Александр Покрышкин - Познать себя в бою
Гибель командира вызвала ярость у всех летчиков группы. Мы пикировали на зенитные батареи, готовые таранить их своими «мигами». Каждый стремился точно разить врага, все умение вкладывал в атаку.
Совершив посадку, я не отошел от самолета, ждал летчиков. Ко мне медленно приблизился техник Федора Васильевича Атрашкевича. Он уже по номерам севших самолетов понял: командир не вернулся с задания. Но подходя ко мне, он еще не терял надежды. В нем еще теплилась мысль: Атрашкевич не погиб, выбросился с парашютом «или сел вынужденно. Сдавленным голосом спросил:
– Что с командиром, товарищ старший лейтенант?
– Нет больше его, – с трудом отвечаю. – Сбила зенитка.
Стоим и молчим, опустив головы. Такова судьба боевого экипажа. Летчики погибают в небе, а техники долго переживают утрату. Кровь, пролитая в бою, еще сильнее скрепляет боевую дружбу между летным и техническим составом.
Проводив в боевой полет летчика, каждый техник с нетерпением ждет его возвращения. С тревогой всматривается в горизонт, внимательно следит за бортовыми номерами садящихся машин. Эти мгновения приносят ему радость или горе. Когда летчики отдыхают после напряженного боевого дня, техник и мотористы успевают залатать все пробоины в самолетах, снять поврежденный мотор, поставить новый. От золотых рук этих людей, их беспримерного патриотизма и трудолюбия во многом зависят успехи в небе.
К моему самолету собрался весь состав эскадрильи. Из подъехавшей «эмки» вышел Иванов. Я доложил ему обстоятельства гибели Ф. В. Атрашкевича.
– Жаль! Такого человека и командира потеряли! – со вздохом выговорил Иванов. Какое-то время он стоял, молча переживая потерю. Потом оглядел всех. – Ну, что вы носы повесили? Живые еще злее должны бить врага и мстить за погибших товарищей!
От сказанного Ивановым на душе легче не стало, но как-то все сразу приободрились и подняли головы.
– До прибытия Соколова командиром эскадрильи назначаю Покрышкина.
Все смотрели на меня. О чем они думали? Может быть, об Атрашкевиче. Он был настоящим командиром. Я же думал о том, справлюсь ли с возложенными на меня обязанностями в этот нелегкий период. Понимал, что на меня ложилась вся ответственность за людей и боевую деятельность эскадрильи, знал, что придется действовать в отрыве от полка. Не просто заменить такого командира, как Федор Васильевич.
– Покрышкин, немедленно отправляйте передовую команду в Сынжерею. После явитесь на командный пункт для уточнения всех вопросов вашей работы там, – уже сев в машину, приказал В. П. Иванов.
– Есть, товарищ командир полка!
Через час машины с личным составом, боеприпасами и горючим, вытянувшись в колонну, запылили по дороге на запад. Полевая площадка у молдавского села Сынжерея должна стать нашим аэродромом подскока, приближенным к линии фронта. Я уже знал, что с него будем наносить штурмовые удары по колоннам противника и совершать вылеты на перехват вражеских самолетов, налеты по скоплениям гитлеровских войск. К вечеру следующего дня в Маяки сообщили по телефону, что Сынжерея готова нас принять.
Совершив с утра вылеты на штурмовку и разведку, эскадрилья в полном составе вскоре приземлилась на аэродроме подскока, около Сынжереи. Назначенный начальником комендатуры комиссар нашего подразделения Барышев встретил и показал мне все, что было сделано на этом поле для обеспечения боевой работы. Передовая команда потрудилась здорово. Были оборудованы укрытия для горючего и боеприпасов, окопчики для личного состава и небольшая землянка для командного пункта.
Аэродром имел и серьезный недостаток: ограниченные размеры летной полосы. Посадка самолета должна быть исключительно точной. Ошибка в расчете грозила летным происшествием. Хорошо, что летчики эскадрильи были обучены посадке с газом, и их первое приземление обошлось без поломок. Вот так в боевых условиях пригодилась новая методика расчета на посадку. Боевая действительность заставляла нас брать на вооружение все новое и передовое, что рождала творческая инициатива.
Я собрал летчиков. Еще раз, теперь уже на месте, напомнил об особенностях посадки, а потом предложил продуманный вариант действий на день. Нам предстояло наносить штурмовые удары в двух направлениях: по району Унгены, дорогам от него на Кишинев, а также северо-западнее Бельцы, где гитлеровцы, форсировав Прут, вели наступление.
Мне казалось, что наиболее целесообразно действовать на этих разобщенных направлениях единой группой, в составе всей эскадрильи. В этом случае два или три звена наносят удар, а одно подавляет зенитный огонь и прикрывает штурмующих от внезапных атак вражеских истребителей. При таких условиях удары будут более эффективными и мы понесем меньше потерь.
По себе знал, что состояние летчика, идущего в штурмовую атаку, значительно выше, когда чувствуешь локоть товарища, знаешь, что тебя прикрывают. Воздушный боец точнее заходит на цель, надежнее поражает ее. Когда же в момент штурмового удара около тебя никого нет, то отвлекаешься на осмотр воздушного пространства, можешь сделать ошибки в прицеливании. Следуя суворовскому правилу, «каждый солдат должен знать свой маневр», посоветовался с летчиками. Они с полным одобрением отнеслись к моим предложениям.
Закончив дозаправку самолетов, вылетаем на штурмовку восьмеркой. Сверху нас прикрывает пара «мигов», Вот уже под нами противник: дорога от Унгены на Кишинев забита автомашинами и артиллерией. Навстречу нам летят снаряды «эрликонов». Прикрывающая пара пикирует на зенитную батарею и подавляет ее. Мы, сбросив бомбы по скоплениям автомашин, стали в круг и начали обрабатывать цели из пушек и пулеметов.
Действовали все смело, старательно. Уже уходя на аэродром, посмотрел назад. Не скрою, столбы дыма от горящих автомашин радовали глаз. А группа потерь не имела. Лишь один самолет получил серьезные повреждения от зенитного огня, но благополучно приземлился. Им сразу же занялись техники. В руках этих умельцев машина к утру снова была в полной боевой готовности.
Затем сделали боевой вылет в район северо-западнее Бельцы. Но сейчас штурмующую группу усилили. Она состояла из двух звеньев, а прикрывающая – в составе звена. Только что проведенный налет показал, что пары «мигов.» может оказаться недостаточно для подавления зениток.
До вечера мы совершили несколько боевых вылетов. Затем эскадрилья произвела посадку в Маяки. Командование не решилось оставлять нас на аэродроме подскока на ночь из-за отсутствия надлежащей охраны. Фронт ведь был совсем рядом.
Доклад о результатах действий в районе Сынжереи командир полка Иванов выслушал молча. Уточнил итоги дня.
– Почему-то вашей работой недоволен Осипенко. Считает, что мало сделали налетов.
– Как же мало! На каждого летчика пришлось в два раза больше вылетов, чем установлено.
– Он требует штурмовать звеньями, беспрерывно, на каждом направлении: в районе Унгены и северо-западнее Бельцы.
– Это же будут булавочные уколы. Через пару дней, пожалуй, останемся без самолетов…
Командир полка еще раз, вникая в детали, расспросил меня о каждом вылете, его результатах, наличии у противника зенитных средств, встречах с вражескими истребителями. По-видимому, он пришел к определенному выводу.
– Ну, хорошо. Действуй так и дальше. Разговор с командиром дивизии возьму на себя. На завтра вам те же задачи. А сейчас – отдыхайте.
По дороге в столовую мысли невольно возвращались к оценке сегодняшних действий эскадрильи, которую дал командир соединения. Летчики прошли через пекло зенитного огня, сделали все возможное, чтобы оказать помощь нашей пехоте. Нанесли противнику ощутимый урон. Мы не потеряли при этом ни одного самолета. И все-таки командир дивизии остался недоволен результатами нашей боевой работы. Почему?
Мне было понятно стремление руководства бросить все силы, эффективно использовать все средства, чтобы задержать наступление фашистов. Но возможности истребителей следует использовать разумно. Конечно, бомбардировщиков днем в это пекло посылать нельзя. На устаревших машинах СБ бензобаки не покрыты резиновым проектором и даже от попадания пули или снаряда они горят как факелы. Правильно, что наносят удары они в основном ночью. Значит, придется истребителям брать на себя штурмовки вражеских войск в дневных условиях. Но тактика должна быть эффективной. Я был уверен в правильности действий эскадрильи и решил так же построить боевой порядок и завтра.
Штурмовые удары всей эскадрильи по наступающему противнику оправдали себя и в новых боях. День прошел напряженно, среди пулеметных и пушечных трасс, разрывов снарядов. В этой «пляске смерти» (так летчики называли штурмовки под сильным огнем) каждый мог в любой момент погибнуть. Но бойцы смело и мужественно разили врага.
В один из вылетов зенитный снаряд разорвался в самолете Довбни. Летчику удалось выброситься из горящего «мига». Мы видели, что приземлился он на парашюте там, куда сбросил бомбы. Трудно было определить, живым ли достиг Довбня земли…
