Кирилл Гаврилин - Искусство раннего Рима и Южной Этрурии эпохи расцвета (VI–V вв. до н. э.) по материалам коропластики
Статьи Дж. Колонны выделяют стилистические признаки, свойственные другим коропластам из Вей, среди которых «мастер Аполлона» и «мастер Геракла и Менервы», работавшие в 520-490-х гг. до н. э.[70] Колонна впервые предлагает варианты убедительной интерпретации монументальных скульптурных композиций этрусских храмов в Вейях и Пиргах. Он рассматривает в своих статьях специальные идеологические программы, составленные для этих произведений в древности, находя аналогичное решение в тиранических центрах Греции (Афины, города Сицилии)[71].
Наряду с Колонной, подобные программы скульптурных акротериев и фризов анализируют в своих работах М. Кристофани, Ф.-Х. Пайро-Масса, Ф. Коарелли и К. Брунн[72]. Примечательно, что Коарелли и Брунн изучают памятники латинских городов – Рима и Веллетри.
Таким образом, монументальная скульптура этрусских и латинских храмов, традиционно рассматриваемая только с культовой точки зрения, включается в общий историкополитический контекст. Декорационные программы храмов оказываются в тесной связи с амбициями царской власти и крупных политических событий, охватывавших данный регион в древности.
Иконографическое изучение памятников монументальной терракотовой скульптуры и архитектурной коропластики дает очень многое для осмысления ретроспективных историко-культурных и религиозных связей этрусского мира с Ближним Востоком[73]. В этом направлении любопытные результаты получены немецкими исследователями Э. Зимон и И. Краускопф, показавшими тесную связь с пунической традицией[74]. Автор настоящей работы в своих статьях также предлагает иконографический анализ терракотовой статуи Геракла из Вей, находящей прообразы в искусстве Ближнего Востока и, прежде всего, пунического мира[75].
Монументальная коропластика становится важнейшим источником для изучения культов святилищ и храмов, для которых она была создана. В совокупности с другими источниками – эпиграфическими и материальными – интересующие нас произведения скульптуры позволяют сделать серьезные выводы о религиозных представлениях этрусков.
Наиболее результативным в этом направлении оказалось предпринятое Колонной комплексное исследование культов святилища Портоначчо в Вейях[76]. Нельзя не упомянуть и материалы специальных международных конференций, посвященных «Божествам Пирг» (Тюбинген) и «Иноземным культам на территории Этрурии» (Орвьето)[77].
С появлением все большего числа разновременных памятников коропластики становится ясно, что именно этот материал позволяет проследить определенные этапы в этрусском искусстве, отразившиеся в стилевом развитии. Некоторые исследователи уделяют особенное внимание скульптуре из терракоты в своих очерках, посвященных истории искусства Этрурии с точки зрения развития стиля. В их числе можно назвать работы О. Бренделя, Н. Спиви, М. Торелли, М. Kристофани и С. Москати[78]. Перечисленные авторы включают искусство Этрурии в орбиту стилевого развития искусства Греции и Ближнего Востока, выделяя при этом нечто особенное, отстаивая идею своеобразного чувства формы, свойственную этрускам.
Ш. Ле Руа предлагает шире рассматривать межрегиональные и международные связи в изучении произведений италийской архитектурной коропластики[79]. С этого момента взоры исследователей все чаще обращаются на Балканы, Анатолию и восток Средиземноморья, где находят не только стилистические прообразы, но и близкие типологические аналогии[80].
Архитектурно-пластические комплексы обнаруживают особенную устойчивость, что позволяет яснее увидеть архаизирующий пласт этрусской культуры, связанный с восточносредиземноморскими и анатолийскими традициями.
K концу ХХ столетия археологические экспедиции, работавшие на территории Италии, собрали колоссальный материал по античной архитектурной терракоте. Назрела необходимость в разностороннем анализе многочисленных памятников коропластики, найденных на территориях Этрурии, Умбрии, Лация, Кампании и Великой Греции. Примечательно, что монументальные терракотовые многофигурные акротерии так и не переступили границ обозначенного региона. Они по-прежнему фиксируются на юге Этрурии и в Лации.
В 199. г. Шведский институт классических исследований в Риме собирает Первую Международную конференцию по центральноиталийским терракотам. В работе этого форума приняли участие ведущие археологи, антиковеды[81].
В целом доклады конференции характеризуют исключительно археологический подход к памятникам, которые рассматриваются только как материальный документ – неотъемлемая часть архитектурного комплекса. Наиболее интересные доклады освещают проблему взаимосвязей великогреческой и центральноиталийской традиций (Дж. Кенфильд, Ш. Уикандер, Е. Эпифанио-Ванни)[82]. Н.-А. Уинтер доказывает греческое, балканское (коринфско-пелопоннесское) происхождение системы терракотовой архитектурной декорации у этрусков около 65. г. до н. э., когда в стране, согласно античным литературным источникам, обосновались коринфские мастера. Следующий этап формирования традиции непосредственно связан с ионийским влиянием, произошедшим около 56. г. до н. э., когда окончательно оформляется роль скульптурного акротерия (Му́рло).
Статья П. Лулоф впервые за столетие предлагает убедительный вариант реконструкции монументальной коропластической композиции акротерия из Сатрика[83]. K сожалению, большинство авторов рассматривают акротерии как часть прикладного архитектурного декора, избегая проблемы взаимосвязи коропластики и круглой скульптуры, рельефа, имевших иное предназначение. Акротериальная композиция храма, играющая в Центральной Италии такую же роль, как и греческая фронтонная скульптура, оказывается, таким образом, оторванной от истории скульптуры вообще. Подобный подход затрудняет анализ и понимание акротерия как полноценного и весьма важного явления этрусского монументального искусства.
Лингвистика и археология постепенно расширяют наши представления о древнейшем прошлом Италии. Этап 1960-1990-х гг. вносит существенные дополнения в историю изучения этрусского языка и этрусской эпиграфики. В 196. г. открыты знаменитые этрусско-финикийские билингвы святилища в Пиргах, затем греческо-этрусские надписи в Грависках, архаические латинские надписи в Риме и Сатрике, другие памятники эпиграфики, подтвердившие распространение этрусского диалекта в Риме[84]. Осенью 199. г. близ Кортоны найдена обширная этрусская надпись, вызвавшая большой резонанс среди лингвистов. Этот чрезвычайно важный памятник получил подробную интерпретацию в новейшем исследовании известного отечественного антиковеда и этрусколога А.И. Немировского[85]. Труды этого ученого и представителей его школы – Н.К. Тимофеевой, Р.П. Василенко, В. Л. Цымбурского – наряду с работами А.И.Харсекина имеют основополагающее значение в отечественной этрускологии[86]. Вопросы этногенеза этрусков в трудах Немировского прочно связаны с эгейско-анатолийским регионом, оказавшим бесспорное влияние на культуру этого народа[87].
В 1970-1980-х гг. появляются первые в России очерки, посвященные искусству Этрурии. Их авторы – историки искусства пытаются обобщить материал, включить в число известных памятников произведения из отечественных музеев, в том числе немногочисленные предметы архитектурной коропластики. Работы А.П. Чубовой, Е.В. Мавлеева, Г.И. Соколова, Н.М. Лосевой и Н.А. Сидоровой впервые ознакомили широкую российскую аудиторию с открытиями в области этрусского изобразительного искусства и архитектуры[88].
Знаточеский подход к изучению предмета (решение атрибуционных вопросов) характеризует публикации отдельных памятников из коллекций киевского и воронежского музеев, Эрмитажа и ГМИИ им. А.С. Пушкина, предпринятые музейными специалистами. Решение узких атрибуционных вопросов стало основополагающим фактором в публикациях А.И. Вощининой, С.П. Борисковской, Ф.М. Штительман и др.[89]
Очень важным явлением в этрускологии становится большая международная программа по изданию нового корпуса этрусских зеркал (Corpus Speculorum Etruscorum), утвержденная в 198. г. Большой вклад в этом направлении сделан Е.В. Мавлеевым, подготовившим издание корпуса по коллекции Государственного Эрмитажа. K сожалению, в связи с кончиной автора этот труд так и не был завершен. Этрусские зеркала представляют исключительный по своей значимости историко-культурный, иконографический и эпиграфический источник, позволяющий сделать далеко идущие выводы относительно мифологических и религиозных представлений этого народа. Он особенно интересен и по той причине, что этрусские литературные произведения не сохранились даже в переложениях латинских авторов, например самого императора Клавдия.
