воинского генералитета «в половине дня 23 июня 1787 года въехала в Дубровицы, где изволила иметь обеденный стол». К семи часам вечера императрицу встречали уже в Коломенском.
Не для себя заприметила Екатерина это подмосковное имение с великолепной церковью. Среди сопровождавших ее лиц был новый фаворит, флигель- адъютант Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов, родовитый молодой человек, которого хотелось отличить особой милостью, даже за счет верного Потемкина.
«За счастие поруки нету…»
В конце 1780-х годов настолько ощущался недостаток в имениях, пригодных для пожалования фаворитам, что иной раз Екатерине II приходилось покупать поместья у разных лиц, чтобы немедленно после того отдать их в пожалование. Так поступила она и с Дубровицами.
В век Екатерины случалось немало курьезных историй. Одна из них – возвышение Александра Матвеевича Дмитриева-Мамонова, которому уготовано было прожить в этой подмосковной усадьбе несколько лет.
Род Дмитриевых-Мамоновых вел начало от самого Рюрика, чем, бывало, кичились даже не глупые и образованные его потомки. Киевские князья до Владимира Мономаха были как бы корнями родословного древа Дмитриевых. Ствол его составляли князья смоленские, и от одного из них, Дмитрия Александровича, отходила ветвь собственно Дмитриевых. Были они в чести у первых московских князей, а один из Дмитриевых, боярин Григорий Андреевич, получил тогда прозвище Мамон. Его дети и стали писаться Дмитриевыми-Мамоновыми, дабы отличаться от прочих родственников. Но и эта ветвь дала несколько крепких отростков.
Дед нового фаворита Василий Афанасьевич Дмитриев-Мамонов обучался за границей морскому делу. При Анне Ивановне стал командиром Кронштадтского порта и главнокомандующим морскими силами на Черном море.
Его сын Матвей Васильевич, отец фаворита, при императрице Елизавете дослужился до полковника, а в 1763 году с пожалованием чина сухопутного бригадира назначен был вице-президентом Вотчинной коллегии. Никакими личными достоинствами М. В. Дмитрнев-Мамонов не обладал и дальнейшим продвижением по службе всецело обязан был обласканному императрицей сыну.
За год до возвышения Александра Матвеевича Матвей Васильевич был перемещен из Москвы в Смоленск на должность наместника губернии. При возвышении сына его поспешили возвратить в Москву, где он становится уже президентом оставленной на время Вотчинной коллегии. Одновременно он являлся и директором Межевой канцелярии, решавшей все вопросы дворянского землевладения. Тесные родственные отношения связывали Дмитриевых-Мамоновых с Потемкиным, а также и с Фонвизиными. Матвей Васильевич на несколько лет пережил сына и некоторое время был фактическим хозяином Дубровиц, ставших собственностью фаворита в 1787 году.
Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов родился в 1758 году. Он получил хорошее домашнее образование и поступил в гвардию. Карьера его складывалась обычно для людей этого круга. Сначала он по протекции отца в чине поручика гвардии был определен адъютантом к всесильному тогда Г. А. Потемкину. Благодаря его покровительству Александр Матвеевич оказался при дворе императрицы.
Находясь вдали от Петербурга, Потемкин для ограждения своих интересов желал иметь при особе государыни преданного флигель-адъютанта. Подходящим для такой роли человеком ему представлялся молодой Мамонов, и поэтому он рекомендовал Александра Матвеевича Екатерине, относившейся к самому Григорию Александровичу все более прохладно.
По отзыву современников, А. М. Дмитриев-Мамонов произвел при дворе благоприятное впечатление. Датский посланник Остен-Сакен писал о нем, что «он хорошо воспитан, наружность у него степенная, н, кажется, он обладает большим умом и живостью, чем Ермолов». По отзыву саксонского посланника Гельбига, дававшего обычно беспощадные характеристики русским придворным, Дмитриев-Мамонов «был очень умен, проницателен и обладал такими познаниями… в некоторых научных отраслях, особенно же во французской и итальянской литературах, что его можно было назвать ученым; он понимал несколько живых языков, а на французском говорил и писал в совершенстве».
В первое время своего возвышения Александр Матвеевич держался очень скромно и осторожно. «Ни в какие дела не мешается,- писали о нем Г. Р. Державину,- да и не любит их выслушивать. Да он же, кроме ужина, никого и не принимает, а к ужину менее не съезжаются, как человек двадцать, где производят разные веселья».
Обязанности фаворита сначала ограничивались развлечением императрицы. Екатерина охотно привлекала его к постановкам собственных комедий в эрмитажном театре. Написал для театра несколько пьес и Дмитриев-Мамонов. В письмах к барону Гримму императрица шутливо называла Александра Матвеевича «красным кафтаном»:
«Этот красный кафтан облекает существо, обладающее прекраснейшим сердцем вместе с большим запасом честности; ума хватит на четырех, неистощимый запас веселости и замечательная оригинальность во взгляде на вещи и в способе выражения этого взгляда, удивительная благовоспитанность и особенное знание всего, что придает блеск уму… Наша наружность вполне соответствует нашим внутренним качествам; черты лица правильны, у нас чудные черные глаза с темными бровями, рост выше средняго, благородная осанка, приятная поступь; словом, мы столько же основательны характером, сколько ловки, сильны, блестящи».
Из писем Екатерины, ставших своеобразным литературным памятником эпохи, несмотря на восторженные эпитеты, можно составить о Дмитриеве-Мамонове мнение как о человеке, лишенном интереса к государственной деятельности. Впрочем, стремясь закрепить свое значение при дворе, Александр Матвеевич старался вникнуть в систему государственного управления, особенно интересовался внешней политикой. «Он разумен,- говорила о фаворите Екатерина II,- и будет присутствовать в Совете, чтобы иметь тамо свой глаз».
К его чести, Дмитриев-Мамонов своим влиянием не пользовался, чтобы вредить кому-либо. Мало того, он был единственным фаворитом, который преданность Екатерине сумел соединить с почтительным отношением к ее наследнику Павлу. Милости на Александра Матвеевича сыпались градом.
В 1787 году во время путешествия императрицы в Крым он сопровождал ее и тогда же был произведен в премьер-майоры Преображенского полка. В том же году назначен действительным камергером, корнетом кавалергардского корпуса, шефом Санкт-Петербургского полка. Спустя два года придворной службы он был произведен в генерал-поручики и пожалован в генерал-адъютанты. Стараясь угодить Екатерине, австрийский император Иосиф II пожаловал ее фаворита в графы Римской империи.
Богатство Дмитриева-Мамонова возросло в несколько раз. В одном Нижегородском наместничестве, как свидетельствует «Русский биографический словарь», ему принадлежало до 27 тысяч душ крестьян.
В должности генерал-адъютанта он получал 18 тысяч рублей в год, стоимость его драгоценных камней была баснословной, одни бриллиантовые аксельбанты оценивались в 50 тысяч рублей…
В первую половину 1789 года значение при дворе Дмитриева-Мамонова было так велико, что поверенный Потемкина полковник Михаил Гарновский вынужден был по всем делам обращаться к его бывшему адъютанту. Дмитриеву-Мамонову сообщались ноты и депеши всех иностранных министров и послов, подавались собственноручные письма державных особ, при нем императрица совещалась с канцлером.
Из донесений Гарновского, обращенных к начальнику канцелярии Потемкина Василию Степановичу Попову для немедленного сообщения общему их начальнику, становится ясен эпизод приобретения А. М. Дмитриевым-Мамоновым усадьбы Дубровицы. Гарновский писал свои донесения бойкой скорописью на плотной синеватой бумаге сразу же после того или иного события.
«После подачи писем,- писал 9 августа 1787 года доверенный Потемкина,- был я у Александра Матвеевича (Мамонова), который принял меня необыкновенно, но отменно ласково и учтиво, так что я не знаю, чему приписать таковой отличный прием… Наконец сказал мне: «Ея Императорское Величество крайне удивляется, да и я не понимаю, что бы тому за причина была, что на продажу Дубровиц купчая не прислана?»
Видно, очень не хотелось Потемкину расставаться с роскошным голицынским имением. Не спешил он угождать императрице, а Гарновскому предлагал затянуть дело. Не получилось. Полковник доносил из Петербурга:
«Александр Андреевич Безбородко ноне передавал, что государыня в разсуждений не присылки купчей крайне удивляется… Потом граф, позвав меня к себе, и еще напоминал о купчей и потом сказал: «Скоро будет цареградский курьер, по приезде которого надобно будет нарочного к его светлости отправить».
