Коллектив авторов - Всемирная история: в 6 томах. Том 5: Мир в XIX веке
Обзор книги Коллектив авторов - Всемирная история: в 6 томах. Том 5: Мир в XIX веке
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
академик РАН A. О. ЧУБАРЬЯН (главный редактор)
член-корреспондент РАН B. И. ВАСИЛЬЕВ (заместитель главного редактора)
член-корреспондент РАН П.Ю. УВАРОВ (заместитель главного редактора)
доктор исторических наук М.А. ЛИПКИН (ответственный секретарь)
член-корреспондент РАН Х.А. АМИРХАНОВ
академик РАН Б.В. АНАНЬИЧ
академик РАН A.И. ГРИГОРЬЕВ
академик РАН А.Б. ДАВИДСОН
академик РАН А.П. ДЕРЕВЯНКО
академик РАН C.П. КАРПОВ
академик РАН А.А. КОКОШИН
академик РАН B.С. МЯСНИКОВ
член-корреспондент РАН В.В. НАУМКИН
академик РАН А.Д. НЕКИПЕЛОВ
доктор исторических наук К.В. НИКИФОРОВ
академик РАН Ю.С. ПИВОВАРОВ
член-корреспондент РАН Е.И. ПИВОВАР
член-корреспондент РАН А.П. РЕПИНА
академик РАН В.А. ТИШКОВ
академик РАН А.В. ТОРКУНОВ
академик РАН И.Х. УРИЛОВ
Ответственный редактор тома доктор исторических наук В.С. МИРЗЕХАНОВ
Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) проект № 14-01-16-072
Редакционная коллегия:
С.Б. Вольфсон (ответственный секретарь), А.А. Исэров, Е.В. Котова, А.Г. Матвеева, А.С. Намазова, В.С. Мирзеханов (ответственный редактор), О.В. Окунева, В.В. Рогинский, Г.А. Шатохина-Мордвинцева
Рецензенты:
доктор исторических наук Е.А. Вишленкова,
доктор исторических наук П.П. Черкасов
Введение
XIX век в мировой истории: проблемы, подходы, модели времени
Говоря о XIX веке, мы сразу задумываемся о содержании этого понятия: был ли XIX век лишь изобретением историков, либо это модель исторического времени — элемент самосознания человечества? Как «конструировался» XIX век, с чем его ассоциировали современники и потомки, справедливо ли называть его, как когда-то, «веком капитала»? Быть может, уместнее определения «век ускорения», «век прогресса», «век научного разума»? Или он был в первую очередь «веком революций», «веком социальных конфликтов», «веком избавления от рабства»?
Эпохи отличаются одна от другой во времени, как страны в пространстве, и когда говорится о XIX в., мы представляем себе, каждый по-своему, какое-то цельное, яркое, динамичное, сравнительно благополучное время, резко отличающееся от того, что было до, и от того, что настало после. Не подлежит сомнению, что у XIX в. была своя уникальность, позволяющая отличать его от других столетий. Временной континуум XIX в. осознается как эпоха врастания в современность. Понятие «XIX век» связывается с опытом ускорения времени и ассоциируется с модерностью/современностью как антиномией вечности. При этом название этого века, его нумерация, берет начало в христианской системе исчисления времени, и данное обстоятельство не раз побуждало историков задаваться вопросом, был ли девятнадцатый век у мусульманских народов, у китайцев, у индусов и многих других, живших за пределами западного мира. И если признать такую идею, то не будет ли тогда более правильным говорить об этом столетии, как исключительно «веке Европы», «веке Запада», «веке подъема германского духа», «веке британского могущества»? Однако сегодня существует все больше свидетельств того, что не только Европа, но и остальной мир всегда пребывали в пространстве исторического процесса, следовательно, не вполне верно говорить, что «пробуждение Азии» началось только в XX в. Благодаря всё новым источникам исследователи с некоторым удивлением продолжают «открывать» наличие истории, а значит и XIX в. повсюду, даже там, где не было письменности — в царстве «печальных тропиков» и на заброшенных островах Тихого океана.
Если признать, что история — не только удел великих персонажей, но и вся та почти неподвижная повседневность материальной жизни, которая традиционно скрывалась от глаз летописцев и архивариусов, то у всякого века, в том числе девятнадцатого, должно присутствовать и данное измерение. При таком понимании истории XIX век — еще и «век пара и электричества», «век телеграфа и железных дорог», «век скоростных сообщений», «век фотографии». Но, кроме того, это «век стали и чугуна», «век химических удобрений и травосеяния», «век новых продуктов питания и новых лекарств», если иметь в виду хинин, благодаря которому европейцам удалось совладать с малярией и начать экспансию в жаркие страны.
Наше современное понимание XIX столетия является многомерным, при этом мы не ощущаем этот век как иной/прошедший, не воспринимаем его как отчужденное прошлое. XIX век кажется близким, понятным и данным нам почти что в ощущениях. Мы пытаемся схватить его суть, имея в виду огромное множество черт этого времени, столь значимых и для тех, кто в нем жил, и для тех, кто пришел в него потом. Уникальная природа века проистекает из его невиданного разнообразия и, конечно же, из что наша связь с этим веком все еще сохраняется. Мы связаны с ним благодаря бесчисленным родословным ныне живущих людей, благодаря нашему языку, нашим обычаям и нашей вере, а также нашей памяти, которая все еще продолжает цепляться за этот век с помощью семейных фотоальбомов, тех песен, что пели наши прапрадеды, и тех заветов, что они чтили. Но время идет, безжалостно ослабляя эту тонкую связь. Поэтому каждый взгляд в это недавнее прошлое позволяет удерживать его перед собой как некий целостный образ, как символ, без которого наше понимание собственного настоящего и самих себя будет неполным.
История «глобального XIX века» требует прояснить исследовательские отношения с «веком» как аналитической категорией. Когда начался и когда закончился XIX век? Если отвечать на этот вопрос, не привязываясь к календарным датам, возможно, придется взять более значимые исторические ориентиры.
В глобальной перспективе еще труднее, чем только для России или Европы, установить содержательное, а не только формально-календарное начало XIX в., в ходе которого формировались и обретали нормативную силу несущие элементы и практики модерна в мире. Если даже в определении различных эпох европейской истории не существует единого мнения, то задача создания периодизации мировой истории представляется еще более сложной. Политические даты вряд ли могут здесь помочь. До XX в. ни один год не стоит рассматривать как эпохальный для всего человечества. Можно представить Французскую революцию ретроспективно как событие универсального воздействия на последующую историю, но с точки зрения воздействия на жизнь неевропейских обществ она не была переломным событием. Политическое начало XIX в., следовательно, невозможно фиксировать хронологически. С некоторого исторического расстояния момент, когда начинается XIX в., видится несколько рассредоточенным во времени. В какой-то мере то же самое можно сказать и о его финале. Картина усложняется, если добавить еще одну переменную. Крайне сложно вписать периодизацию, взятую из политической истории, в хитросплетение периодизаций других полей прошлого, связанных с политикой, — религии, искусства, идей, общества, экономики.
В 1800 г. единый календарный порядок еще не имеет обязывающего характера, системы организации времени в мире весьма разнообразны. На фоне такой «подвижности» календарных порядков власть чисел уже не очевидна, а календарные границы исторического времени оказываются, скорее, спорным моментом, чем единственной правомерной точкой отсчета.
XIX век, как и любой другой, представляется структурой, состоящей из напластований множества разновременных процессов. Там есть идеологические, политические и культурные слои, которые проходят через все столетие, соединяя его с XVIII в. и выводя прямо в XX в. Но попадаются и другие, прерванные, наложившиеся друг на друга, «переплетенные» между собой (Р. Козеллек). Для того чтобы охватить все эти разнообразные слои, необходимы самые гибкие эвристические инструменты: это в равной степени относится и к вопросу периодизации, и к жестким цезурам между эпохами, основанным на произвольных, неочевидных обстоятельствах, событиях и ориентирах.
В историографической традиции последних десятилетий XIX столетие предстает в удлиненной и укороченной версиях, «долгим» и «кратким», «длинным» и «коротким» (начиная с 1776, 1789, 1815 и даже 1848 гг. и заканчивая, как правило, но не всегда, 1914 г.). Так, Ю. Остерхаммель в монументальном труде «Преображение мира. История XIX века» заканчивает век 1918 г.
При этом XIX в. не получил особого обозначения, подобно своему предшественнику, вошедшему в историю как «век Просвещения». Мы имеем дело с безымянным, фрагментированным веком, неким затянувшимся переходным периодом между предшествующим и последующим столетиями, которые, как считается, имеют более отчетливые контуры. Э. Хобсбаум, который написал одну из лучших обзорных историй Европы со времен Французской революции, не дает этому столетию — в его интерпретации «длинному» — какого-либо всеобъемлющего названия, но разделяет на три эпохи: эпоху революции (1789–1848), эпоху капитала (1848–1875) и эпоху империи (1875–1914). В случае XIX в. малосодержательность крайних дат подчеркивает формальность их выделения. Ни календарное начало, ни календарное окончание века не совпадают с глубокими историческими цезурами. XIX век выступает предысторией современности. Трансформации, которые начались в XIX в. и были для него характерны, за редкими исключениями, радикально прервались в 1914 г. Поэтому XIX век со всеми указанными оговорками вполне может считаться «долгим веком». И в этом смысле он чем-то повторяет восемнадцатый, который тоже остался в исторической памяти как век, длившийся дольше отмеренного ему календарем. Концепция «долгого XIX века» имеет свои плюсы и минусы. Исходя из контекста глобальной истории, внешние границы динамического поля «долгого XIX века» могут быть определены 1789 и 1914 годами. Великая Французская революция и Первая мировая война представляют собой главные вехи для контекстуализации имперской и национальной перспективы в европейской и глобальной истории XIX в. Эта историческая эпоха отмечена утверждением капиталистических отношений и стандартов классического модерна. «Долгий XIX век» олицетворяет буржуазное общество, национальную государственность, имперские системы, индустриальные производственные отношения, техническую и интеллектуальную рационализацию, инновационное и прогрессистское мышление.
