Борис Черток - Книга 2. Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам
Обзор книги Борис Черток - Книга 2. Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам
Борис Евсеевич Черток
Книга 2. Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам
Предисловие к первому изданию
В конце 1994 года вышла из печати первая книга моих воспоминаний «Ракеты и люди». Незамедлительно последовали письма и устные отзывы, телефонные звонки, содержащие как хвалу, так и справедливые замечания. Интерес, с которым была встречена книга, превзошел мои ожидания. У многих читателей возникал вопрос: когда будет продолжение? Не обладая литературным опытом, я переоценил свои силы, рассчитывая, не переводя дыхание, в одной книге, максимум в двух, рассказать о становлении ракетно-космической техники в нашей стране, о наиболее ярких и выдающихся ее создателях, вместе с которыми многие годы я делил радость побед и горечь неудач.
Первая книга моих воспоминаний началась с событий 1945 года, с рассказа о командировке советских специалистов в Германию для изучения ракетных секретов поверженного противника.
Новая книга не только продолжает повествование о последующих событиях, но и рассказывает о предшествующих годах работы в авиационной промышленности. Совсем молодым человеком я оказался свидетелем и участником ее становления и развития.
Основное содержание этой книги составляют события с 1956 по апрель 1961 года. В истории космонавтики это период качественного скачка в ракетостроении, начало эпохи пилотируемых космических полетов. В эти годы триумфальные успехи советской космонавтики послужили стимулом для интенсивного форсирования работ в США. Гонка ракетно-ядерных вооружений переплеталась с азартным соревнованием двух сверхдержав за приоритетные достижения в космонавтике. В орбиту ракетно-космической деятельности вовлекались новые коллективы и тысячи людей, от творческого потенциала, самоотверженности и энтузиазма которых во многом зависели судьбы народов и государств.
Рассказывая не столько о технике, сколько об атмосфере, в которой мы жили и трудились, о наиболее интересных людях, с которыми встречался, я вспоминал все новые и новые эпизоды и подробности, о которых просто невозможно было умолчать, и с удивлением обнаружил, что многие интереснейшие события периода 1960-х – начала 1970-х годов не смогут войти во вторую книгу из соображений разумного ее объема. Они отложены с надеждой на издание третьей книги. Вместе с сотрудниками издательства «Машиностроение», занимающимися выпуском литературы по авиации, ракетной технике и космонавтике, мы решили для новых книг моих воспоминаний сохранить название «Ракеты и люди».
Я приношу искреннюю благодарность руководителям АО «Международный концерн космической связи» за экономическую поддержку, дающую возможность издательству «Машиностроение» пойти на риск последовательного выпуска книг моих воспоминаний.
Выражаю глубочайшую признательность многим ветеранам ракетно-космической техники, делившимся со мной своими воспоминаниями. Они помогли мне уточнить события и факты, которые стерлись в моей памяти, и прояснить вопросы, на которые не находилось ответов в архивах.
Моя сердечная благодарность Татьяне Петровне Куликовой, переносившей мои неразборчивые черновые записи в память персонального компьютера, и Михаилу Николаевичу Турчину, подготовившему компьютерный макет текста книги. Их самоотверженный и бескорыстный труд позволил существенно ускорить выход этой книги.
Глава 1. ОТ ШКОЛЫ ДО АВИАЗАВОДА
МЕЖДУ ДВУХ АЭРОДРОМОВ
Современные мальчишки, едва встав на ноги, уже разбираются в марках автомобилей. Для меня знакомство с транспортными проблемами начиналось с норова и кличек лошадей, которые были основой всех транспортных коммуникаций фабричного производства, путешествий в Москву, в деревни за картошкой и овощами и скорой помощью, доставлявшей в трудных случаях больных в знаменитую Солдатенковскую (ныне Боткинскую) больницу. Фабричный комитет и правление Нижнеходынской текстильной фабрики, на которой жили и работали мои родители, давали лошадей в самые трудные и голодные годы, чтобы доставить радость детям рабочих.
В канун нового 1919 года нас, десяток ребят, на санях повезли на первую в российской истории елку в Колонный зал Дворянского собрания. Это было мое первое посещение Колонного зала будущего Дома союзов. Впоследствии я несчетное число раз бывал в этом самом популярном для старой Москвы зале. Многие посещения Колонного зала совершенно стерлись в памяти. Но некоторые из связанных с ним событий впечатались в память навсегда.
Новогодний праздник 1919 года в Колонном зале отчетливо помню спустя 77 лет! Кусочек настоящего белого хлеба с повидлом запомнился мне столь же четко, как и потрясшая детское воображение разнообразием игрушек огромная елка, сияние электрических люстр и музыка. Ведь дома основным источником света были керосиновые лампы. Фабрика, находившаяся в десяти километрах от центра столицы, до 1922 года не имела линии передачи от московской электросети!
Людям молодого поколения трудно представить, что в ныне престижном районе Серебряного Бора, Хорошево-Мневниках и по всему Хорошевскому шоссе люди жили и работали, не пользуясь такими элементарными достижениями цивилизации, как газ, электричество, телефон, холодильник, водопровод и прочее. На фабрике все станки приводились в действие от единственного дизеля с помощью сложных трансмиссий многоступенчатой ременной передачи. Этот же дизель и снабжал вечерами фабричный поселок светом на пару часов.
Я в неоплатном долгу перед памятью своих родителей. В первую очередь я им благодарен за выбор места жительства. Они не ошиблись. Чтобы показать, каким образом география и социальная среда бывших московских окраин повлияли на мою судьбу, я извлекаю из памяти еще не стершиеся фрагменты. Выбираю то, что, по моим соображениям, представляет интерес для всех, кого интересует неповторимая история России и Москвы.
Моя мать, Софья Явчуновская, работала на Нижнеходынской текстильной фабрике и была единственной фельдшерицей-акушеркой в нашей округе. Отец, Евсей Черток, служил бухгалтером на этой же фабрике.
Социальный микроклимат определялся средой фабричных рабочих, с детьми которых я быстро подружился. Еще шла гражданская война, и мы, конечно, играли не в индейцев, а в «красных и белых». Никто не хотел быть белым. Часто посещая рабочие общежития, которые назывались «спальнями», я слышал разговоры о скорой победе «наших». Нашими была Красная Армия, и никаких сомнений в правом деле пролетариата не возникало. Только дома иногда появлялся «Социалистический вестник» – подпольная газета меньшевиков, каким-то образом доставлявшаяся матери. Она ее тщательно прятала, но именно это вызывало мое любопытство.
Помню, мы ставили пьесу в красноармейском клубе о Великой французской революции. Отец посмеивался: «Что вы знаете об этой революции!» Но мать мои общественные подвиги всячески поощряла. Она первая рассказала мне о временах Робеспьера, Марата и Дантона и объяснила, что такое Бастилия и гильотина.
Географическое местоположение способствовало тому, что уже в семилетнем возрасте я неплохо плавал, а вскоре с товарищами пристрастился к водным путешествиям. На веслах мы поднимались против быстрого течения до таинственного Студеного оврага. Этот овраг, действительно холодный даже в жаркие дни, часто посещали студенты-археологи. Они набивали рюкзаки древними окаменелостями и охотно просвещали нас – любопытных туземцев – «кто был кто» сотни тысяч лет назад. На дне оврага бил ключ кристально чистой и, как говорили, даже целебной воды.
В 1932 году эти места были начисто стерты строительством Карамышевской плотины канала Москва – Волга. Для начала овраг засыпали. На его месте построили обнесенный колючей проволокой лагерь для заключенных, строивших канал. Теперь по этим местам проходит транспортная магистраль.
Повзрослев, мы поднимались на веслах по реке до Филей, потом и до Кунцева. Нашей мечтой всегда было Крылатское. На его высоком берегу, как маяк, высилась белая колокольня. Преодолевать быстрое течение на веслах было очень трудно, поэтому с десятилетнего возраста дальние окрестности я с товарищами уже изучал на велосипедах завода «Дукс». Завод «Дукс», будущий авиационный «номер один», а затем «Прогресс», в те годы выпускал удивительно прочные дорожные велосипеды. Квалифицированные рабочие могли позволить себе купить для сына такой велосипед.
Подмосковье было удивительно экологически чистым. Об этом можно судить хотя бы по тому, что на нашем столе не переводилась рыба, выловленная из Москвы-реки или фабричного пруда, образованного плотиной на реке Ходынка. В те голодные карточные годы это было хорошим подспорьем.
В километре от фабрики проходило Хорошевское шоссе, соединявшее Красную Пресню с Серебряным Бором. Это шоссе было вымощено булыжником и потому считалось проезжим в любую погоду. В восемь лет я с друзьями убегал на шоссе посмотреть на редкие автомобили. А еще была тайная надежда, что при нас начнут взрываться пороховые склады, расположенные по другую сторону шоссе, рядом с мачтами Ходынской радиостанции. За такие отлучки мне сильно влетало. Дело в том, что Хорошевские склады боеприпасов всем живущим в окрестностях внушали страх. Шли разговоры, что враги-контрреволюционеры рано или поздно их обязательно взорвут и тогда наша фабрика и все живое на ней будут уничтожены.
