Еремей Парнов - Звездные знаки
Корни индийского искусства глубоко уходят в тысячелетние пласты истории. До сих пор оно пьет живительный сок величайших эпических поэм древности «Махабхараты» и «Рамаяны». Это в равной мере касается и классических школ изобразительного творчества, и бесконечно разнообразной народной манеры. Но современность властно перекраивает любые традиции. Индия металлургических гигантов Бхилаи и Бокаро, спутника «Ариабата» и атомных реакторов не могла, естественно, удовлетвориться исконными статуэтками, предназначенными для храмов и домашних алтарей, или многоцветными миниатюрами, живописующими бессмертную любовь Кришны и Радхи. Ныне в национальных галереях Дели, Бомбея, Калькутты можно увидеть произведения самых разных направлений и школ. Позеленевшая от патины бронза, запечатлевшая танцующего Шиву, мирно соседствует с игрушками, отлитыми кустарями Ориссы, реалистическая скульптура, изображающая трудолюбивых индийских крестьян, сменяется абстрактными композициями или многозначными формами в манере Мура. Не случайно же в последней поправке к конституции специально подчеркивается светский характер страны. Искусство, которому одинаково присущи и следование традициям и их коренная ломка, уловило это с чуткостью антенны. Недалеко от Бомбея, кстати, я видел холм, где возле многометровых джайнистских колоссов была установлена параболическая чаша сверхчувствительного радара.
Мы еще будем говорить и о своеобразии индийского искусства, поражающего поистине необузданной фантазией, и о его исследователях.
Но сейчас, когда за окном самолета проносится иссеченный песчаными ураганами бетон делийского аэропорта, более всего интересует меня свидетельство Сингха-путешественника:
«В этой части земного шара, за исключением нескольких районов западных Гималаев, почти невозможно путешествовать по прямой с запада на восток или с востока на запад. Прежде чем предпринять очередное путешествие, мне каждый раз приходилось возвращаться на „базы“, то есть в Калькутту (на восток) или Дели на западе. Даже чтобы попасть из Западного Бутана в Восточный, обязательно нужно спуститься на Индийскую равнину, если, конечно, не подготовиться заранее к трудностям путешествия, которое продолжается более месяца».
Каждый раз, отправляясь в делийский аэропорт Сафдарджанг для местных линий, чтобы совершить очередной воздушный прыжок, я вспоминал эти слова.
Вслед за Сингхом, я стал считать Дели своей «базой».
Историки утверждают, что на месте нынешнего Дели находился некогда город Индрапрастха, названный по имени повелителя грома и молний Индры. Его ваханой, или, говоря современным языком, персональным средством передвижения, является слон, а символом — ваджра (дордже по-тибетски, очир по-монгольски), представляющая собой двойную булаву из переплетенных молний. О городе Индры, построенном на правом берегу Джамны — большого притока священной для всякого индуиста Ганги, упоминают древнейшие источники. В «Махабхарате» он предстает перед нами как столица государства пяти братьев пандавов, на чьих подвигах из поколения в поколение воспитываются индийские мальчики. Строки поэмы рисуют нам широкие улицы, застроенные мраморными дворцами, тенистые сады, наполненные многоголосым птичьим пением, священные водоемы, благоухающие дыханием лотосов.
Я съездил на раскопки древнего городища, который, по мнению индийских археологов, является именно воспетым Махабхаратой Индрапрастхой. Бродя по дну заброшенного оврага, я пристально вглядывался в свежий грунт раскопанного откоса, стараясь не пропустить проблеск какого-нибудь глазурованного осколка. Он мог быть частицей нищенской патры или кувшина, с которым гибкая красавица спускалась к ручью, или чаши, что питала амброзией бессмертие ведических богов. Я пытался угадать, где проходили городские улицы, где высились храмы, где шумели сады. Но только прямоугольная путаница бедняцких жилищ открывалась глазу, только вмурованные в кладку темнели горловины исполинских кувшинов. Что хранили в них древние делийцы: рис, пшеницу, вино? Или кости предков, подобно тому как это делали в Абхазии и Шумере? Белые таблички на склоне об этом умалчивали. Кроме предполагаемого возраста вскрытых горизонтов, на них ничего не было. Мой спутник, поэт и востоковед Михаил Курганцев, высказал сомнения относительно правомерности датировок. Слишком уж близко соседствовали здесь палеолит с неолитом, слишком математически правильными выглядели отрезки земли, пропорциональные верстам времени. Но как бы там ни было, а перед нами лежала земля, которая сберегла угли доисторических костров.
Я брожу по сглаженным до металлического блеска каменным плитам Лал Килы — Красного форта. Сухие дикие травы шуршат под ветром у крепостных стен. Вишневым накалом наливается в закатных лучах красный песчаник. Эхо шагов замирает в бесконечных галереях Могольского дворца. Почти физически ощущаешь легкое дуновение той странной печали, которая нисходит на человека в покинутых городах. Здесь нет философических раздумий о бренности всего земного, которые, не задевая сердца, мимолетно приходят на ум, когда вы случайно натыкаетесь на поросшие колючкой развалины среди пустыни. Ни сасанидский мавзолей, ни вечереющее небо над самаркандским Афросиабом в час вылета летучих мышей не пробудят тех потаенных струн, что отзываются протяжным стоном в айванах и арках могольских дворцов. Светлая грусть, отуманившая меня в Лал Киле, была предвестием смятения. Лишь некоторое время спустя, уже в Агре, отмеченной трагическим гением Акбара, мне будет дано испить до дна темную воду из колодца веков и вновь вспомнить Красный форт, возрожденный для новой жизни бурными переменами нашего века. Именно здесь, в цитадели Великих Моголов, 15 августа 1947 года был спущен с флагштока британский «Юнион Джек» и поднят государственный флаг независимой Индии, а 26 января 1950 года Индия стала республикой. Ее трехцветный оранжево-бело-зеленый флаг олицетворяет сложную символику. Оранжевый цвет — цвет монашеской тоги означает отрешенность, покорность и бескорыстие; белый — свет, истину; зеленый — буйную силу плодотворящей природы. Синее колесо в центре — чакра в двадцать четыре спицы — объединило небо и море с древним солнечным знаком. С неотъемлемым атрибутом брахманистского бога Вишну, преобразившимся в символ буддийского закона, в самого Будду. Флаг, предложенный Конституционной ассамблеей от имени индийских женщин, вобрал в себя основные принципы философской системы Махатмы Ганди. Знаменательно, что впервые поднял его над Красным фортом, над Дели, над Индией Джавахарлал Неру.
Индия завоевала свою независимость в кровопролитной борьбе с колонизаторами. Знаменитому восстанию сипаев 1857–1859 годов предшествовали народные возмущения в Динаджпуре и Бенаресе, выступления ваххабитов в Бенгалии и Бихаре, упорное сопротивление Майсура и маратхских княжеств английским завоевателям. Взрыв народного возмущения, ознаменовавшийся захватом восставшими сипаями форта Веллор, был подготовлен и стачками в 1808–1809 годах в Траванкуре, и восстанием на севере Малабарского побережья, и крестьянскими волнениями в Коймбаторе.
Глубокое влияние на национально-освободительное движение Индии оказал революционный процесс в России. Выдающийся мыслитель Свами Вивекананда, сочувственно относившийся к социалистическим идеям, еще в 1896 году высказал поистине пророческую мысль о том, что именно из России грядет «переворот, который должен начать новую эру».
«Мы тоже можем использовать русское средство против тирании», — сказал Ганди, получив весть о Всероссийской политической стачке в октябре 1905 года. Следует отметить, что политическая забастовка в Бомбее явилась крупнейшим антиколониальным выступлением того времени. Не случайно она была отмечена В. И. Лениным, прозорливо увидевшим в бомбейских событиях признаки краха английского колониализма.
Октябрьская революция явилась особенно мощным стимулом для подъема национально-освободительного движения, достигшего высшей точки в 1945 году, когда и результате разгрома фашизма была в корне подорвана вся мировая система колониализма.
«Годы укрепления независимой Индии, — подчеркивал Л. И. Брежнев, выступая в индийском парламенте в 1973 году, — это одновременно и годы укрепления советско-индийской дружбу. Мы начали с отдельных контактов и пришли к глубокому и тесному сотрудничеству и самых различных сферах, которое опирается на Договор о мире, дружбе и сотрудничестве…»
На правом берегу Джамны стоят каменные прямоугольники, окруженные кольцами тихих аллей. Здесь на зеленых холмах Раджгхата были преданы огню тела Ганди и Неру. Пламя в индуистской космогонии олицетворяет творческое начало Вселенной. В огне погребальных костров ушли в бессмертие два несгибаемых борца за независимость и счастье Индии. Раджгхат — одна из наиболее почитаемых в стране святынь. Бок о бок склоняются здесь в молитвенном молчании индуисты, мусульмане, парсы, джайны, буддисты, сикхи, христиане, анимисты, верящие в горных и лесных духов, и атеисты, не признающие богов. Бессмертие даруется не высшей силой, но вечной памятью благодарных людей. Перешагнув через барьеры каст и религий, пода устремляются помыслы новой Индии, которая никогда не забудет своих основателей и учителей. День за днем она осыпает над ними лепестки своих лучших цветов. Мы, советские писатели, тоже пришли возложить венки к подножию поминальных камней. «Ом Рам» — последнее слово Ганди высечено на строгом черном монолите. Сраженный пулей религиозного фанатика, он унес с собой неистребимую веру в идею ненасилия.
