Фрэнсис Гарт - Монте-Флетская пастораль (Как старик Планкет ездил домой)
Обзор книги Фрэнсис Гарт - Монте-Флетская пастораль (Как старик Планкет ездил домой)
Гарт Фрэнсис Брет
Монте-Флетская пастораль (Как старик Планкет ездил домой)
Фрэнсис Брет Гарт
МОНТЕ-ФЛЕТСКАЯ ПАСТОРАЛЬ(1)
(Как старик Планкет ездил домой)
Все мы очень его любили. Даже после того как он окончательно запутал дела компании "Дружба", не нашлось человека, который не посочувствовал бы ему, хотя многие из нас сами были пайщиками и оказались в числе потерпевших. Помню, кузнец так разошелся, что заявил:
- А тех, кто взвалил старику на плечи такую ответственность, надо попросту линчевать!
Но кузнец пайщиком не был, и к его словам отнеслись как к вполне извинительному чудачеству отзывчивой и широкой натуры, на которое, принимая во внимание могучее телосложение кузнеца, приходилось смотреть сквозь пальцы. Так по крайней мере сказал кто-то из нас. Однако все мы жалели, что несчастье расстроит заветную мечту старика "съездить домой". Как-никак он собирался "домой" уже десять лет. Сборы начались через полгода после его появления в Монте-Флете. Это тянулось из года в год: он поедет, как только пройдут первые дожди. Поедет сразу же после дождливого сезона. Поедет, как только кончит рубить лес на Оленьей горе, как только откроет золотую жилу на холме Эврика, как только можно будет выгонять скот на Даус-Флет, как только компания "Дружба" выплатит первые дивиденды(2), как только проведут выборы, как только придет ответ от жены. Но годы проходили, весенние дожди начинались и кончались, лес на Оленьей горе вырубили дочиста, выгон на Даус-Флете поблек и высох, холм Эврика расстался со своим золотом и разорил владельца, первые дивиденды компании "Дружба" выплатили из имущества пайщиков, в Монте-Флете были выбраны новые представители власти, жена писала и все звала его, а старик Планкет по-прежнему оставался в поселке.
---------
(1) Здесь: описание в духе пасторали (см. стр. 182, 276).
(2) Дивиденды - доход, периодически выплачиваемый держателям ценных бумаг (акций) из прибылей акционерного общества.
Впрочем, справедливости ради следует уточнить, что попытки к отъезду предпринимались. Пять лет назад старик Планкет распрощался с Монте-Хиллом, обменявшись со всеми горячими рукопожатиями. Но дальше ближайшего городка он так и не двинулся. Там ему всучили гнедую кобылу в обмен на буланого жеребца, на котором он уехал, и эта сделка не замедлила открыть его пылкому воображению необъятные, заманчивые просторы будущих спекуляций.
Спустя несколько дней Эбнер Дин получил письмо, в котором старик Планкет сообщал, что едет в Висалию покупать лошадей.
"Я весьма удовлетворен, - писал он со свойственной его письмам высокопарностью, - я весьма удовлетворен тем обстоятельством, что мы наконец-то добрались до истинных богатств Калифорнии. Когда-нибудь весь мир будет взирать на Даус-Флет как на коннозаводческий центр. Ввиду серьезности предприятия я отложил свой отъезд на месяц". Прошло целых два месяца, прежде чем старик вернулся к нам с пустыми карманами. Через полгода он уже скопил денег на поездку в Восточные штаты и на этот раз доехал до самого Сан-Франциско.
У меня сохранилось письмо, полученное через два-три дня после его приезда в Сан-Франциско, и я позволю себе привести оттуда несколько строк: "Как вы уже знаете, друг мой, я всегда считал, что искусство игры в покер, который несправедливо приравнивают к азартным играм, пока что переживает в Калифорнии свой младенческий возраст. Я не раз задумывался над тем, нельзя ли изобрести совершенную систему, следуя которой умный человек сумеет извлекать из покера постоянную прибыль? Эту систему я пока что не могу вам открыть, но я не уеду из города, не доведя ее до совершенства". Очевидно, Планкет достиг своей дели, ибо он вернулся в Монте-Флот с двумя долларами и тридцатью пятью центами в кармане - это было все, что осталось от его капитала после применения усовершенствованной системы игры в покер.
Съездить домой ему удалось только в 1868 году. Он отправился сухим путем, через весь материк, заявив, что этот путь представляет большие возможности для открытия неизведанных богатств страны. Последнее его письмо было получено из Вирджиния-Сити. В отлучке он находился три года. И вот, по прошествии этих трех лет, однажды жарким летним вечером наш старик Планкет, убеленный пылью и годами, вылез из уингдэмского дилижанса. В том, как он поздоровался со всеми, чувствовалась некоторая сдержанность, несвойственная ему, прежде такому разговорчивому; нам, впрочем, эта новая черта в его характере как-то не очень понравилась.
Первые дни Планкет помалкивал о свой поездке и только запальчиво повторял, что он "всегда собирался съездить домой - вот и съездил". Потом он стал разговорчивее, в весьма критических тонах отзывался о нравах и обычаях Нью-Йорка и Бостона, осуждал изменения в общественной жизни, происшедшие там за время его отсутствия, и, помнится, особенно нападал на то, что казалось ему "распущенностью, которая неизбежно сопутствует высшим ступеням цивилизации". Дальше - больше: последовали смутные намеки на развращенность высших кругов общества Восточных штатов, и, наконец, покрывало с Нью-Йорка было сорвано, а неприглядная картина тамошнего беспутства описана такими яркими красками, что я до сих пор содрогаюсь при одном воспоминании об этих рассказах. Как выяснилось из них, злоупотребление спиртными напитками вошло в обычай у самых блистательных дам города; безнравственность, которой он даже не решался дать точное название, губила изысканнейших представителей обоего пола; скаредность и алчность были самые распространенные пороки богачей.
- Я всегда говорил, - продолжал старик Планкет, - что разврат гнездится там, где царствует роскошь и властвуют деньги и где капитал идет на все, что угодно, только не на разработку естественных богатств нашей страны. Благодарю вас, мне, пожалуйста, не разбавляйте!
Весьма возможно, что кое-что из этих прискорбных сведений просочилось в местную печать. Мне вспоминается передовая статья в газете "Страж Монте-Флета" под заглавием "Восток выдохся", в которой весьма пространно описывался ужасающий упадок нравов Нью-Йорка и Новой Англии, а Калифорния рекомендовалась как место, где можно обрести спасение в непосредственной близости к природе. "Может быть, нам следует добавить, - писал "Страж", - что состоятельным людям, приезжающим с Востока, самые блестящие возможности предоставляет округ Калаверас".
Под конец Планкет заговорил о своей семье. Дочь, которую он оставил ребенком, выросла красавицей; сын уже перерос отца, и, когда они вздумали в шутку помериться силами, "этот мошенник" - притворно ворчливый голос рассказчика прерывался от чувства отцовской гордости - дважды положил своего любящего родителя на обе лопатки. Но самое значительное место в его рассказах отводилось дочери. Поощренный, по всей вероятности, явным интересом, который проявляло мужское население Монте-Флета к женской красоте, он долго распространялся о достоинствах и прелестях своей дочки и, наконец, на погибель слушателям показал фотографию очень хорошенькой девушки. Описание первой встречи с ней было настолько своеобразно, что я попытаюсь передать его здесь дословно, хотя речь Планкета не отличалась той обдуманностью выражений и тем изяществом слога, которые характеризовали его эпистолярный стиль.
- Понимаете ли, братцы, в чем дело, - говорил он, - по моему мнению, человек должен узнавать свою кровь и плоть чутьем. Десять лет прошло, как я не виделся с моей Мелинди, а она была тогда семилетней крошкой - вот такая маленькая. И по приезде в Нью-Йорк, как вы думаете, что я сделал? Заявился прямо домой, как в таких случаях полагается, и спросил жену и дочь?
Нет, сэр! Я переоделся разносчиком - да, сэр, разносчиком! - и позвонил к ним. Слуга открывает дверь, а я - соображаете, в чем дело? - предлагаю показать хозяйкам кое-что из галантереи. Вдруг слышу сверху, с лестницы, чей-то голос: "Ничего не нужно, гоните его прочь!" - "Тонкие кружева, сударыня, контрабандный товар", - а сам смотрю наверх. А оттуда отвечают: "Убирайся вон, мошенник!" Я, братцы, сразу узнал голос жены, вернее верного, тут и чутья не нужно, и говорю: "Может, барышни себе что-нибудь выберут?" А жена: "Ты разве не слышал, что тебе было сказано?" И прямо на меня и выскочила. Ну, тут я живо убрался. Ведь вот, братцы, мы с моей старухой уже десять лет не виделись, а стоило только ей налететь на меня, и я давай бог ноги!
Планкет произносил эту речь у стойки - его обычное местонахождение, - но при последних словах он повернулся боком к слушателям и окинул их грозным взором, который возымел свое действие. Те, кто проявлял некоторые признаки скептицизма или отсутствие интереса, сразу же сделали вид, что слушают его рассказ с увлечением и любопытством.
- Ну-с, дня два я слонялся вокруг да около и наконец узнал, что на следующей неделе рождение Мелинди и гостей будет тьма-тьмущая. Такой прием закатили, я вам скажу, просто чудо! Цветов - полно, весь дом сияет огнями, слуги так и бегают взад и вперед, угощенье, прохладительные напитки, закуски...
