Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)
Как только дом был готов, Ливингстон отправился в путь, чтобы навестить этого вождя и переговорить с бурами. В пути он, к своему удивлению, обнаружил, что здешние земли довольно плотно заселены, не в пример Капской колонии. Там буры давно уже разделались со свободным местным населением: готтентотов обратили в рабов, бушменов почти истребили. На них буры открыто устраивали охоту, оправдывая свои поступки тем, что бушмены, эти дети природы, не делали различия между дикими животными саванн и домашним скотом буров. Местные племена охотились и на тех и на других, когда нуждались в мясе. Сами они ведь не разводили скот и понятия не имели, что буры могут рассматривать эту охоту как тяжкое преступление.
Ливингстону нередко приходилось слышать, как баквена говорили: "Моселекатсе был жестоким только к своим врагам, но дружелюбен к тем, кто покорялся ему, а буры жестоки и к тем и к другим: врагов они просто убивают, а друзей обращают в рабство". Лишь когда Ливингстон попал к бурам, он понял, что означают эти слова. В пути он воочию убедился, что буры принуждают племена бечуана выполнять самые тяжелые работы. Сохраняя мнимую независимость этих племен, они заставляют людей без всякой оплаты удобрять поля, пропалывать посадки, собирать урожай, строить дома, каналы и запруды. А ведь бечуана надо было заботиться и о себе, и о своих семьях.
Все это вызывало негодование у Ливингстона: "Я был свидетелем, когда буры однажды пришли в поселок и, как обычно, потребовали двадцать тридцать женщин для прополки огородов. Я видел, как эти женщины с узелками продуктов на голове, привязанным ребенком на спине и орудиями труда на плечах направлялись к месту тяжелых работ, выполняемых без всякого вознаграждения". При этом буры отнюдь не стыдились откровенно говорить, что пользуются даровым трудом: "Мы милостиво разрешаем бечуана жить на нашей земле, и за это они должны работать".
Бывший рабочий прядильной фабрики не мог спокойно относиться к укоренившемуся рабству, "когда плоды труда присваиваются без всякого вознаграждения, что во всем мире считается несовместимым с такими понятиями, как честность и порядочность"; он не мог без возмущения видеть "обман и грабеж", совершаемые христианами.
Даровой рабочей силой буры, однако, пользовались не только для обработки полей, но и для выполнения всевозможных домашних дел; днем и ночью домашние рабы должны быть готовы к услугам своих господ. Чтобы лишить возможности их бежать куда-либо, буры в прислугу старались брать подростков. Ливингстон, правда, слышал и раньше от баквена, как это делалось, но не очень-то им верил. Встретив в домах буров черных ребят, Ливингстон расспросил их, как они сюда попали, и был поражен их рассказами. Да, баквена говорили не зря. Он поинтересовался, что же думают об этом сами буры. И то, о чем поведали ему раньше баквена, буры подтвердили: "одни - с сожалением и каким-то извинением, другие же - с чувством довольства и хвастовства"; эти ребята были захвачены во время военных походов, предпринятых как раз для этой цели.
Ливингстон был потрясен, такое отношение к африканцам для него оставалось непостижимой загадкой. Ведь буры - христиане с прочными религиозными устоями, ведут свое происхождение от деятельных, честных людей: голландцев и гугенотов. И эти христиане вдруг седлают лошадей, берут оружие, нежно прощаются с женами и детьми и совершают налеты на мирных людей. Чтобы обезопасить себя во время налетов, они прибегали прямо-таки к дьявольским способам "самозащиты": брали с собой сотни две ранее захваченных местных жителей, выстраивали их цепью перед лошадьми и гнали перед собой. Поверх этого живого щита они вели огонь по врасплох захваченным жителям, убивая и калеча их; оставшиеся в живых в страхе спасались бегством. После такого кровавого побоища "победители" делили между собой захваченных детей и скот. Добыча распределялась только между бурами. Своих невольных "союзников" из местных жителей они оставляли, чтобы месть потерпевших пала на их головы.
Ливингстон лично знал о девяти таких налетах, случившихся за время его пребывания среди баквена, причем никто из буров ни разу не пострадал.
Захватив деревню, буры старались выловить прежде всего детей: будучи в рабстве, они скоро забудут родителей, родные места и родной язык и привяжутся к своим господам. Взрослых мужчин, как правило, отпускали бесполезно оставлять их в качестве домашних слуг: при первом же удобном случае сбегут, а закон о выдаче беглых рабов в этих глухих местах все равно бессилен.
У бечуана самое ценное владение - скот. Наличием скота определяется благосостояние, достоинство и влияние человека. Молодые люди часто оставляют родные места и отправляются в Капскую колонию обзавестись парой коров. И вдали от родины они годами выполняют у белых поселенцев тяжелую физическую работу. В качестве вознаграждения каждый получает три-четыре коровы. Возвращаясь домой, молодые африканцы иногда попадают в рабство к бурам. И даже если им удается оттуда выбраться, они теряют с таким трудом доставшийся им скот.
Такое бесчеловечное обращение с африканцами острой болью отзывалось в сердце Ливингстона. Есть ли хоть капля совести у этих буров, людей его расы и религии? "Слово "закон" у них не сходит с уст, однако в жизни их законы - это право сильного". Ливингстон был искренне убежден, что за содеянные акты произвола и жестокости когда-нибудь им придется держать ответ перед судом божьим; так пытался он урезонить предводителя буров. Но его доводы для буров непостижимы: они ведь добрые христиане и лишь исполнители божьей кары, ниспосланной на закоснелых язычников. Уничтожая и порабощая местных жителей, они в оправдание ссылались на Библию.
Герт Кригер, командующий бурскими войсками, наконец согласился послать к бакатла учителя из местных жителей. Для выполнения этой миссии Ливингстон направил Мебальве - своего лучшего помощника. Но оказалось, неподалеку от места обитания этого племени проживает голландец, фанатичный противник всех африканцев и миссионеров. Он придерживается мнения, что любой миссионер из местного населения достоин лишь того, чтобы быть убитым. Поэтому Ливингстон не отважился подвергать такой опасности Мебальве, и тот вернулся в Чонуане.
Ливингстон убедительно разъяснял Кригеру, какое зло было бы совершено, если бы буры напали на баквена: ведь эти мирные люди не сделали европейцам ничего худого. Однако предводитель буров смотрел на это иначе. Английские купцы продают бечуана ружья вместе с боеприпасами. Если туземцы будут иметь огнестрельное оружие, это создаст угрозу для буров: владея таким оружием, местные жители осмелятся напасть на белых, как не раз уже было во время войн с зулусами. Единственный способ обезопасить себя первыми нанести удар и тем самым предотвратить нападение с их стороны. Да, зулусы - народ воинственный, соглашался Ливингстон, но мирные бечуана никогда еще не нападали на белых. Напротив, как раз их миролюбие наносит им вред, ободряет буров. На мужественных и уверенных в своих силах зулусов буры не всегда отваживаются нападать, с тех пор как те приобрели огнестрельное оружие. Однако предводителя буров трудно переубедить. Он не считает, что такая "превентивная мера" будет актом несправедливости. Что касается баквена, то Кригер в конце концов согласился с мнением Ливингстона, однако потребовал от него, чтобы время от времени он сообщал бурам о намерениях Сечеле и его людей. Ливингстону вначале показалось, что он неверно понял собеседника: ему предлагают стать шпионом буров при баквена?.. С негодованием он отвергает оскорбительное предложение.
Буры вдвойне ненавидели его - и как миссионера, и как англичанина, и потому, что он осуждал рабство и гуманно относился к африканцам, и потому, что в нем они видели - и отнюдь не без основания - предвестника британского колониализма. Британский миссионер следует по пятам за британским купцом, и достаточно произойти лишь одной-двум более или менее кровавым стычкам, как оба они тут же обратятся с просьбой о защите к своему правительству: британский купец кликнет на помощь британского солдата. Для Герта Кригера Ливингстон - замаскированный и, значит, наиболее опасный соглядатай британского колониализма, нежелательный соперник буров. Такой взгляд на Ливингстона как на человека был, разумеется, несправедлив, но на миссионера - пожалуй, верен.
Для Ливингстона путешествия были настоящим отдыхом. "В пути я могу читать, а дома это едва удается. Много времени отнимают всевозможные дела: стройка, уход за садом и огородом, забота о школе, уход за больными; то и дело приходится паять незаменимый котел, плотничать и чинить ружья, изготовлять подковы, ремонтировать повозки, читать проповеди, вести уроки в школе, в меру своих сил читать лекции по физике, обсуждать теологические проблемы - свободного времени совсем не остается".
