Джон Уилер-Беннет - Брестский мир. Победы и поражения советской дипломатии
Обзор книги Джон Уилер-Беннет - Брестский мир. Победы и поражения советской дипломатии
Джон Уилер-Беннет
Брестский мир. Победы и поражения советской дипломатии
Предисловие
Поскольку эта книга[1] переиздавалась посредством фотолитографии, у меня не было возможности внести изменения и дополнения в первоначальный текст.
Поэтому я рад воспользоваться представившейся возможностью и подчеркнуть то значение, которое сыграл подписанный в Брест-Литовске мирный договор в свое время, и то политическое влияние, которое он имел как в годы Второй мировой войны, так и позднее.
За последние 200 лет отношения между Россией и Германией знали периоды как самого тесного сближения, так и самой непримиримой враждебности. Это было характерно еще для правления Фридриха Великого, но наиболее ярко проявилось в 60-х годах ХШ века, когда Пруссия превратилась во влиятельную и постоянно набирающую силу политическую величину в Европе. Тогда сформировались два непримиримых друг другу подхода к отношениям с Россией. Сторонники одного из них считали Россию естественным союзником Пруссии в предстоящей борьбе с Францией и Австрией, а их оппоненты стремились к созданию Великой Германии, в состав которой должна была войти и Австрия; традиционная враждебность последней в отношении России и закладывалась в основу реализации такого подхода. В высших политических и военных кругах были сторонники как того, так и другого подхода; в какой-то момент преобладали одни, в какой-то – другие. В годы Первой мировой войны возобладали сторонники Великой Германии, и отражением их политики стало подписание грабительского, хищнического Брест-Литовского мирного договора, цель которого заключалась в том, чтобы ликвидировать Россию как самостоятельную политическую силу и убрать ее с политической сцены Европы.
Гитлер унаследовал оба этих подхода и применял их в зависимости от политической ситуации. Германо-советский пакт 1939 г. был отражением первого подхода, а последующая политика, предшествующая вторжению в Россию в июне 1941 г., – отражением второго[2].
Цели, которые ставил в 1918 г. немецкий Генеральный штаб, и те, которые четверть века спустя преследовал Гитлер, были в конечном итоге идентичными. Как и Гинденбургу, Гитлеру нужны были провинции на Балтийском побережье, включая Прибалтику, для обеспечения операций на левом фланге в ходе предстоящей войны. Как и Гофман, Гитлер зарился на богатую черноземными плодородными почвами Украину. Как и Людендорф, Гитлер стремился к расчленению России, хотел превратить ее в раздробленную беспомощную страну, отбросить за Урал и таким образом стереть с политической карты Европы. Последнее сходство подтверждено документально. 9 июня 1918 г. в меморандуме на имя имперского канцлера Людендорф изложил свои взгляды по этому вопросу; с ними полностью совпадали намерения Гитлера, зафиксированные в стенограмме заседания, проведенного в рейхсканцелярии 17 марта 1941 г. – незадолго до начала вторжения в СССР[3].
Возможно, политической мудрости и дальновидности с тех пор прибавилось, но ни в 1918, ни в 1941 г. они не были в чести.
Конечно, проводить параллель между Советской Россией времен Брестского мира и Советским Союзом времен Второй мировой войны вряд ли возможно. В 1918 г. Россия потерпела самое жестокое военное поражение в своей истории, а Советская власть, возникшая в результате Октябрьской революции, боролась тогда за выживание. Ей пришлось подписать мир в Брест-Литовске на условиях, навязанных победителем, но она сумела устоять, выжить, спасти завоевания революции и внести свой вклад в свержение имперского режима в Германии. В результате Второй мировой войны Советский Союз, несмотря на казавшиеся катастрофическими неудачи первых месяцев войны, вернулся в Европу в качестве самой мощной и могущественной военной державы, можно сказать, единственной военной державы в Европе, и быстро стал превращаться во все возрастающую угрозу всеобщему миру[4].
Политические уроки Брестского мира актуальны и поныне. Параллель между политикой Германии во время Первой и Второй мировых войн очевидна. Захватнические устремления ее правящих кругов потерпели крах. И наоборот, полностью сбылось предвидение Ленина, настойчиво убеждавшего своих соратников: уступая сейчас, идя на этот вынужденный «Тильзитский мир», подписывая мирный договор в Брест-Литовске, советское правительство в конечном итоге не только вернет все потерянное, но и получит гораздо больше. Что на самом деле и произошло.
Ажоя Уилер-Беннет
Введение
Двадцать лет назад, 3 марта 1918 г, в Брест-Литовске был подписан мирный договор между странами Четверного союза[5] и Россией. Это был первый мирный договор, заключенный воюющими сторонами в ходе Первой мировой войны. Когда этот договор был подписан, лишь немногие поняли его действительный масштаб и значение; а затем события стали развиваться стремительно, наслаиваясь друг на друга, подобно снежному кому, и о Брестском мире просто забыли.
Однако значение подписанного в Брест-Литовске мирного договора трудно преуменьшить. Брестский мир явился переломным, поворотным пунктом исторического развития; именно от него тянулась причинно-следственная цепь событий, напрямую связанных с вопросами войны и мира и от которых зависело, в каком направлении мир будет развиваться далее. Подписание Брестского мира знаменовало собой не только полную победу немецкого оружия на Востоке и крупнейшее и самое унизительное военное и политическое поражение России в ее истории, но по своему значению и последствиям превосходило любые мирные договора, за исключением Версальского договора, заключенные после Венского конгресса[6].
Именно ход переговоров в Брест-Литовске подтолкнул президента США В. Вильсона выступить со своей знаменитой программой («14 пунктов») с целью не допустить заключения Россией сепаратного мира с Германией. Откровенно грабительский, хищнический характер навязанного России договора ясно показал, что германское Верховное командование полностью контролирует процесс принятия политических решений в Германии и что прийти к какому-то разумному компромиссу с Германией, пока ею управляют такого рода деятели, совершенно невозможно. Осознание этого факта привело к небывалому прежде сближению позиций США и других западных стран, воевавших против Германии, и именно благодаря этому сближению родилась та общая «воля к победе», которая и предопределила окончательное поражение Германии.
Подписание мирного договора в Брест-Литовске позволило большевикам устоять. Заключение мира дало Ленину ту самую «передышку», крайнюю важность которой он многократно подчеркивал, и эта передышка спасла русскую революцию, позволила ей удержать завоевания и подавить контрреволюционные попытки внутренних противников. В то же время подписание мирного договора ознаменовало начало активного проникновения коммунистических идей в Германию, что внесло свой, вполне «материальный», вклад в крах Германской империи девять месяцев спустя. Начало мирных переговоров в Брест-Литовске ознаменовало появление на международной арене нового важнейшего фактора – большевистской пропаганды. Это была пропаганда той партии, которая сформировала советское правительство, и в то же время это правительство, фактически эту пропаганду поддерживая, формально имело возможность заявлять, что за деятельность партии оно ответственности не несет. «Партия, – говорил Ленин, – мирный договор не подписывала, а советское правительство ответственности за деятельность партии не несет». Именно в Бресте была впервые испробована эта «параллельная дипломатия»; она же лежала в основе создания в 1919 г. Третьего интернационала и его последующей деятельности.
Таковы были непосредственные результаты Брестского мирного договора. Однако этот договор имел и более отдаленные последствия; он продолжал оказывать влияние как на политическую обстановку в Германии и России, так и на общественное мировоззрение в этих странах. В Германии это влияние выразилось в формировании и окончательном закреплении и утверждении в виде государственной политики планов нацистов на установление своего господства в Восточной и Юго-Восточной Европе. В СССР, о чем, правда, можно говорить лишь предположительно, оно проявилось в известной степени в позиции некоторых старых членов большевистской партии, которая в конечном итоге привела их к гибели.
Хотя об окутанных завесой таинственности и недоговоренности московских процессах по обвинению в государственной измене, состоявшихся в 1936 и 1937 гг., трудно сказать что-то определенное, как и получить какой-то ясный ответ из изучения материалов, которые были доступны и опубликованы, можно предположить, что в образе мыслей и действиях обвиняемых, особенно Радека, Сокольникова и Пятакова, явно прослеживалась тенденция, которую можно охарактеризовать как тактику «упрощенного ленинизма» и психологию времен Брест-Литовска. Старые большевики, считая, что Сталин предал заветы Ленина и изменил идеалам Октябрьской революции, а также что СССР не в состоянии воевать на два фронта одновременно против Германии и Японии, вероятно, решили прибегнуть к применявшейся перед революцией стратегии подрывных действий и саботажа, для того чтобы свергнуть сталинский режим, а также к ленинской политике пораженчества и готовности пойти на национальное унижение ради умиротворения, хотя бы временного, этих двух империалистических держав. То, в чем их обвиняли на этих процессах и в чем они признали себя виновными, представляло собой те же позиции разрушения и расчленения страны, на которых стоял Ленин, ведя борьбу против либерального правительства князя Львова и социалистического режима Керенского, а политика пораженчества применялась им в ходе переговоров в Брест-Литовске.
