Анфилов - ФИЗИКА И МУЗЫКА
Дети органа—переносные портативы, которые повторили в миниатюре и упрощении все его устройство. Комнатные фисгармонии отказались от труб, но унаследовали мехи и «проскакивающие» язычки.
А от фисгармоний родилась гурьба развеселых гармошек с раздвижными мехами, маститых баянов, звучных аккордеонов. Все они—потомки великана, возвышающегося над симфоническим оркестром.
ФАБРИКА ЗВУКОВ
Нынешний орган — это целая фабрика звуков. Еще в прошлом веке на нем, как на настоящей фабрике, трудились рабочие. Надрываясь и обливаясь потом, вручную качали тяжелые мехи. Только в XX веке людей заменили электромоторы, а мехам пришли на смену мощные вентиляторы.
Величиной орган с порядочное здание. Резным деревом украшен его монументальный фасад, отливают матовым серебром остроконечные трубы. Но зритель видит лишь малую их толику. В большом современном органе до семи тысяч труб — деревянных и металлических, круглых и квадратных, открытых и закрытых, узких и широких, высоких и совсем низеньких. Есть трубы с телеграфный столб, есть — с палец величиной. Есть трубы с язычками, как в шэне. Есть и свистковые устройства, и всевозможные трости. И каждая труба звучит по-своему. Воздух же в них рвется через сплетения герметических каналов и камер, минуя по пути множество клапанов и задвижек, связанных с клавишами и рычагами на пульте управления.
Над мудреной и громоздкой машиной властвует органист. Он сидит за пультом на длинной скамье и играет сразу на нескольких клавиатурах-мануалах, расположенных одна над ДРУГОЙ.
Кстати сказать, именно на органе зародилось всем знакомое чередование черных и белых клавишей (как на рояле, пианино, аккордеоне). Сначала органные клавиши были широченными — шире этой книжки. Органист тогда играл не пальцами. Он бил и давил клавиши кулаками. Но постепенно клавиши сузились. Пошли в ход пальцы музыканта, открылась дорога развитию виртуозной клавирной игры.
Впрочем, органист действует не только руками. Внизу под пультом приютилась еще одна клавиатура — педаль. Там служат клавишами длинные деревянные рычаги. Музыкант нажимает их каблуками и носками обеих ног.
Мало того: перед глазами органиста — множество всевозможных переключателей, ручек, кнопок. И все они необходимы, всеми надо пользоваться во время игры. Порой справиться с этим хозяйством не под силу одному человеку. Приходится звать помощников. Неудивительно, что многие современные органы оборудуются усовершенствованными электрическими системами управления.
Вот так потомок флейты Пана, этот владыка духовых инструментов! Сплошная физика и техника — акустика, пневматика, электротехника, телемеханика!
Но чудовищную сложность с лихвой искупают необыкновенные возможности органа. Весь оркестр перекрывает рокот его аккордов. Его звуки то тягучи и величаво-торжественны, то мягки и мелодичны. Они могут быть еле слышными и громоподобными. Заставляя звучать вместе разные трубы, органист добивается удивительных эффектов. Орган способен звучать, как духовой оркестр, как ансамбль скрипок и виолончелей, как хор человеческих голосов. Даже птичье пение имитируется этой махиной, прославленной бессмертными творениями Баха и Генделя.
ЭВОЛЮЦИЯ АРФЫ
Будто с античной статуи сошла в оркестр арфа. Посмотришь на ее царственную фигуру — кажется, уж она-то и родилась и весь век провела во дворцах.
А на деле ее выдумал, наверное, какой-нибудь древний охотник, веселый и жизнерадостный певун. Он возвращался в стойбище, нагруженный добычей, и встретил у ручья девушку с кувшином из тыквы.
«Стой, красавица! — закричал он на своем первобытном языке. — Я спою тебе песню!»
Девушка остановилась. Разве откажешься от песни, если радио проведут через десять тысяч лет! А охотник сбросил с плеч убитого зверя, вытащил из-за спины добротный лук с двумя тетивами (вторая запасная) и запел, перебирая импровизированные струны. О чем он пел, неизвестно, но девушка так заслушалась, что выронила из рук кувшин. Тот откатился к ногам певца. Ради шутки охотник поставил в подкатившийся кувшин свой лук, дернул тетиву, и... звон ее вышел куда громче прежнего. Кувшин будто подпевал тетиве! Песня стала еще краше.
Кончилось дело, вероятно, свадьбой. А в тот день девушка подарила кувшин охотнику. Охотник приделал его к луку. Получилась примитивная двухструнная прабабушка лиры — то, что эфиопы называли киссаром.
Две струны — это, конечно, маловато. Даже пещерные музыканты стремились к большему разнообразию звуков. И вот к тыквенному кувшину стали приделывать сразу несколько луков. Так устроен африканский вамби (в дебрях Черного континента поныне живут древнейшие музыкальные инструменты). Но вамби, как и киссар, был еще очень и очень несовершенен: на нем невозможно было подтягивать и настраивать струны. Музыканты довольствовались малым: звучит вамби — и ладно, а какими тонами — неважно.
Однако века сменялись веками. Музыканты набирали мастерство, слушатели — вкус. В суданском кунди струны уже натягиваются — наворачиваются на одну палку с помощью хомутиков. Это тоже не очень удобно: настройка держится плохо. Но в африканской коллекции нашелся и инструмент с отличным приспособлением настройки: кунди с отдельными колками для каждой струны. Можно представить себе радость того, кто это придумал! Инструмент сразу стал, так сказать, настоящим, не игрушечным, способным на многое и много потребовавшим от исполнителей. Этому новому кунди было уже совсем недалеко до маленькой египетской арфы. Он и формой походил на нее. Греческие лиры и кифары тоже рождены инструментами, подобными кунди.
Видите, как много дали раздельные колки!
Конечно, современная арфа вобрала в себя и другие новшества, копившиеся в течение пяти тысячелетий ее жизни. Немало перемен совершилось с ней, пока кочевала она по египетским храмам, греческим стадионам, по деревням и городам средневековой Европы. Нынешнюю форму арфа обрела лишь в прошлом веке. Теперь в ней почти полсотни струн, педали для перестройки их во время игры, подвижные клапаны над отверстиями в нижнем ящике — деревянном корпусе, заменившем старушку тыкву.
Глухие удары тетивы переродились в искрящиеся бисером волны, фонтаны, целые водопады чарующих звуков.
КОРПУС, СТРУНЫ, ШЕЙКА
Тыквенный корпус для струнного инструмента—вещь недорогая и доступная. Ведь это просто и удобно: принести с огорода тыкву, мякоть сварить и подать к обеду, а оболочку высушить и приспособить для музыкальных занятий. В Африке, в Южной Америке, в Азии рядом с патефонами и радиоприемниками и сегодня можно встретить тысячи таких поющих овощей.
Конечно, для корпуса годится не только тыква. В одном арабском двухструнном ребабе для этой цели служит панцирь черепахи. Нубийские людоеды сделали некогда живописный киссар с человеческим черепом. Невеселый инструмент! Древние рыбаки всех стран осваивали раковины, гончары — глиняные горшки. Надутые свиные пузыри, берестяные короба — все это человек заставлял подпевать струнам. Уже в наше время горные таджики додумались делать свои гиджаки с корпусом из консервной банки. Образцы таких инструментов даже попали в музей.
Но после тысячи проверок и проб лучшим материалом оказалось дерево. Из него выходили самые звонкие, самые легкие и самые чуткие корпуса струнных инструментов. Еще в Древнем Китае, в старой волшебной Индии под струнами ставили деревянные долбленые чаши и коробки — открытые либо закрытые, обтянутые змеиной кожей. Фигурные же корпуса, склеенные из изогнутых дощечек, тонкие, тщательно выделанные донья и деки, привились и в античном мире,, и в средневековой Европе.
А струны! Каких только не испытывали для них материалов! И крученая древесная кора, и нити бамбука, и бычьи жилы, и сушеные обезьяньи кишки (до сих пор этот материал иные музыканты считают лучшим для виолончельных струн). И, конечно, металл — разные сорта и сплавы, разная толщина, прочность.
Кроме корпуса и струн, в большинстве инструментов есть еще шейка. Ее с самого начала делали деревянной — тут уж не надо было ломать голову над материалом. Зато над формой шейки музыкальные мастера потрудились немало.
У африканских предшественников арфы — киссаров, вамби, кунди — шейки изгибались крутыми дугами, в точности как древки их отцов — охотничьих луков. Много лет прошло, пока люди догадались, что шейки совсем не обязательно выгибать.
Прямая шейка — вот к чему пришла в конце концов музыкальная техника. И это был величайший успех.
К ровной доске музыканты стали прижимать струны пальцами, и вместо жалких четырех-пяти (по числу струн) звуков сразу получили громадный их запас. Возможности музыкального творчества расширились безгранично.
Никто не знает, где впервые выпрямили шейку. Быть может, в Индии — в древнейшем струнном инструменте вине, или в Китае — в инструменте пипа. Но, вернее всего, первыми научились прижимать струны пальцами жители Древней Месопотамии.
