Михаил Сарбучев - Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола
Те варяги звались русь…
– Как же, как же, – отозвался Воланд, – я имел удовольствие встретиться с этим молодым человеком на Патриарших прудах. Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету!
М. А. Булгаков. «Мастер и Маргарита» (1929–1940)
В мироощущении людей нашего времени самый надежный способ заткнуть рот нежелательному свидетелю – убить его. Мертвые молчат. Но иногда они способны многое рассказать, особенно в случаях, когда другие свидетельства потеряны либо уничтожены.
Русские курганы изобилуют свидетельствами и свидетелями, причем свидетелями резкими, непримиримыми. Им подчас невозможно возразить. Их обличения точны и быстры, как удар меча. Но тени прошлого говорят лишь с теми, кто хочет слышать, а ситуация такова, что как раз слышать-то их не хотят. Полемика о курганных раскопках не выходит за рамки узкого круга ученых. Государство от этой темы практически устранилось: кому нужны какие-то язычники, тем более «члены НАТО»? Другое дело – царская семья! Тут потребовалось мобилизовать всю мощь научного знания, хотя захоронение в Петропавловском соборе носило скорее символическое значение.
А и правда, зачем ворошить столь далекое прошлое? Какое значение оно имеет для государственности российской? Но тут встает вопрос не о прошлом, а о будущем. Самый важный вопрос: кто мы? Если мы потомки гордых воинственных варягов, сумевших возвести города, смиривших морскую стихию, основавших в непроходимых русских лесах цивилизацию, которая через тысячелетие шагнула к звездам, – будущее у нас с вами одно. Если же мы духовные наследники Византийской империи, павшей под копытами воинов ислама, – будущее совсем другое. Ну а если мы «варвары, люди второго сорта, почти что звери» – третье. Можно встретить и такое суждение: «Был знаком с воспитанниками детдома, которые не знали своих родителей, но это не помешало им стать приличными людьми, а многие из тех, кто изучил свою генеалогию до запятых, – конченые подонки». Повторюсь, дело не в прошлом. Дело в будущем. В том, какие координаты задавать. Можно стать мощной экономической и политической державой, войти в состав которой будет вожделенной мечтой половины мира. А можно – только чтобы не походить на Америку – ориентироваться на феодальные порядки, фундаментализм и диктатуру. И, чтобы не было повадно смотреть «как там у них», опустить железный занавес. Между тем слово «европеец» в нашем ментальном поле уже становится едва ли не бранным. Даже термин придуман – «вестернизация». В частности, Александр Елисеев в книге «Русские в СССР. Потерпевшие или победители» умудряется объявить элиту романовской эпохи «вестернизированной».
Возможно, Азия таит в себе неиссякаемый кладезь духовности и техник левитации, но старт Гагарина начинался в Пенемюнде, Попов оспаривает авторство «беспроволочного телеграфа» с итальянцем Маркони, а отнюдь не с Авиценной, Ломоносов основывает Московский университет после обучения в Магдебурге, а не в Синьцзяне. Давайте вычеркнем из нашего сознания все эти «бездуховные», «западные», «пидерастические» штуки?
Но наука – именно наука, а не «интуиция» и не «голоса с небес» – говорит совсем другое. Вычеркнув из русского сознания Европу, мы вычеркнем себя. И сотни мертвецов готовы свидетельствовать. Возразить им мы не сможем. Они – «сущие во гробех», выходит, живее всех живых.
Традиционно считается, что период варяжского присутствия на Руси был очень коротким – одно-два поколения. Затем они все «рассосались». Начиная с 90-х годов XX века специалисты попытались критически оценить материалы раскопок – без политического заказа на антинорманизм, а восприняв это как исключительно научную задачу. С рядом публикаций, вызвавших заметную реакцию не только в научной среде, выступила, в частности, сотрудник Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамеры) РАН, кандидат исторических наук С. Л. Санкина. Так, в статье «Роль скандинавского компонента в формировании средневекового населения русского Северо-Запада и Севера» (2005) говорится: «Сейчас не остается сомнений в том, что скандинавы участвовали в формировании населения северных и северо-западных территорий Древнерусского государства. Подтверждена скандинавская принадлежность антропологического типа населения из могильника на Земляном городище Старой Ладоги, двух групп из курганного могильника Куреваниха-2 на реке Мологе, а также могильников Канарщина, Шпаньково и Новое Заречье на Ижорском плато. Датируются эти материалы в целом XI–XIII вв. (то есть гораздо позже времени, которое историки обычно связывают с присутствием варягов на Руси. – М. С. ). Рассматриваемые группы Приладожья, Ижорского плато и Русского Севера на протяжении нескольких поколений сохраняли антропологическое, возможно, и этническое своеобразие. На примере материала из Старой Ладоги и Куреванихи-2 установлено, что внутри этих групп происходило смешение с преобладающим населением указанных регионов…»24
Следует отметить важный момент: уже в те времена наблюдалась довольно четкая дифференциация по способу погребения. Скандинавы, балты практиковали, как правило, «огненное погребение» в лодье, а христиане – классическое христианское погребение в гробах без предметов. Этим обусловлена проблема недостаточной репрезентативности выборки в ряде случаев. После огненного погребения мало что остается для последующих краниологических исследований. Помимо «измерения черепов», которое советская публицистика так не любит, существует множество позиций, на основании которых содержимое кургана можно идентифицировать по этническому признаку: детали погребального обряда, предметы, надписи и пр. В X–XI веках скандинавские вещи появляются в могильниках всего юго-восточного Приладожья, в Новгороде, Пскове и их окрестностях, в верховьях Западной Двины, в Белозерье, Полоцке, Владимирском и Суздальском ополье, в Чернигове и его окрестностях, даже в Киеве– самой южной точке русского государства. Они встречаются также в Гнёздовском могильнике и могильниках Ярославского Поволжья. Игорь Павлович Шаскольский [5] систематизировал археологические источники, связанные с норманнским вопросом, и достаточно убедительно установил степень культурного влияния норманнов, отразившегося в погребальном комплексе некоторых могильников средневековой Руси. А надо сказать, что в советское время придерживаться «особого мнения» в норманнском вопросе было небезопасно. Шаскольский считал, что наибольшее основание для поисков скандинавских черт в антропологическом облике населения дают могильник в урочище Плакун близ Старой Ладоги, Шестовицкий могильник недалеко от Чернигова, Киевский некрополь, курганы Ярославского Поволжья и Гнёздовские курганы.
В середине XX века курганы севера Руси привлекали внимание ряда исследователей (В. В. Седов25, Г. Ф. Дебец, Г. П. Зиневич, Т. И. Алексеева). Их выводы во многом противоречат тезисам Санкиной, однако дают почву для чрезвычайно интересных сопоставлений. Спор в основном ведется о степени ассимиляции. Так, большинство советских ученых настаивают на том, что «норманны» были представлены лишь в определенных социальных нишах (военное сословие, чиновничество) и очень мало взаимодействовали с земледельцами и ремесленниками. Наряду со скандинавским присутствием фиксируется и германское. Правда, исследователи оговариваются, что определять тип как «германский» (и всё!) не вполне корректно, поскольку внутри этого типа имеется довольно много групп. Вспомним, что по поводу «германцев» пишет Петухов, а также о том, что в ряде византийских источников некоторые славяно-русские племена названы «германцами», – и картина станет куда понятнее.
Например, Т. И. Алексеева, прочно стоявшая на позициях антинорманизма, тем не менее писала: «Изучение антропологического комплекса в староладожской серии на фоне изменчивости признаков в германских группах позволяет сделать заключение о германской принадлежности этой серии… хотя трудно сказать, в какой германской группе можно найти ей прямую аналогию. Таким образом, антропологические материалы свидетельствуют о пребывании норманнов в Старой Ладоге. <…>
Для ответа на вопрос о влиянии норманнов на антропологический облик населения Киевской Руси мы располагаем краниологическими данными из Шестовицкого могильника и Киевского некрополя. Черепа из Шестовицкого могильника Г. П. Зиневич относит к славянским, однако археологический комплекс дает основание предполагать их германскую принадлежность. Краниологическая серия из Шестовиц недостаточно репрезентативна (всего 20 черепов), но все же антропологические ее особенности указывают на связь с норманнами: относительная низкоголовость и высокоорбитность выражены очень сильно. По другим пропорциям лицевого отдела серия сближается со славянами. Здесь явно наблюдается смешение германских и славянских черт. В некрополе Чернигова эти особенности не отмечаются.
