Фюстель Куланж - Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима
Религия требовала, чтобы род не пресекался; это требование не принимало в расчет ни любви, ни привязанности. Если брак был бесплоден по вине мужа, род тем не менее не должен был пресекаться. В этом случае брат бесплодного мужа брал его жену, и потомство от этого сожития считалось потомством мужа. Рожденный от брата сын считался сыном бесплодного мужа и продолжал его культ. Такими же были законы древних индусов. Об этом говорится в законах Афин и Спарты. Насколько сильна была власть этой религии! Религиозный долг был превыше всего!
Древние законы не останавливались даже перед таким, казалось бы, непреодолимым препятствием, как смерть мужа, предписывая бездетной вдове брак с ближайшим родственником мужа. Сын, родившийся в этом браке, считался сыном покойного. Рождение дочери не достигало цели брака. Действительно, дочь не могла быть продолжательницей семейного культа по той причине, что в день бракосочетания отрекалась от своей семьи и культа отца, входила в семью мужа и принимала его религию. Семья, как и культ, могли продолжаться только через мужское потомство – важное обстоятельство, последствия которого мы рассмотрим дальше.
Следовательно, сын был необходим, его ждали семья, предки и священный огонь. Согласно древним законам индусов, с помощью сына «отец платит долг манам своих предков и обеспечивает себе бессмертие». По мнению греков, сын обладал не меньшей ценностью, поскольку со временем должен был совершать поминальные приношения и сохранять домашнюю религию. Именно по этой причине Эсхил называет сына спасителем отеческого очага.
Появление в семье сына ознаменовывалось религиозным обрядом. Прежде всего, сына должен был признать отец, который, как глава семьи, хозяин дома, блюститель очага и представитель предков, должен был решить, является ли новорожденный членом семьи. Рождение ребенка свидетельство только о физической связи; заявление отца создавало религиозную и нравственную связь. Эта процедура считалась обязательной и в Греции, и в Риме, и в Индии.
Кроме того, сын должен был пройти своего рода обряд посвящения. Этот обряд происходил вскоре после рождения – на девятый день в Риме, на десятый в Греции и на десятый или двенадцатый день в Индии. В назначенный день отец собирал всю семью, созывал свидетелей и приносил жертву семейному огню. Ребенка представляли домашним богам; женщина брала ребенка на руки и быстро обносила его несколько раз вокруг священного огня. Церемония имела двоякую цель. Во-первых, очистить ребенка огнем – то есть снять с него ту нечистоту, которая, по мнению древних, была на нем по той простой причине, что он находился в утробе матери, и, во-вторых, поручить ребенка покровительству домашних богов. С этого момента ребенка принимали в священное сообщество, которое называлось семьей. Ребенок исповедовал ее религию, исполнял ее обряды, имел право произносить молитвы; он почитал предков и со временем сам должен был стать почитаемым предком.
Глава 4
УСЫНОВЛЕНИЕ И ВЫХОД ИЗ-ПОД РОДИТЕЛЬСКОЙ ОПЕКИ (ИЗ СЕМЬИ)
Необходимость сохранения семейного культа служила у древних народов основанием закона об усыновлении. Та самая религия, которая обязывала мужчину жениться, расторгать брак в случае бесплодия жены, которая заменяла мужа в случае его бесплодия или преждевременной смерти родственником, давала семье еще одно, последнее средство, возможность избежать страшного несчастья, каковым являлось пресечение рода; этим средством было право на усыновление. Древний законодатель индусов гласит: «Кому природа не дала сына, может усыновить себе постороннего с тем, чтобы не прекращались поминальные приношения»[36].
Сохранилась речь афинского оратора Исея[37], произнесенная его безымянным клиентом (усыновленным неким Менеклом) на процессе, в котором оспаривалась законность усыновления.
Сначала он объясняет мотивы, которыми руководствовался человек, решившийся на усыновление: «Менекл думал о том, чтобы не остаться без детей, а найти кого-либо, кто бы во время его жизни заботился о его старости, похоронил бы его, когда он умрет, и воздавал бы из года в год надлежащие почести его могиле». Затем объясняет, что произойдет, если суд признает незаконность усыновления, и что произойдет не с ним, усыновленным, а с тем, кто его усыновил. «Если вы не признаете законность моего усыновления, то оставите Менекла, уже умершего, без сына, и, значит, никто не будет приносить жертвы в его честь, никто не будет совершать поминальных приношений, и он останется без культа».
Усыновление означало заботу о сохранении домашней религии, поддержании священного огня, совершении поминальных приношений, спокойствии манов предков. Для усыновления не было никакой иной причины, кроме необходимости не допустить пресечения рода; право на усыновление имел только тот, у кого не было сына. Это четко оговаривалось в законах индусов[38].
Не менее точны и законы афинян; доказательством служат речи Демосфена[39] о наследстве.
В древних римских законах нет явных свидетельств, указывающих на ограничения в усыновлении. Но нам известно, что во времена Гая у человека могли быть одновременно и сыновья по крови, и усыновленные. Однако во времена Цицерона этот вопрос, похоже, еще не имел законодательной силы, поскольку в одной из речей оратор вопрошает: «Что закон говорит об усыновлении? Он говорит, что человек может усыновить детей, если находится в том возрасте, когда уже не может иметь своих, или в том случае, когда в свое время по каким-либо причинам не смог завести детей. Усыновлением он добивается от официального закона и религии того, что не смог получить от природы». Цицерон выступает против усыновления Клодия на том основании, что усыновивший его человек имеет собственного сына, и заявляет, что подобное усыновление противоречит закону.
После усыновления первым делом сына следовало посвятить в свой культ, «ввести в домашнюю религию в присутствии семейных пенатов, поэтому усыновление совершалось с помощью религиозной церемонии, практически полностью совпадавшей с церемонией, связанной с рождением сына. Новый член семьи допускался к очагу и присоединялся к семейной религии. Теперь боги, священные предметы, обряды, молитвы были у него общие с приемным отцом. О приемном сыне говорили, что он перешел в культ своей новой семьи – in sacra transit. И отрекался от культа прежней семьи.
Мы уже знаем, что согласно древним верованиям один и тот же человек не мог приносить жертвы двум очагам и чтить предков двух семей. Старый дом делался для человека чужим, как только он входил в новый. Теперь у него не было ничего общего с очагом, у которого он родился, и он не мог не совершать поминальные приношения своим предкам. Родственные связи были разорваны, первостепенное значение приобретали узы нового родства. Человек стал настолько чуждым своей прежней семье, что в случае смерти его родной отец не имел права устраивать его похороны. Приемный сын не имел права вернуться в семью, в которой родился, и только в том случае, если он оставлял собственного сына в усыновившей его семье, закон разрешал ему вернуться в прежнюю семью. Считалось, что, обеспечив продолжение рода, он может выйти из усыновившей его семьи, но в этом случае он полностью терял связь со своим сыном.
Усыновление соответствовало выходу из семьи. Для того чтобы приемный сын мог войти в новую семью, было необходимо, чтобы он имел возможность выйти из прежней семьи, то есть он должен был выйти из домашней религии. Фактически выход из семьи означал отказ от культа семьи, в которой он родился. Римляне обозначали этот акт sacrorum detestatio.
Глава 5
РОДСТВО. ЧТО РИМЛЯНЕ НАЗЫВАЛИ АГНАЦИЕЙ (РОДСТВО ПО ОТЦУ)
Согласно Платону, родство – это общность домашних богов. Демосфен, стремясь доказать родство двоих мужчин, объясняет, что они исповедуют один и тот же культ и совершают поминальные приношения на одной и той же могиле. Родство фактически устанавливалось по домашней религии. Два человека могли считать себя родственниками, если у них были одни и те же боги, один и тот же священный огонь и общие поминальные приношения.
Мы уже говорили о том, что право приносить жертвы священному огню передавалось только от мужчины к мужчине и что культ мертвых относился только к предкам по мужской линии. Из этого правила следовало, что не существовало родства по женской линии. По мнению древних, женщина не передавала ни жизни, ни культа. Сын всем был обязан отцу. Кроме того, нельзя было принадлежать двум семьям и молиться двум очагам, и поэтому у сына не было ни другой семьи, ни другой религии, кроме отцовской. Как же он в таком случае мог иметь семью по материнской линии? Его мать сама в тот день, когда были выполнены священные брачные обряды, полностью отрекалась от своей семьи, в которой родилась; с этого момента она приносила поминальные жертвы предкам мужа, словно став их дочерью, и больше не совершала приношений собственным предкам, поскольку уже не считалась их потомком. Она теряла все связи с семьей, в которой родилась. С тем большим основанием ее сын не имел ничего общего с ее семьей.
