Дэниэл Тризман - История России. От Горбачева до Путина и Медведева
Различные данные подтверждают этот факт. В 1988 году новые, социологические организации начали проводить типичный анкетный опрос советского и чаще всего российского населения. Самым профессиональным и широко уважаемым был Всесоюзный центр исследования общественного мнения (ВЦИОМ)[18] под руководством социолога Татьяны Заславской, а затем Юрия Левады. Хотя некоторые скептически относятся к качеству опросов, проведенных в Советском Союзе, по крайней мере с 1989 года неточности были не больше, чем в других странах (см. главу 7, более подробно затрагивающую данный вопрос).
Что показывали эти опросы? Было выяснено, до конца 1989 года коммунистическая партия и лично Горбачёв пользовались огромной поддержкой людей. Тем летом две трети респондентов считали, что партии народ доверяет, частично или в целом, и 56 % полагали – влияние ее ЦК должно увеличиться или остаться прежним, а это больше половины тех, кто был убежден в обратном. Личный рейтинг Горбачёва также чрезвычайно высок. В декабре 1989 года 52 % россиян полностью одобрили его действия, а еще 30 % – частично. В следующем месяце 59 % полностью или в некоторой степени уверены в удачном исходе перестройки. Поддерживать коммунистический строй было непопулярно, его идеи и идеалы, как иногда думают, были подорваны десятилетиями сталинских репрессий и экономической эффективностью. Еще в 1989 году большинство россиян все еще, казалось, обвиняли в проблемах страны коррупционеров и бюрократический менталитет, а не саму партию.
Но уже в следующем году поддержка Горбачёва и коммунизма рухнула. В феврале 1991 года доля российских респондентов, полностью одобряющих действия Горбачёва, с 52 % сократилась до 15 %. Параллельно рухнула и вера в партию. Количество тех, кто думал, что партия полностью или частично заслуживает доверия, в тот же период снизилось с 51 % до 26 %. Опасения возникли даже у членов партии. В 1988 году 18 тысяч человек покинули партию; в 1989 году 137 тысяч сдали свои партбилеты. В течение 1990-го и первой половины 1991-го, не меньше 4,2 миллиона коммунистов, почти четверть от общего количества, по имеющимся сведениям, вышли из партии.
Что случилось? Почему доверие граждан к партии и ее лидерам вдруг утратилось в 1990 году, оставаясь достаточно непоколебимым на протяжении первых разоблачительных лет гласности? Значение могут иметь несколько факторов, но один из них играет ключевую роль.
В 1990 году, впервые с начала перестройки, уровень жизни россиян резко снизился. В конце 1989 года те россияне, которые говорили, что в предыдущие два-три года материальное положение их семьи улучшилось, теперь утверждали, что оно ухудшилось. Но к декабрю 1990 года в четыре раза больше людей заметили ухудшение. 93 % опрошенных сказали, что продукты питания ухудшились в течение предыдущего года, и 92 % ответили то же самое о промышленных товарах.
Уже к лету потребительские бунты вспыхивали по всей стране. В Челябинске обозленные покупатели возле винного магазина разбили окна автобуса и взяли штурмом здание районного Совета. От Москвы до Свердловска курильщики бунтовали и грабили табачные киоски. Продажа товаров по карточкам к тому времени достигла «беспрецедентного масштаба в мирное время».
Испугавшись пустых полок в магазинах, россияне склонялись к радикальной экономической реформе, оставляя Горбачёва с его идеологическим мелочным педантизмом далеко позади. К осени 1990 года 73 % граждан поддержали приватизацию небольших магазинов, мастерских, домов быта, 87 % высказались за приватизацию сельхозугодий. К концу 1991 года, когда кризис усугубился, 74 % российских респондентов высказались в поддержку перехода к рыночной экономике; 33 % были за быстрый переход, 41 % – за постепенный, и лишь 11 % против него. После отставки Горбачёва россияне стали возлагать свои надежды на его самых ярых критиков. В декабре 1989 года только 27 % россиян полностью поддержали Ельцина. Но как только он начал высказывать свое недовольство в адрес руководителя страны, одобрил более радикальную экономическую реформу и стал отстаивать интересы бастующих шахтеров, в декабре количество поддержавших его граждан достигло 70 %. Когда весной 1991 года у людей спрашивали, Горбачёв или Ельцин ближе к народу[19], 59 % россиян выбрали Ельцина и лишь 16 % поддержали Горбачёва. К тому времени Ельцин был настолько близок к народу, что наступал ему на пятки.
Если это был экономический кризис, проявившийся в остром дефиците потребительских товаров, подорвавший авторитет партии и Горбачёва в 1990 году, то что спровоцировало потребительский дефицит? Хроническая неэффективность центрального советского планирования? Однако если дефицит можно объяснить медленным снижением объемов производства, то кризис, разразившийся в конце 1980-х годов, объяснить сложно, поскольку причины были разнимы и сыграло роль их сочетание. Существовали четыре основные причины. Во-первых, сильно подорвали советскую экономику изменения уровня мировых цен на сырье. Поскольку в сельском хозяйстве был застойный период, чтобы прокормить население, Москва ввозила зерно, расплачиваясь за него долларами, полученными за экспорт нефти и природного газа. Однако в период с 1980 по 1989 год цены на нефть упали более чем на 50 %. Хуже того, цены на зерно выросли на 56 % только за период с 1987 по 1989 год. Отчаявшись импортировать продовольствие за доллары, Горбачёв заимствовал деньги в западных банках, увеличив тем самым внешний долг страны с 29 миллиардов долларов в 1985 году до 97 миллиардов в конце 1991 года и погубив рейтинг кредитоспособности страны. К 1990 году немецкие банки будут давать ссуды Москве только с полной гарантией от немецкого правительства.
Во-вторых, как только Горбачёв предоставил европейским странам-спутникам свободу, структура принудительной торговли между коммунистическими странами разрушилась. Хотя Россия в конечном итоге получила выгоду – она обеспечивала энергией Восточную Европу за долю мировой цены и платила по завышенным ценам за оборудование, – немедленным эффектом был резкий крах в торговле.
В-третьих, в России перестройка уничтожила механизм централизованной координации торговли, прежде чем рынки могли заполнить этот пробел. Как только предприятия получили свободу выбора, что производить, никто не мог больше полагаться на своих прежних поставщиков. Частичные реформы оставили лазейки для быстро соображающих, как воспользоваться миллионами долларов. Кооперативы свободно устанавливали собственные цены, могли получить огромные скидки, закупая дешевле материалы на государственных предприятиях и продавая их на рынке. Децентрализованная власть местных органов самоуправления породила, по словам экономического советника Ельцина Егора Гайдара, «вакханалию местной защиты», так как региональные популисты заблокировали поставку товаров за пределы своих регионов, отреагировав так на дефицит.
Потребительские бунты вспыхивали по всей стране.
В-четвертых, еще более разрушительной была бесхозяйственность властей в сфере финансово-бюджетной и кредитно-денежной политики. Рабочим позволили избирать своих руководителей, что выразилось в подъеме зарплаты, которую государство вынуждено было субсидировать. В 1989 году бюджетный дефицит достиг 12 % ВВП. К 1991 году он уже оценивался в 30 %. Для финансирования всего этого правительство просто потратило накопленные сбережения населения, не имея средств на то, чтобы их выплатить. Оно брало ссуды в банках, а в 1991 году просто присвоило 6 миллиардов долларов с валютных счетов граждан и фирм во «Внешэкономбанке», включая личные гонорары Горбачёва от книг, скорее всего, без его ведома. Все чаще и чаще правительство включало печатный станок. Сумма наличных денег, находящихся в обращении, удвоилась в период с конца 1985 года до конца 1990 года, а затем снова удвоилась в первые девять месяцев 1991 года.
В условиях фиксированных цен этот поток рублей усугубил дефицит потребительских товаров. Так как денег было слишком много, а товаров слишком мало, полки магазинов опустели. В апреле 1991 года лишь 12 % россиян заявили, что видели мясо в магазинах, 6 % видели муку или растительное масло, 3 % – одежду для взрослых. Даже повсеместно распространенные продовольственные талоны редко отоваривались: только 14 % опрошенных сказали, что могли свободно обменивать свои талоны на товары. Были ужасные очереди. Средняя городская семья проводила почти 12 часов в неделю в очередях за покупками. В 1991 году правительства республик, во главе с ельцинской Россией, начали сокращать переводы налоговых поступлений в центр. К середине того же года советское государство, по сути, стало банкротом.
Короче говоря, причиной краха советской экономической системы и отказа общества от коммунизма была не присущая центральному планированию неэффективность, а сочетание сложных внешних условий – падения цен на нефть и краха в торговле – с ошибочными реформами, которые подорвали согласованность, привели к обесцениванию рубля и опустошили магазины, лишив граждан жизненно важных товаров. Можно ли было этого избежать? В период с 1985 по 1987 год, вероятнее всего, установилась стабильная ситуация. Если бы в ответ на резкое падение цен на нефть советские лидеры сократили инвестирование и расходы на импортное оборудование и подняли цены, увеличив тем самым доходы и избежав гораздо большего денежного дефицита, который тогда существовал, они могли бы получить некоторую передышку. Такие меры не пользовались популярностью, но в то время власти имели средства для контролирования протеста. После стабилизации они могли бы упорядочить механизм планирования или даже перейти к свободным рыночным отношениям в более благоприятных макроэкономических условиях, аналогичных тем, что наблюдались в большинстве стран Восточной Европы.
