Евгений Гусляров - Лермонтов в жизни. Систематизированный свод подлинных свидетельств современников.
Э. А. Шан-Гирей (Верзилина).С. 317
В 1914 году мне пришлось реставрировать росписи на могиле поэта. Вот что я помню. В самом куполе мавзолея на восточной стороне нарисован Саваоф с распростертыми руками, на южной стороне среди облаков нарисованы херувимчики, на западной стороне Михаил-архангел с мечом в руке и кольчуге. Его окружают воины. Выше Михаила-архангела изображены облака и летающие херувимчики.
Н. И. Поляков.
Цит. по: Вырыпаев П.Лермонтов: новые материалы к биографии //
Земля родная. Пенза, 1950. С. 94
Ранней весной 1842 года (Куликовский) посетил могилу (бывшую в Пятигорске) Лермонтова, на ней лежал узкий, простой, продолговатый камень, с надписью: поручик Тенгинского пехотного полка Михаил Юрьевич Лермонтов, родился и умер тогда-то. Камень этот по вырытии праха поэта, лежал рядом с могилой, которая оставалась незакопанною. Вдруг разнесся слух, что кто-то хотел похитить этот камень, и благодетельное начальство приказало зарыть его в могилу. «Через несколько дней по увозе тела Лермонтова из Пятигорска, в одну из родительских суббот, я сам видел — говорит упомянутый выше офицер, — камень был сброшен в могилу и стоял в ней торчком, где его после и зарыли. Теперь нет никакого следа могилы, немногие старожилы узнают это место по углублению в земле, но я уже указать его вам не могу».
П. К. Мартьянов 2. С. 603
Епископ Неофит, в мире Н. В. Наводчиков, секретарь у известного А. С. Стурдзы, рассказывал мне, с его слов, что, когда тело Лермонтова перевезено было в Тарханы, какой-то местный семинарист на могиле его начертал собственные стихи, неуклюжие как по форме, так и по содержанию. Не повезло Лермонтову и в другом случае: в так называемом Лермонтовском гроте в Пятигорске находятся тоже чьи-то ужасные стихи, посвященные его памяти.
Ал. Маркевич.Заметки к биографии Лермонтова //
Русский архив. 1900. № 12. С. 624
Бедный Лермонтов. Он умер, оставив по себе тяжелое впечатление. На нем лежит его великий долг, его роман «Герой нашего времени». Его надлежало выкупить, и Лермонтов, ступивши вперед, оторвавшись от эгоистической рефлексии, оправдал бы его и успокоил многих.
В этом отношении участь Пушкина была завидна. В полном обладании всех своих сил, всеми признанный, беспорочен и чист от всякого упрека умчался Пушкин, и, кроме слез и воспоминаний, на долю его переживших друзей ничего не осталось. Пушкин не нуждается в оправдании. Но Лермонтова признавали не все, поняли немногие, почти никто не любил его.
Ю. Ф. Самарин.С. 305
Невыносимо это, всю душу разрывает, так погибнуть поневоле лучшей надежде России; горе во мне, какое бы ни было, как-то худо облегчается временем, напротив, это все увеличивающаяся боль, которую я все сильнее, все мучительнее чувствую, покуда она не обхватит всю меня и я как-будто потеряюсь в ней.
Т. А. Бакунина — Н. А. Бакунину.
25—26 сентября 1841 г.
Цит. по: Андроников И. Л.Т. 3. С. 503
Мы состоим под арестом, и производится следствие. Меня перевели по моей просьбе в Кисловодск, потому что нарзан мне необходим. Я живу здесь в слободке скромно вдвоем со Столыпиным. Меня выпускают на воды и в ванны с часовым. В Кисловодске холодно, как и прошлого года. Кроме того, пусто, как в степи. Мы со Столыпиным часто задумываемся, глядя на те места, где прошлого лета... Но что старые воспоминания. Из нас уже двоих нет на белом свете. Жерве умер от раны после двухмесячной мучительной болезни. А Лермонтов, по крайней мере, без страданий. Жаль его. Отчего люди, которые бы могли жить с пользой, а может быть и со славой, Пушкин, Лермонтов, умирают рано, между тем как на свете столько беспутных и негодных людей доживают до благополучной старости.
А. И. Васильчиков — Ю. К. Арсеньеву.
30 июля 1841 г.
Цит. по: Щеголев П. Е.Вып. 2. С. 398
Об Лермонтове скоро позабудут в России — он еще так немного сделал, — но не все же забудут, и по себе чувствую, что скорбь о нем не может пройти, он будет жить, правда, не для многих, но когда же толпа хранила святое или понимала его.
Т. А. Бакунина — Н. А. Бакунину.
25—26 сентября 1841 г.
Лермонтов немного написал — бесконечно меньше того, сколько позволял ему его скромный талант. Беспечный характер, пылкая молодость, жадная впечатлений бытия, самый род жизни — отвлекали его от мирных кабинетных занятий, от уединенной думы, столь любезной музам; но уже кипучая натура его стала устаиваться, в душе пробуждалась жажда труда и деятельности, а орлиный взор спокойнее стал вглядываться в глубь жизни, создания зрелые; он сам говорил нам, что замыслил написать романическую трилогию, три романа из трех эпох жизни русского общества (века Екатерины II, Александра I и настоящего времени), имеющие между собою связь и некоторое единство, по примеру куперовской тетралогии, начинающейся «Последним из могикан», продолжающейся «Путеводителем в пустыне» и «Пионерами» и оканчивающейся «Степями»... как вдруг —
Младой певец
Нашел безвременный конец!
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре!
Потух огонь на алтаре!..
В. Г. Белинский.Т. 5. С. 125
Я не знал Лермонтова, но как не пожалеть об нем?! — хоть и говорят, что он был нрава сварливого и имел уже подобного рода историю с сыном французского посла барона Баранта за жену нашего консула в Гамбурге, известную красавицу.
А. Я. Булгаков.С. 712
Смерть Лермонтова, по моему убеждению, была не меньшею утратою для русской словесности, чем смерть Пушкина и Гоголя. В нем высказывались с каждым днем новые залоги необыкновенной будущности: чувство становилось глубже, форма яснее, пластичнее, язык самобытнее. Он рос по часам, начал учиться, сравнивать. В нем следует оплакивать не столько того, кого мы знаем, сколько того, кого мы могли бы знать.
В. А. Соллогуб 1. С. 378
...Его миросозерцание уже гораздо шире и глубже Пушкина, — в этом почти все согласны. Он дал нам такие произведения, которые обнаруживали в нем громадные задатки для будущего. Он не мог обмануть надежд, возбужденных им, и если бы не смерть, так рано прекратившая его деятельность, он, может быть, занял бы первое место в истории русской литературы...
И. И. Панаев.С. 138
Многие из соотечественников Лермонтова разделили его прометеевскую судьбу, но ни у одного страдания не вырвали столь драгоценных слез, которые служили ему облегчением при жизни, а по смерти обвили венком славы его бледное чело.
Фр. Боденштадт 1. С. 321
Настоящим художникам нет еще места, нет еще обширной сферы в русской жизни. И Пушкин, и Гоголь, и Лермонтов, и Глинка, и Брюллов были жертвами этой горькой истины.
В. А. Соллогуб 1. С. 378
Только после смерти Лермонтова, с изданием ранее разбросанных его произведений, пришла к нему слава; с тех пор она все возрастала, тем более что ему не нашлось достойного продолжателя.
Фр. Боденштадт 1. С. 321
Он умер еще так молод. Смерть вдруг прекратила его деятельность в то время, когда в нем совершалась страшная внутренняя борьба с самим собою, из которой он, вероятно, вышел бы победителем и вынес бы простоту в обращении с людьми, твердые и прочные убеждения.
И. И. Панаев.С. 138—139
Лермонтов убит на дуэли Мартыновым!
Нет духа писать!
Лермонтов убит. Его постигла одна участь с Пушкиным. Невольно сжимается сердце и при новой утрате болезненно отзываются старые. Грибоедов, Марлинский, Пушкин, Лермонтов. Становится страшно за Россию при мысли, что не слепой случай, а какой-то приговор судьбы поражает ее в лучших из ее сыновей: в ее поэтах. За что такая напасть... и что выкупают эти невинные жертвы.
Ю. Ф. Самарин.С. 305
В обществе смерть Лермонтова отозвалась сильным негодованием на начальство, так сурово и небрежно относившееся к поэту и томившее его из-за пустяков на Кавказе. А на Мартынова сыпались общие проклятия. В 1837 году благодаря ненавистному иностранцу Дантесу не стало у нас Пушкина, а через четыре года то же проделывает с Лермонтовым уже русский офицер: лишиться почти зараз двух гениальных поэтов было чересчур тяжело, и гнев общественный всею силой своей обрушился на Мартынова и перенес ненависть к Дантесу на него; никакие оправдания, ни время не могли ее смягчить. Она преемственно сообщалась от поколения к поколению и испортила жизнь этого несчастного человека, дожившего до преклонного возраста. В глазах большинства Мартынов был каким-то прокаженным, и лишь небольшой кружок людей, знавших лично его и Лермонтова, судили о нем иначе.
