Степан Шешуков - Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов
Здесь, хоть и в иронической форме, предлагается программа совместных действий лефовцев и напостовцев против сменовеховства. И определяется конкретная мишень для прицела: только что из эмиграции на родину вернулся А. Н. Толстой, который будет находиться под прицелом напостовцев и лефовцев долгие годы.
Взаимный острополемический обмен мнениями обнаружил, как мы видим, точки сближения обеих групп. Самой высокой общей точкой сближения оказалась борьба за революционное искусство. Маяковский первым решительно пошел на сближение с напостовцами. «Лефы на вчера позвали нас к себе, говорили: Вы – организаторы, вы – победители»[58], – отмечает Фурманов в своем дневнике.
И вот в ноябре 1923 года состоялось соглашение между группой Леф и Московской ассоциацией пролетарских писателей. Лефовцы искренне приняли основной идейно-творческий тезис платформы «Октября»: «Соглашающие стороны… направляют всю творческую деятельность на организацию психики и сознания читателя в сторону коммунистических задач пролетариата»[59]. Без всяких затруднений был принят и второй пункт соглашения: «Путем устных и печатных выступлений проводят неуклонное разоблачение буржуазно-дворянских и мнимопопутнических литературных группировок и выдвигают свои принципы классовой художественной политики»[60]. Был принят также пункт соглашения о том, чтобы избегать «взаимной полемики, не отказываясь в то же время от дискуссий и деловой товарищеской критики»[61].
В дневнике Фурманова того периода отмечается, что лефовцы предложили мапповцам продолжать и впредь организаторскую работу, а творческим воспитанием мапповской молодежи займутся лефовцы. «Мы их, Лефов, послали понахрен. Сказали: – Верно, что работой методологической до сих пор мы заняты были меньше, чем непосредственной борьбой. Но теперь, после победы, и у нас будет к тому возможность и время»[62]. Но напостовцы, постоянно занятые «организаторской работой», так и не нашли время для обсуждения творческих вопросов. Эта бесконечная «организаторская» возня будет бедствием для всего рапповского движения, и против этого также поведет решительную борьбу Фурманов. Вот почему лефовцы были приглашены для руководства творческими семинарами в литературные кружки МАПП. В. Герасимова в своих воспоминаниях «Какими словами рассказать о нас» сообщает о работе творческого семинара «Молодой гвардии», руководимого О. Бриком. Она рассказывает, как Брик учил их анализировать произведения по заранее предложенной им схеме, а затем давал задание самим творить по этой же схеме. В. Герасимова утверждает, что это было ново, неожиданно, интересно. Но, надо полагать, едва ли это было плодотворно. Что мог полезного дать молодежи Брик? Он прошел через историю нашей литературы как пустоцвет, как фигура абсолютно бесплодная.
К соглашению Лефа и МАПП было присовокуплено «негласное приложение», направленное непосредственно против А. Воронского. По этому тайному приложению договаривающиеся стороны обязались не участвовать во всех органах печати и в издательстве «Круг», которыми руководил А. Воронский.
Соглашение было опубликовано в журналах договаривающихся сторон – в «Лефе» за 1923 год № 4, в «На посту» за 1924 год в № 1(5)… Его подписали: от Лефа – Маяковский и О. Брик; от МАПП – Ю. Либединский, Родов и Л. Авербах.
Маяковский посвятил этому соглашению передовую в своем журнале: «Леф заключил соглашение с МАППом, авангардом молодой пролетарской литературы.
В чем смысл этого соглашения?
Что у нас общего?
Мы видим, что пролетарской литературе грозит опасность со стороны слишком скоро уставших, слишком быстро успокоившихся, слишком безоговорочно принявших в свои объятия кающихся заграничников, мастеров на сладкие речи и вкрадчивые слова.
Мы дадим организационный отпор тяге «назад», в прошлое, в поминки. Мы утверждаем, что литература не зеркало, отражающее историческую борьбу, а оружие этой борьбы.
Леф рад, что с его маршем совпал марш передового отряда пролетарской молодежи»[63].
Здесь, со свойственной Маяковскому четкостью, правильно определяется основная социальная задача литературы: не зеркало, а «оружие исторической борьбы».
Все остальное в заявлении главы Лефа направлено против линии Воронского, и в этом прежде всего видит Маяковский смысл соглашения и обещает дать «организованный отпор тяге «назад», в прошлое, в поминки».
Оба журнала договорившихся сторон выходили с большими перерывами, незначительными тиражами и просуществовали недолго. Перестали выходить они в одно и то же время – в 1925 году, но по разным причинам.
«На посту» слишком отстал от того массового литературного движения, которое он вначале возглавил. Леф никакого сколько-нибудь массового движения вообще не представлял и погиб из-за раздиравших его внутренних противоречий, которые он преодолеть не смог. Правда, Леф воскреснет еще раз в Новом Лефе, но уже на несколько иной основе, которая была не менее противоречива прежней.
ГЛАВА 5
Полемика напостовцев с А. Воронским занимает особое, ни с чем не сравнимое место в развитии советской литературы, в становлении марксистско-ленинского литературоведения. В обоюдоострых схватках выяснялись позиции спорящих, обнаруживались их сильные и слабые стороны.
К начавшемуся спору общественность прислушивалась. На появляющиеся статьи многие стали активно реагировать.
Партийная печать и органы вплоть до ЦК РКП(б) внимательно следили за дискуссией, а когда в ходе полемики на определенном этапе появлялась необходимость активно вмешаться в литературную жизнь, собирались при ЦК партии расширенные совещания. На этих совещаниях критиковались ошибки тех и других, делались выводы и обобщения, принимались решения, имевшие важнейшее значение для развития художественной литературы и литературной науки.
Дискуссия между напостовцами и Воронским была чрезвычайно плодотворной: она способствовала ЦК РКП(б) в резолюции от 18 июня 1925 года отвергнуть все, что не соответствовало политике партии, и выразить самый мудрый, все охватывающий и учитывающий справедливый подход к такому тонкому и сложному делу, каким является художественное творчество. Судьба же тех, кто так страстно и непримиримо боролся, «открывая» истину, оказалась печальной: Воронский был забыт на целые десятилетия, рапповцы после 1932 года упоминались только в отрицательном смысле. За последнее же десятилетие много сделано для восстановления исторической правды.
Александру Константиновичу Воронскому принадлежит видная роль организатора и теоретика советской литературы первой половины 20-х годов (1921–1926).
Родился он 19 августа 1884 года в селе Добринка Тамбовской губернии в семье священника. Учился в Тамбовской духовной семинарии, откуда был исключен за «политическую неблагонадежность». В 1904 году вступил в партию большевиков и вел активную подпольную работу во многих городах России, за что подвергался тюремному заключению и находился в ссылке. Из того факта, что он явился частником Пражской конференции, определяется его авторитетная роль в рядах партии. После революции работал в Иваново-Вознесенске и редактировал газету «Рабочий край». С 1921 года возглавлял журнал «Красная новь» и издательство «Круг», а с 1923 года – журнал «Прожектор». За принадлежность к троцкистской оппозиции в 1927 году был отстранен от редакторской деятельности, а затем исключен из партии. Позднее Воронский отошел от оппозиции, в 1930 году был восстановлен в рядах партии и привлечен к работе в Гослитиздате.
Впервые как литературный публицист Воронский выступил в 1911 году в одесской газете «Ясная заря», редактировавшейся Вацлавом Воровским, уже известным в то время критиком-большевиком. Идейно-художественные взгляды Воронского складывались под влиянием русских революционеров-демократов и Плеханова. Ему были хорошо известны и основные положения В. И. Ленина о строительстве новой культуры – период борьбы с вредными теориями Пролеткульта. Воронский был осведомлен об отношении Ленина к различным явлениям культуры и литературным течениям. Он знал, с какой любовью и гордостью всегда отзывался Ильич о великой русской литературе XIX века. Поборник реалистического искусства, Воронский глубоко понимал огромную роль литературы в общественной жизни. Понимал также специфику литературного творчества и высоко ценил художественный талант. Он умел открывать таланты, воспитывать и направлять их, относясь к ним с особой чуткостью, заботой и вниманием.
В первые годы революции Воронский сумел проявить себя и как редактор, и как организатор советской печати. Редактируемая им газета «Рабочий край» (Иваново-Вознесенск) стала одной из лучших в республике. Воронский объединил революционно настроенных писателей-реалистов края вокруг газеты и сам выступал в ней как литературный критик. Уже заглавия его статей говорят о их направленности: об Л. Андрееве и писателях его круга статья называлась «Обреченные»; об А. Ремизове – «Без дороги»; о книге М. Гершензона «Мудрость Пушкина» – «Долой разгул».
