Ричард Фейнман - «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»
Что ж, близилось время Карнавала, и однажды вечером руководитель оркестра поговорил с каким-то парнем, после чего он начал отбирать людей. «Ты!», – сказал он трубачу. «Ты!», – сказал он певцу. «Ты!», – и он показал на меня. Я решил, что нам конец. Он сказал: «Выйдите вперед!»
Мы выстроились перед строительной площадкой, – нас было пятеро или шестеро, – там же стоял «Кадиллак» с откидным верхом, который был опущен. «Забирайтесь внутрь!», – сказал руководитель.
Места всем не хватило, так что некоторым пришлось сесть на спинку. Я сказал парню, который сидел рядом со мной: «Что он делает: выгоняет нас?»
– Não sé, não sé. (Не знаю.)
Мы поехали вверх по дороге, которая заканчивалась обрывом; под ним плескалось море. Машина остановилась, и руководитель сказал: «Вылезайте!» Нас поставили на самом краю обрыва!
И он, естественно, сказал: «Постройтесь! Ты первый, потом ты и ты! Начинайте играть! Шагом марш!»
Мы могли бы промаршировать с самого края обрыва, если бы не крутая извилистая тропа, которая спускалась вниз. Итак, наша маленькая труппа – труба, певец, гитара, пандейро и фригидейра – спускается по тропе, чтобы поиграть на вечеринке, которую кто-то устроил на свежем воздухе в лесу. Оказывается, нас выбрали не потому, что руководитель хотел от нас избавиться; он отправил нас на частную вечеринку, где хотели услышать музыку самба! После этой вечеринки он получил деньги на костюмы для нашего оркестра.
После этого случая мне стало немного лучше, потому что я понял, что, когда ему пришлось выбрать человека, играющего на фригидейре, он выбрал меня!
Потом произошло кое-что еще, благодаря чему возросла моя уверенность в себе. Через какое-то время к нашей школе захотел присоединиться парень из другой самба-группы, которая находилась в Леблоне, на более отдаленном от нас пляже.
Босс спросил: «Откуда ты?»
– Из Леблона.
– На чем ты играешь?
– На фригидейре.
– Хорошо. Я хочу послушать, как ты играешь на фригидейре.
Тогда парень взял фригидейру, металлическую палочку и… «брра-дуп-дуп; чик-а-чик». Здорово, классно! Он играл просто превосходно!
Босс ему сказал: «Иди вон туда, встань рядом с O Americano и поучись, как нужно играть на фригидейре».
Я думаю, это напоминает ситуацию, когда человек, который говорит по-французски, приезжает в Америку. Сначала он делает все ошибки, которые можно сделать, и понимать его очень сложно. Но он непрерывно занимается, до тех пор пока не начинает говорить довольно хорошо, и манера речи этого человека начинает доставлять вам истинное удовольствие: у него очень милый акцент, и его приятно слушать. Должно быть, у меня тоже выработался определенный акцент игры на фригидейре, потому что я не мог соперничать с людьми, игравшими на ней всю свою жизнь, и, должно быть, выработал какой-то своеобразный акцент. Но как бы то ни было, я весьма преуспел в игре на фригидейре.
Однажды, незадолго до Карнавала, руководитель нашей самба-группы сказал: «Сейчас мы будем репетировать марш по улице».
Все мы вышли со своей стройплощадки на улицу, переполненную транспортом. На улицах Копакабаны всегда был сущий хаос. Вы можете мне не верить, но по улице проходила троллейбусная линия, по которой троллейбусы шли в одном направлении, а автомобили ехали в другом. Мы попали в самый час пик и собирались спуститься к центру Авенида Атлантика.
Я сказал себе: «Господи! У босса нет разрешения, он не договорился с полицией, он вообще ничего не сделал. Он решил, что мы просто можем выйти на улицу».
Но как только мы начали выходить на улицу, все окружающие пришли в восторг. Несколько зевак нашли веревку и окружили наш оркестр большим квадратом, чтобы прохожие не вмешивались в наши ряды. Из окон начали высовываться люди. Всем хотелось послушать новую музыку самба. Было очень здорово!
Только мы начали свое шествие, как в другом конце дороги, внизу, я увидел полицейского. Посмотрев на нас, он понял, что происходит, и начал разворачивать идущий в нашу сторону транспорт! Все было в высшей степени неформально. Никто ни о чем заранее не договаривался, но все работало на нас. Люди окружили нас веревочным ограждением, полицейский разворачивал транспорт, пешеходы толпились вокруг нас, из-за чего на дороге возникали автомобильные пробки, но мы без каких-либо задержек двигались дальше! Мы шли по улице, заворачивали за углы и прошли всю эту чертову Копакабану наобум!
Свое шествие мы закончили на небольшой площади перед домом, в котором жила мама нашего босса. Мы стояли на этой площади и играли, потом мама босса, его тетя и т.д. спустились вниз. Они были в фартуках; мы их вытащили из кухни, и видели бы вы их восторг: они чуть не плакали от радости. Мне было действительно приятно доставлять людям такую радость. Кроме того, из окон высунулись все остальные жильцы: это было просто потрясно! Тогда я вспомнил свой первый приезд в Бразилию, когда я увидел один из этих оркестров самба, – как мне тогда понравилась музыка и как я чуть не помешался на ней, – а теперь я сам был в этом оркестре!
Кстати, когда в тот день мы шествовали по улицам Копакабаны, в группе прохожих, стоявших на тротуаре, я увидел двух молодых дам из посольства. На следующей неделе я получил из посольства послание, которое гласило: «Вы делаете великое дело, ля-ля-ля…», – как будто я стремился внести свой вклад в улучшение взаимоотношений Соединенных Штатов и Бразилии! Так что я делал «великое» дело.
Когда я ходил на репетиции, мне не хотелось надевать свою обычную одежду, которую я надевал в университет. В оркестре играли одни бедняки, вечно одетые в какие-то старые лохмотья. Тогда я надел старую нижнюю рубаху, какие-то старые штаны и т.п., чтобы не слишком отличаться от остальных. Потом я понял, что в таком виде не смогу пройти через холл своего роскошного отеля, который располагался на Авенида Атлантика, на пляже Копакабаны. Поэтому я садился в лифт, спускался до самого низа и выходил через цокольный этаж.
Незадолго до Карнавала, между самба-группами разных пляжей: Копакабаны, Ипанемы и Леблона, – должен был пройти особый конкурс. Этих групп было три или четыре, и одной из них была наша. Мы собирались устроить костюмированное шествие по Авенида Атлантика. Я немного смущался из-за того, что мне придется надеть один из маскарадных костюмов, которые надевают на Карнавал, ведь я не был бразильцем. Но потом я узнал, что мы будем изображать греков, тогда я подумал, что я такой же грек, как и они.
В день конкурса, когда я обедал в ресторане отеля, ко мне подошел метрдотель, который заметил, что всякий раз, когда звучит музыка самба, я выбиваю ритм пальцами по столу. Он сказал: «Мистер Фейнман, сегодня вечером произойдет нечто, что Вам понравится! Это tipico Brasileiro – типичное бразильское – действо. Прямо перед отелем произойдет шествие самба-групп! Музыка просто замечательная: Вы должны ее услышать».
Я сказал: «Ну, сегодня я несколько занят. Не знаю, смогу ли я».
– О! Но ведь Вам так нравится эта музыка! Вы не должны пропускать это! Это же tipico Brasileiro.
Он очень настойчиво уговаривал меня, и, по мере того как я продолжал говорить ему, что скорее всего не смогу посмотреть это, он все больше и больше разочаровывался.
В тот вечер я надел свою старую одежду и, как обычно, прошел через цокольный этаж. У строительной площадки мы переоделись в костюмы и пошли по Авенида Атлантика, сотня греков бразильского происхождения в бумажных костюмах. Я шел в конце, играя всю дорогу на фригидейре.
По обеим сторонам Авениды стояли огромные толпы людей; все торчали из окон, а мы подходили к отелю «Мирамар», где я жил. Люди стояли на столах и стульях, нас окружали огромные толпы людей. Мы играли и играли, очень быстро, и тут наш оркестр приблизился к отелю. Внезапно я увидел, как один из официантов подпрыгнул и показал рукой в нашу сторону, и, несмотря на весь шум, я услышал его вопль: «О, ПРОФЕССОР!» Вот так метрдотель узнал, почему я не смог в тот вечер посмотреть конкурс – я просто в нем участвовал!
На следующий день я увидел одну даму, с которой мы постоянно встречались на пляже. Окна ее номера выходили на Авениду. Накануне к ней пришли друзья, чтобы посмотреть шествие самба-групп, и, когда мимо отеля проходили мы, один из ее друзей воскликнул: «Послушайте, как вон тот парень играет на фригидейре – он играет просто здорово!» Итак, в этом я преуспел. Мне всегда нравилось преуспевать в том, что у меня никак не должно было получиться.
Когда же настало время Карнавала, пришли лишь немногие наши ребята. На этот случай сшили специальные костюмы, но людей было явно недостаточно. Может быть, они подумали, что мы не сможем победить действительно большие самба-группы из города, не знаю. Я думал, что мы трудимся изо дня в день, тренируемся и участвуем в шествиях, чтобы подготовиться к Карнавалу. Но вот наступил Карнавал, а большая часть оркестра вообще не пришла, и мы выступили не лучшим образом. Даже когда мы шли по улице, часть оркестра испарилась. Странный результат! Я так его как следует и не понял. Может быть, самая соль была в том, чтобы попытаться выиграть конкурс, когда соревновались пляжи, потому что многие считали, что это им по зубам. Кстати говоря, этот конкурс мы выиграли.
