Мария Беседина - Москва акунинская
Другим фасадом высотка выходит на Котельническую набережную Москвы-реки, названную так в память об одной из бывших здесь черных слобод. В начале XX в. берега реки были густо усеяны торговыми пристанями. «Поди-ка отыщи на Москве-реке неведомо какой склад. Грузового порта в Первопрестольной не имеется, товарные пристани начинаются от Краснохолмского моста и тянутся с перерывами вниз по течению на несколько верст, до самого Кожухова.
Начали прямо от Таганки, с пристани «Общества пароходства и торговли Волжского бассейна». Потом был дебаркадер «Торгового дома братьев Каменских», склады нижегородской пароходной компании г-жи Катиной, пакгаузы Москворецкого товарищества и прочая, и прочая», — начинает в «Алмазной колеснице» Фандорин поиски той самой баржи с оружием, на которой и происходит задержание неуловимого «Рыбникова».
Видимо, в районе Котельников обитал рэкетир Упырь («Любовник Смерти»): «Это который Упырь, Котельнический?» — уточняет Сенька Скориков.
С Котельнической высоткой (еще один народный топоним) связана еще одна жутковатая история. Это роскошное здание было возведено руками заключенных, и в начале 50-х гг. XX в. вплотную к стройке располагалась небольшая «зона», где содержались подневольные строители, то есть лагерь со всеми его реалиями почти у стен Кремля… Но пройдем дальше, на ту самую Гончарную улицу, о которой только что шла речь.
На ее месте в XVII в., как легко догадаться, была слобода гончаров.
На Гончарной улице смыкаются интересы «обитателей» многих романов «фандоринской» серии. Вспомните, с чего начинается знаменитый рассказ Ахтырцева, описывающего Эрасту Петровичу свои блуждания по Москве с самоубийцей Кокориным: «А с Пьером договорились так — он сам предложил. Встречаемся в десять утра у меня на Таганке (я на Гончарной живу). У каждого в кармане шестизарядный револьвер с одним патроном в барабане. Идем порознь, но чтобы; видеть друг друга. Кому жребий выпадет — пробует первый» («Азазель»).
Москвичи даже в начале XX в., подразумевая, район города, говорили «в Таганке». «На Таганке» должно было означать «непосредственно на Таганской площади». Но Таганской площади, какой мы видим ее сегодня, в то время не существовало. Она была поделена на Верхнюю и Нижнюю Таганские площади, причем границей служили навесы длинного торгового ряда. Нижняя Таганская площадь была почти полностью засажена деревьями. Так что же имел в виду Ахтырцев, который «в Москве у тетки проживал, княжны Корчаковой, собственный палаццо на Гончарной улице»? Что это за дом?
Среди основательных купеческих особнячков на «роль» жилища ахтырцевской тетки могли бы претендовать три городские усадьбы, оказавшиеся в этом окружении. Первая из них стоит на Гончарной улице, № 12, рядом с той самой Никитской церковью, которая упоминалась только что. У дома богатая история: в конце XVIII в. М. Ф. Казаков построил его для графа А. А. Безбородко. Впоследствии трехэтажное здание с круглым бельведером именовалось домом Шапкина и домом Тутолмина — по именам владельцев. Дом описан в «Войне и мире» Л. Н. Толстого как дом графа Безухова. Но сейчас мы уже не можем во всей полноте насладиться красотой старинного особняка — здание подверглось реконструкции в 1905 и 1930 гг., было надстроено. При всей своей неоспоримой смелости Б. Акунин вряд ли позволил бы себе намек на дом, который уже послужил «героем» столь известного литературного произведения, да и название «дом Тутолмина» хорошо известно каждому знатоку Москвы рубежа XIX–XX вв.
Может быть, речь идет о доме № 16, который известен как «дом Клаповской»? От прежней владелицы до наших дней сохранились прекрасные росписи потолочных плафонов. Но его интерьеры, по свидетельствам современников, тоже представлявшие немалую художественную ценность, до нас не дошли, — в советское время в здании расположился ни много ни мало Центральный дом научного атеизма — на богомольной Таганке ему, конечно, было самое место.
Ну и, наконец, по свидетельству П. В. Сытина, дом № 35 — ровесник дома Клаповской. В пользу этого варианта говорит его близость к Таганской площади: если решить, что Акунин имеет в виду искаженный в наши дни до неузнаваемости реконструкциями 1930–1940-х гг. дом № 35, становится понятной «немосковская» формулировка Ахтырцева: до Таганской площади действительно рукой подать. А встретились молодые люди, конечно, не в торговой суете Верхней Таганской площади, а под деревьями Нижней Таганской.
Впрочем, каждый может выбрать версию по своему вкусу.
Вот и мы стоим на Таганской площади, от которой, точно лучи звезды, разбегается множество улиц. «К вечеру пятого дня магистр добрался до Таганской площади, где некогда стояли Яузские ворота. От них на юго-восток тянулись целые четыре древние улицы: Таганская (ранее — Семеновская), Марксистская (ранее — Пустая), Воронцовская и Большие Каменщики» («Алтын Толобас»). На минутку представим себе, как выглядели эти места в XVII в. Как справедливо указывает Б. Акунин, до 1919 г. она именовалась Семеновской — по находившейся здесь некогда слободе. «Современная Таганская улица триста лет назад была главной улицей черной Семеновской слободы», — читаем в том же романе. Следует добавить, что возникла эта магистраль как дорога на Коломну и Рязань.
Здесь, на Семеновской-Таганской улице, достигает кульминации интрига «Алтын Толобас». Здесь поместил писатель дом одержимого аптекаря Адама Вальзера, в подвале которого спрятан артефакт, давший название роману, — «сундук, пропитанный особым составом, который не пропускает влагу» (собственно «алтын толобас»), в котором хранится «Либерея», а рядом — послуживший причиной стольких трагедий «Замолей», книга, способная бесповоротно изменить мир к худшему: «Ради Христа бери только ту Либерею, что внизу в алтын-толобасе… Замолея же, прикрытого рогожей трогать не смей ради спасения души», — читает сэр Николас взволнованную инструкцию своего предка фон Дорна.
Конечно, было бы интересно осмотреть этот «деревянный дом в столько окон, сколько было дочерей у предка нашего Гуго Сильного», как иносказательно выразился г-н фон Дорн. Читатели знают, что окон, как и дочерей, было 13. Известно также, что дом был деревянным не полностью: «Посреди темной, состоявшей сплошь из глухих заборов улицы аптекарь остановился и показал:
— Вон, видите крышу? Это и есть мой дом… Ничего особенного не примечаете?
Фон Дорн посмотрел. Дощатый забор в полтора человеческих роста, над ним довольно большой бревенчатый сруб с покатой крышей. Темные окна. Ничего особенного, вокруг точно такие же дома.
— Окна посчитайте.
Посчитав узкие прямоугольники, Корнелиус непроизвольно перекрестился.
Чертова дюжина!
— Это зачем? — спросил он вполголоса. Вальзер открыл ключом хитрый замок на калитке, пропустил кат питана вперед.
— И на первом, каменном этаже тоже тринадцать. Отлично придумано! Я среди здешних жителей и без того колдуном слыву — как же, немец, лекарь, травник. А тринадцать окошек меня лучше любых сторожевых псов и караульщиков стерегут. Воры стороной обходят, боятся».
Если что и могло сохраниться, то это первый этаж, — вот и Николас Фандорин обнаруживает «разоренный одноэтажный особняк». Но застройка Таганской улицы (в советское время ее переименовали в Интернациональную) обновлялась не раз. Есть здесь и несколько достаточно древних строений (преимущественно «о правой стороне улицы), однако какое из них послужило для писателя прототипом — можно поспорить. Попробуйте сами отсчитать «шестьсот тридцать, что более или менее точно соответствовало пятистам метрам», шагов. Однако достоверно известно, что Таганская улица практически полностью выгорела во время пожара 1812 г. и те старинные здания, которые дошли до наших дней, в основном относятся к XIX в., лишь одно здание датировано 1792 г. Так что искомое место вам должно подсказать лишь чутье и любовь к творчеству Б. Акунина.
Встречаем мы Таганскую улицу (под одним из ее названий) и в другом романе — в начинающей «Любовницу смерти» заметке за подписью Лавра Жемайло читаем: «Вчера в третьем часу пополуночи жильцы доходного дома общества «Голиаф», что на Семеновской улице, были разбужены звуком падения некоего тяжелого предмета, после чего раздался протяжный вой. Выл пойнтер фотографа С., снимавшего ателье в мансарде. Вышедший на шум дворник посмотрел вверх и увидел освещенное окно, на подоконнике коего стояла собака и выводила душераздирающие рулады. В следующий миг дворник заметил лежащее внизу недвижное тело самого С., которое, по всей видимости, и являлось предметом, чье падение произвело столько шуму. Внезапно, прямо на глазах у пораженного дворника, пойнтер прыгнул вниз и, упав неподалеку от трупа своего хозяина, расшибся о булыжную мостовую». К сожалению, этот дом тоже, скорее всего, виртуален: согласно данным архивов, в конце XIX — начале XX в. на Семеновской улице (правда, в то время ее уже чаще называли Таганской) стояли в основном частные дома — 60 % всей застройки владели богатые купцы, остальное принадлежало дворянам (характерный памятник этой социальной группе таганского населения — так называемая усадьба Баташова, расположенная на левой стороне улицы в самом ее начале).
