Юрий Рябинин - Мистика московских кладбищ
В 1876 году монастырское кладбище увеличилось вдвое: с запада к монастырю была присоединена и огорожена новой стеной такая же приблизительно по площади территория. Но хоронили там, как можно предположить, и прежде — еще до строительства стены. Историк Москвы А. Т. Саладин в своих «Очерках…» упоминает замечательный памятник на «новом кладбище» над могилой некой М. П. Хлоповой, умершей и похороненной в 1868 году, то есть до расширения монастыря. Но там уже хоронили людей совсем не знатных. Саладин по этому поводу заметил, что «на новом кладбище как будто даже с гордостью пишут на памятниках «крестьянин». Может быть, единственным значительным захоронением там была могила выдающегося художника Василия Григорьевича Перова (1833–1882) — «Некрасова русской живописи», как его называли, автора таких известных всем картин как «Тройка», «Утопленница», «Сельский крестный ход», «Рыболов», «Птицелов», «Охотники на привале», портретов Островского, Достоевского, Майкова, Писемского, Тургенева, Даля, своего соседа по кладбищу — Рубинштейна. Большинство его работ находятся в Третьяковской галерее, где существует отдельный перовский зал.
Но даже вместе с новой территорией кладбище Даниловского монастыря было очень невелико. И хоронили здесь лишь изредка, — в начале XX века, например, в среднем по одному покойному в неделю. Об этом свидетельствует документ, сохранившийся в монастырском архиве: «Итого, в 1901-м погребено на кладбище Московского Данилова монастыря мужеского пола — тридцать один (31), женска двадцать два (22), обоего пола пятьдесят три (53)».
После закрытия обители и передачи ее в ведение НКВД, архитектурный ансамбль стал приходить в упадок и к 1980-м годам был доведен едва ли не до состояния руин. А монастырское кладбище ликвидировано вовсе. Несколько захоронений было перенесено на другие кладбища. Так, в 1930-е годы на Новодевичье перезахоронили Н. В. Гоголя.
Крест на могиле Н. В. Гоголя. Фото 1916 годаНастоящий сюрприз ожидал могильщиков и всех присутствующих при эксгумации останков Гоголя. О смерти Гоголя, его упокоении и перезахоронении до сих пор ходят самые невероятные байки. Рассказывают, к примеру, будто бы Гоголь сам заблаговременно предупреждал, чтобы не торопились его хоронить, когда он упокоится: это, де, еще не будет кончиною. И лишь когда появятся явные признаки отсутствия жизни в теле — соответствующие цвет и запах, — только тогда и можно будет предать его земле. Но даже и в этом случае, — так, якобы, наставлял Гоголь, — из гробницы должна быть непременно выведена отдушина с вьюшкой: ну как придет с Божьей помощью там в чувства покойный, взбодрится, тогда он отворит вьюшку и будет себе дышать свежим воздухом, пока помощь не подоспеет. Но нерадивые душеприказчики не вняли этим поучениям классика. И едва Гоголь закрыл глаза, его немедленно похоронили. Безо всяких предосторожностей, разумеется, на случай воскресения. Когда же, восемьдесят лет спустя, вскрыли его могилу, то обнаружили Николая Васильевича… лежащим на боку. Подтвердились, выходит, его опасения. Такое, вот, существует народное литературоведенье.
Впрочем, истина не менее драматична. Когда откопали и вскрыли гроб Гоголя, то обнаружили, что у покойного… нет головы. Вот что рассказывал об этом присутствующий при эксгумации писатель Владимир Лидин: «Могилу Гоголя вскрывали почти целый день. Она оказалась на значительно большей глубине, чем обычные захоронения. Начав ее раскапывать, натолкнулись на кирпичный склеп необычайной прочности, но замурованного в нем отверстия не обнаружили; тогда стали раскапывать в поперечном направлении… и только к вечеру был обнаружен еще боковой придел склепа, через который в основной склеп и был в свое время вдвинут гроб. Работа по вскрытию склепа затянулась, и начинались уже сумерки, когда могила была наконец вскрыта… Вот что представлял собой прах Гоголя: черепа в гробу не оказалось, и останки Гоголя начинались с шейных позвонков: весь остов скелета был заключен в хорошо сохранившийся сюртук табачного цвета. Под сюртуком уцелело даже белье с костяными пуговицами; на ногах были башмаки, тоже полностью сохранившиеся; только дратва, соединяющая подошву с верхом, прогнила на носках, и кожа несколько завернулась кверху, обнажая кости стопы. Башмаки были на очень высоких каблуках, приблизительно 4–5 сантиметров, это дает безусловное основание полагать, что Гоголь был невысокого роста. Когда и при каких обстоятельствах исчез череп Гоголя, остается загадкой. При начале вскрытия могилы, на малой глубине, значительно выше склепа с замурованным гробом, был обнаружен череп, но археологи признали его принадлежащим молодому человеку».
Отсутствие черепа сам же Лидин объясняет следующим образом. Он пишет, что слышал от кого-то, — от кого именно, впрочем, он не помнит, — что в 1909 году, когда проводились реставрационные работы на могиле Гоголя, основатель Театрального музея A.A. Бахрушин сумел выторговать у даниловских монахов череп покойного и затем любовался им у себя в музее. Но работники Бахрушинского музея, во всяком случае, эту версию не подтверждают. Поэтому судьба черепа Гоголя так и остается неизвестной.
Кроме Гоголя, тогда же в 1930-е, на Новодевичье были перенесены Хомяков, Языков и Рубинштейн.
Останки Хомякова сохранились не хуже Гоголя. Да к тому же Алексей Степанович был с головой. О его эксгумации Лидин пишет так: «Огромный цинковый гроб частично обветшал и распаялся; внутри него был второй гроб, дубовый, его верхние доски прогнили. Вся фигура Хомякова сохранилась почти в том же виде, в каком он был похоронен 71 год назад. Верхняя часть черепа с густой шапкой волос была цела; сохранившийся казакин или славянофильская коричневая поддевка, завершавшаяся брюками, вправленными в высокие сапоги, заключала в себе весь остов скелета. Одеяние было такой прочности и такой сохранности, что останки подняли за плечи и ноги и целиком, ничего не нарушив, переложили в другой гроб. В изголовье Хомякова оказалась чашечка севрского фарфора с голубыми незабудками, видимо, оставшаяся после соборованья. Рядом с прахом Хомякова находился прах его жены Екатерины Михайловны, родной сестры поэта Языкова, умершей за 8 лет до смерти Хомякова. В волосах, полностью сохранившихся в виде прически, был воткнут черепаховый гребень».
Н. М. Языков же сохранился не так хорошо, как Гоголь и Хомяков. Вот, что рассказывает Лидин: «От Языкова, похороненного под одним памятником с его другом и родственником Дмитрием Александровичем Валуевым, остались только разрозненные кости скелета и череп с очень здоровыми зубами. Скелет пришлось доставать по частям и археологу восстанавливать его в новом гробу — в анатомическом порядке». Нужно заметить, что Д. А. Волуева, заодно с родственником Языковым, почему-то перезахоронить никто не позаботился.
А в 1950-е на кладбище соседнего Донского монастыря перенесли прах еще двух даниловцев — Перова и профессора-текстильщика Дмитриева. Все остальные могилы погибли. Так и остались где-то здесь лежать кости декабристов Валериана Михайловича Голицына (1803–1859) и Дмитрия Иринарховича Завалишина (1804–1892); историка, славяноведа Юрия Ивановича Венелина (1802–1839); историка, москвоведа, тайного советника Петра Васильевича Хавского (1774–1876), автора «Указателя источников истории и географии Москвы с ее древним уездом» и других работ; профессора Московского университета, юриста и историка Федора Лукича Морошкина (1804–1857); профессора медицинского факультета Московского университета, физиолога Александра Ивановича Бабухина (1827/1835/ — 1891), лекции которого слушал А. П. Чехов; славянофила Владимира Александровича Черкасского (1824–1876).
Кладбище под одним крестом. Даниловский монастырьВ 1983 году Даниловский монастырь был возвращен Московской патриархии. В течение пяти лет он реставрировался. И теперь вполне восстановлен. При проведении работ строители то и дело натыкались на захоронения. В те годы у северной стены «новой территории» стояли две двухсотлитровые кадки, и пока шло восстановление монастыря, в них постоянно складывали все новые и новые человеческие кости, так что кадки, в конце концов, наполнились доверху. Когда же работы были завершены, все найденные останки похоронили возле Поминальной часовни. Теперь там устроены две братские могилы с крестами над ними. Вдоль стены, под мемориальными досками славянофилам и Ю. И. Венелину, выставлены полтора-два десятка старинных надгробий. Это все, что осталось от старейшего в Москве кладбища.
Был примечателен особенно…
Кладбище Симонова монастыря стало приходить в упадок задолго до революции. Это, может быть, единственное московское монастырское кладбище, которое с годами становилось все менее и менее желанным местом упокоения. Связано это прежде всего с тем, что Симоново во второй половине XIX века из очаровательного пригородного уголка, названного Н. М. Карамзиным самым приятным местом в окрестностях Москвы, стало превращаться в невзрачную, задымленную промышленную слободу. И если в XVIII — начале XIX в. многие москвичи ездили в Симонов монастырь любоваться природой, любоваться видом Москвы со сторожевой площадки трапезной, с которой, если верить И. И. Лажечникову, долгие годы смотрел на столицу симоновский инок схимонах Владимир — Последний Новик, то в начале XX века, как говорится в одном путеводителе того времени, монастырь был уже «самой уединенной и малопосещаемой из всех московских обителей».
