Дмитрий Гаврилов - Время богов и время людей. Основы славянского языческого календаря
Традиционный славянский календарь – в охотничьих обычаях и (прежде всего!) в земледельческой составляющей – опирается на древнейшую языческую модель мира и на объяснение причин его появления, в которой мир предстает организованным через систему двоичных противопоставлений. Они-то и лежат в основе связанных с календарем обрядовых песенных текстов, пословиц, поговорок, примет и т. д.
«Заботы шамана о продолжении жизни отнюдь не замыкались на действиях, связанных с проблемами воспроизводства своего рода-племени. В равной мере они распространялись на неизбывность окружающего живого мира. У большинства сибирских народов этнографически отмечены календарные камлания, во время которых шаман в интересах всего родового или родоплеменного коллектива отправлялся в небесные сферы для добывания душ разных животных. В этих камланиях наряду с шаманом нередко участвовали все присутствующие. Эвенки, например, собравшись на такое камлание, подпевали шаману в положенных местах, участвовали в сценах шаманской охоты и пр.. Подобное «соучастие» имело место и у других народов – видимо, с древнейших пор» (Косарев, 2003, c. 288).
Шли века, был долгий период двоеверия, сменилась «официальная» религия, но суть годового круга оставалась прежней: под новыми именами упорно скрывались древние праздники и неистребимые древние боги. Они и не могли умереть, поскольку в значительной степени были не чем иным, как олицетворением природных сил, ритмов, процессов, управляющих и направляющих жизнь людей, а одновременно – управляемых и направляемых их волей.
В дошедшем до наших дней обычае праздновать ключевые дни года внимательному наблюдателю вполне могут открыться не только их сельскохозяйственное или охотничье содержание, но также древнейшие мифологемы и основания мировоззрения.
Для человека с мифологическим сознанием весь мир (точнее, все «нижние», «средние», «верхние» миры) предстает в неразрывном единстве, а потому бессмысленно пытаться истолковать предания как отражения только того или только этого явления, события, представления.
Л. Н. Гумилев писал о народах Севера:
«Отсчет времени был для них непонятен, и происходило это не от отсутствия памяти. Время изготовления вещи и ее отношения к событиям жизни было весьма четкое. Они игнорировали время как таковое, как абстракцию. <…> Люди считают время так, как им нужно, и не применяют иные системы счета не потому, что не умеют, а потому, что не видят практического смысла».
Собственно, можно сказать это и о древних славянах. Мир един, он не может быть разделен на части – следовательно, понимание одного и того же предания происходит на разных уровнях. В том числе единомоментно, параллельно. Оно описывает нечто не как «или – или», но как «и – и».
Скажем, летний солнцеворот одновременно является и «точкой поворота годового пути Солнца на зиму», и днем свадьбы Неба и Земли, и временем, когда небесный свет в наибольшей степени силен, побеждает зимнюю (ночную) тьму… С точки зрения мифологического сознания бессмысленно искать одно-единственное понимание календарного события.
Рассматривая народную обрядность и вычленяя древнейшие ее черты, исследователь, в зависимости от своих предпочтений, может придти к самым разным выводам и при этом оказаться прав. Миф, будучи, по меткому выражению А. Ф. Лосева, есть не вымысел, «но символ» и, как таковой, он может оказаться применим к разным системам отсчета и описания действительности. И астральные культы, и образы животных-покровителей (родоначальников), и орнаментальные композиции, и сказочные сюжеты действительно опираются на одни и те же мировоззренческие основы. Нелепица возникает из-за их бездумного смешения, профанического по сути и оккультного по внешним проявлениям, которое ныне так часто встречаем мы в кругах тех, кто мнит себя традиционалистами. Самое удивительное, что и физические реалии окружающего нас мира могут оказаться «вписанными» в этот ряд образов (см., напр., Ермаков, 2005).
Сцена пашни (миниатюра из Жития Сергия Радонежского, XV век) (по: «История культуры Древней Руси», т. I, 1951)
Мы действительно можем обнаружить при изучении народного календаря не только и не столько вековой опыт наблюдений за погодой. Отголоски представлений о возникновении Вселенной, ее развитии, появлении человека, взаимоотношениях между богами и стихиями, а также – одновременно! – а также опытное и интуитивное постижений взаимосвязей между животным и растительным миром, о поведении и развитии всего сущего – это и есть традиционный календарь. В нем переплетены и великие тайны, и повседневность – вполне прикладная, обыденная, то, что способствует выживанию человека.
Славянский языческий месяцеслов
Все сказанное о календаря в полной мере справедливо и для календаря восточных славян:
«В январе подрубают, секут деревья. Отсюда название месяца – сечень (ciчень, styszen). В следующем месяце они начинают сохнуть на корню. Этот месяц называется сухим (февраль). Затем проходит год, сухостой рубят и сжигают на корню, и деревья превращаются в золу. Этот месяц, соответствующий марту, носил название березозол (бржезень, березень). Затем идут: кветень (апрель), травень (май), когда травой покрываются луга и поля и наступает время цветения; червень, или червец (июнь), липень (июль), когда цветут липы и рои диких пчел усиленно собирают мед, добываемый в бортях; серпень (польск. sierpen), или жнивень (август), – начало уборки урожая, когда основным орудием становится серп; вресень (польск. wrzesien, то есть сентябрь), когда начинают молотить (от врещи – молотить); наконец жовтень – время, когда в золото одеваются лиственные леса; листопад (ноябрь) и грудень, студень, или снежань (декабрь), когда замерзшая земля превращается в грудки (комья) и ровной пеленой ложится снег.
Совершенно очевидно, что земледелие у древних славян было подсечным и возникло оно не в степях, а в лесной и лесостепной полосе.
Областью славянского земледелия, даже если учесть некоторую передвижку названий месяцев (листопад – октябрь и ноябрь, сечень – январь и февраль, просинец – месяц, когда колют свиней, прося – декабрь и январь), в весьма отдаленную от нас эпоху были не юг и не север Европы, а именно центральная лесная и лесостепная полоса, где в апреле буйно зеленеют луга, поля и нивы, где липа цветет в июле, где в августе убирают созревший хлеб, в сентябре молотят, в октябре желтеет листва, в ноябре падает лист и оголяются деревья, в декабре смерзается земля, еще не везде покрытая снегом, в январе начинаются трескучие морозы (отсюда чешское ледень) и звенят под ударами топора лесные исполины, в феврале еще лютуют морозы (украинское лютый, польское luty, то есть холодный), а в марте готовят под пашню выжженный лес, где едва ли не преобладающим деревом была береза (березозол, бржезень, березень). Это не дремучие хвойные леса далекого Севера, не южная степь, а область смешанных и лиственных лесов, тянущихся в центральной полосе Восточной и Средней Европы. Славянский земледельческий календарь, соответствующий чередованию различных сельскохозяйственных работ, – явление очень древнего порядка» (В. В. Мавродин, Охота в Древней Руси).
Приносим извинения за обильное цитирование, но оно необходимо, чтобы лишний раз подчеркнуть мнения ученых о якобы примитивном уровне развития духовной культуры наших древних предков, якобы (как ныне нередко говорят) не знавших счета времени и живших в дикости. Кстати, как реакция на это уничижение, видимо, появляется и ни на чем не основанное возвеличивание…
Таким образом, наука уверенно показывает на наличие достаточно древней двенадцатимесячной календарной системы и у славянских народов.
«По нашей оценке, лунно-солнечный календарь не только не был вытеснен на Руси календарем юлианским, но на протяжении X–XIV вв. бесспорно преобладал над ним в быту и сосуществовал на равных в летописях. Вывод этот стал возможным благодаря тому, что автор данной статьи в отличие от своих предшественников систематично использовал компьютерные астрономические программы <…> в практике исторического исследования, сопоставляя данные об истинных лунациях с летописным материалом» (Журавель, 2002, с. 210).
Забегая несколько вперед, обратим внимание на существенное обстоятельство. Кельтские и германские народы вели счет времени (в том числе и суток) не с утра или полуночи, как это принято сегодня, а с кануна, с вечера. Счет такой, надо думать, был присущ европейцам (индоевропейцам?) вообще. Подобное мы можем проследить даже в достаточно поздней русской фольклорной традиции, когда праздничные запреты начинали действовать, а обряды совершались не в сам праздник, а в предшествующий ему вечер (ночь). В качестве примера можно вспомнить всем известный Сочельник (Ночь перед Рождеством).