Сергей Ковалев - История вашего будущего
С мамой оказалось сложнее. Потому что сперва она призналась, что и своей дочери, а потом и внучке она как бы мстила за свою неудачную женскую судьбу, а потому не давала им жить в счастье и любви. После она долго не соглашалась «отпустить их на свободу». И только после многократного ресурсирования всем тем, что ей недостало в жизни, согласилась забрать у моего клиента накопленную злобу, одарив взамен сначала любовью, терпимостью и терпеливостью, а потом и просто новой способностью. Принимать других такими, какие они есть. И давать им быть и становиться именно такими...
Кратко психотехнология устранения неэкологичной семейной лояльности может быть описана так:
1. С использованием фразы «Я не мой <...> (конкретный родственник), и я не <...> (содержание программы)» составьте список всех действительно серьёзных проблем, явившихся следствием ненужной семейной лояльности.
2. Надпишите листы для себя и каждого из «замеченных в непотребствах» предков, после чего разложите их любым желаемым образом (сделайте расстановку).
3. Выберите одного из родственников и последовательно:
— воздайте ему должное;
— поблагодарите за сделанное лично для вас;
— спросите, «упаковкой» какого «подарка» был его негативный дар;
— любым образом (проще ресурсированием) склоните его к обмену;
— совершите оный, отдав «каку» и получив взамен «наку», после чего отпустите бедолагу, убрав, если надо, из вашей жизни.
4. Проделайте всё это со всеми остальными «заинтересованными лицами».
5. Проверьте результаты работы и осуществите пристройку к будущему.
2.3. Возвращение семейного проклятия
...Как и всегда, это было похоже на чудо. Обыкновенное, но чудо. Которое случилось на очередном семинаре по психогенетической психотерапии, где на демонстрацию работы с возвратом проблемы вышла довольно симпатичная женщина условно бальзаковского возраста.
— И с чем мы будем работать? — чуть устало поинтересовался я.
— Со страхом перед жизнью, — взволнованно ответила она и, как бы упреждая мой скепсис (все мы в той или иной степени её — жизни — боимся), добавила:
— ...чудовищным, невозможным, не позволяющим мне ни жить, ни дышать. Знали бы вы, сколько лет я пытаюсь от него избавиться... Но это точно не моё, потому что моя мама тоже боялась!..
— Не торопись, — сказал я, удерживая женщину от возможно скоропалительных выводов. — Лучше попробуй прямо сейчас ощутить этот свой страх — вот только не полностью и даже как бы чуть-чуть со стороны. Кстати, а где ты его сейчас ощущаешь?
— В животе, — машинально ответила клиентка, — как вы учили... Он большой, бесформенный, чёрный и какой-то болотно-склизкий...
— Достаточно, — поспешно остановил я чересчур проникшуюся нашими методами нейрологической репрезентации состояний женщину.— Теперь поставь где хочешь стулья, условно соответствующие твоим папе и маме...
После того, как «клиентка» успешно выполнила эту несложную операцию, я продолжил:
— Теперь положи руки на свой страх — как бы придержи его — и ощути, от кого он пришёл к тебе: от отца или матери?
— Всё-таки от мамы, — после непродолжительного молчания сказала клиентка. — Странно, он даже как бы просится к ней...
— Хорошо, — ответствовал я. — Тогда возьми лист бумаги, поднеси его к животу и попроси страх перейти на этот лист, раз уж он решил возвратиться к первоисточнику... А теперь подойди к своей маме — как, кстати, её звали?
— Валя, — машинально ответила женщина. — Валентина Петровна. И она уже здесь...
— ...Подойди к Валентине Петровне, положи перед ней этот лист и скажи: «Мама, это твоё. Я несла это за тебя, а теперь возвращаю...» Что делает сейчас Валя?
— Она плачет, — тихо сказала клиентка. — Ей горько и неловко... И она просит прощения — за то, что испортила мне жизнь...
— Прости её... — тихо молвил я. — Тем более, что ничего ещё она не испортила — во всяком случае, до конца. А простив, сядь на стул, слейся с образом своей мамы и буквально стань ею...
После того, как женщина молча выполнила мои инструкции, я, немного помолчав, медленно проговорил:
— Здравствуй, Валя. Мы пришли сюда, чтобы облегчить твою душу. И исправить жизнь — но уже не только твою, но и твоей дочери. Потому что этот чудовищный страх исковеркал вас обеих. Но всё можно исправить, если только определить его источник. Скажи, боязнь жизни — она твоя или чья-то?
— Нет, — почти сразу сказала «Валя». — Я получила его от отца... Петра Ивановича... Знаете, он воевал...
— Не торопись, — остановил я её пока ненужные ассоциации. — Лучше поставь стул, на который ты сможешь его посадить, пригласи папу сюда, подними лист со страхом жизни, ничего не потеряв и не расплескав, и положи всё это перед Петром Ивановичем со словами: «Папа, я несла это за тебя, а теперь возвращаю...» Как отреагировал твой отец?
— Он весь сгорбился и как-то даже поник...
— Достаточно, — прервал я немного опасные словесные излияния.— А теперь сядь на стул, стань Петром Ивановичем и вспомни, от кого или от чего ты всё это получил...
— Война, — сделав всё как предписано, каким-то даже более мужским голосом ответила клиентка. — Я получил его от войны... Боже, знали бы вы, как там было страшно! Да ни один ваш военный фильм ни на йоту не передаёт того, что происходило... Вы даже не то чтобы врёте, а просто не понимаете, каково это было — день за днём...
Внезапный горловой спазм остановил её (или все-таки его?) речь. И воцарилось молчание, которое где-то через минуту прервал я.
— Скажи, а где находится та война, которая даровала тебе этот чудовищный страх? Найди место, Пётр, где прямо здесь она как бы зафиксировалась и расположилась, после чего позволь своему Бессознательному показать тебе образ или символ. Той, давно закончившейся войны, последствия которой ты и твои предки всё ещё ощущают. Здесь-и-теперь. Но то, что было Там-и-Тогда...
— Пламя до неба, — как-то даже зачарованно ответила клиентка. — Только пламя. Всё горит, но ничего больше не видно...
— Скажи, а что ты отдал войне взамен страха жизни? — спросил я. — Что-то очень хорошее и ценное для тебя и твоих потомков...
— Молодость, — почти не задумываясь ответила женщина, уже почти целиком находясь в роли своего деда. — Я был сопляк сопляком, даже ещё не целовался ни разу, а после первого же боя чуть не поседел и навсегда утратил всё хорошее и светлое, что там, до войны, было...
— Хорошо, — сказал я. — Тогда возьми лист со страхом жизни и любым способом отдай его в Пламя Войны, получив в ответ молодость и всё хорошее и светлое, что было до войны... Если хочешь, можешь сказать: «Я нёс это за тебя, а теперь возвращаю тебе твоё. И ты тоже отдай мне моё...».
— Не надо,— тихо сказала женщина. — Мне. всё уже передали. Теперь на листе что-то такое... как солнце и небо... Даже не молодость, а просто — жизнь...
— Ну и хорошо,— тихо молвил я.— Теперь забери эту жизнь, солнце и небо, введи в себя и ощути: что теперь в тебе как бы зародилось и возникло?
— Спокойствие, — так же тихо ответила клиентка. — Что всё уже хорошо и так и будет... Боже, я никогда не чувствовала такого спокойствия!
— Теперь возьми чистый лист, положи на него всё, что получилось, — и жизнь, и спокойствие, и что всё хорошо и так и будет, после чего положи это перед стулом своей дочери Вали со словами: «Дорогая доченька, вот то, что на самом деле я хотел и должен был тебе передать...» А теперь — внимание: пусть Валентина Петровна медленно встанет со стула Петра Ивановича, оставив его там, поблагодарит папу за всё-всё-всё, сядет на свой стул, станет Валей и примет от отца его дар. Что ты чувствуешь прямо сейчас?
— Боже, всё это спокойствие, а ещё и радость! Какое-то ну прямо безмятежное счастье! А я думала, что так не бывает...
— Бывает, — успокоил я её. — А чтобы это было всегда, возьми лист, который, как эстафету, вы передаёте из прошлого, добавь туда свою радость и безмятежное счастье, после чего положи перед местом, где в самом начале стояла твоя дочь, со словами: «Я именно это всегда хотела тебе передать!» Теперь — внимание: встань со стула, оставь на нём свою маму, поблагодари её — право, есть за что — стань самой собой и прими коллективный дар твоих предков... Что ты чувствуешь прямо сейчас?
— Вы не поверите, Сергей Викторович, — как-то даже лукаво стрельнула в меня глазами эта женщина. — Всё то, что там было, но ещё и женственность. Или женское?.. В общем, знаете, может быть, это глупость, но я чувствую, что не только вернула себе радость и счастье, но ещё и стала подлинной женщиной... Прямо сейчас... И только сейчас...
— А как насчёт страха? — лениво поинтересовался я.
