KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » Филология » Татьяна Москвина - В спорах о России: А. Н. Островский

Татьяна Москвина - В спорах о России: А. Н. Островский

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Татьяна Москвина, "В спорах о России: А. Н. Островский" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Бывают сложные и запутанные случаи использования классики. Скажем, «Нахлебник» И. С. Тургенева в постановке Ивана Поповски (частный театральный проект, идет на малой сцене Театра имени Маяковского). Тонкая, печальная, изящная история из дворянской жизни отчасти поддержана живым оркестром, играющим романсы, и легкими драпри художника (сам Рустам Хамдамов). И напрочь убита диким фарсовым способом существования всех актеров, кроме двух главных (Анатолий Солодилин, Елена Солодилина). То ли им были даны изначально неверные задания, то ли они, бедняги, извратили так свою актерскую природу, но это была не игра, а какие-то эпилептические корчи. Словно буйнопомешанные, актеры реагировали на невинные обстоятельства гомерически преувеличенно, пугающе резко. И ужасно, отчаянно некрасиво! Особенно кошмарен был персонаж по фамилии Тропачев (Сергей Ганин). Ежесекундно кривляющийся, нехудожественно противный, он надоедал до головной боли. Разве такими средствами надо показывать скучающего русского помещика, незлого и неглупого, каким является сосед Елецких, Тропачев? Какое отношение эти корчи могут иметь к Тургеневу?

На этом фоне крепкий провинциальный артист Солодилин играет в совершенно реалистическом ключе несчастного приживала Кузовкина! Обстоятельно, неспешно, понимая, как важно вовремя понизить или повысить голос на полтона, соблюдая приличные манеры и пластику, искренне проживая обстоятельства своей роли. Солодилин играет этюд о человеческом достоинстве, живущем в сердце скромного, неудачливого человека, обиженного судьбой, — и он точно из другого пространства и из другого времени. Правда торжествует: добротная, спокойная работа оренбургского артиста убивает напрочь эстрадное столичное кривлянье. Зритель мгновенно опознает в Солодилине друга и любимца, понимает его, сочувствует ему и неприязненно ежится, когда на сцене его нет. Один актер, пошедший на диалог с автором, убирает всех, кто разводит свою мороку вне автора!

Лучший способ взаимоотношений с автором давно известен. Он был безоговорочно принят в Московском Художественном театре, его придерживались Георгий Товстоногов и Анатолий Эфрос. Это глубокое творческое понимание и воплощение авторского мира. Такой метод характерен для благородной «господской культуры», для тех, кто понимает разницу между авторским и исполнительским талантом, знает вообще цену таланту и творчеству. Немыслимо, чтобы Немирович-Данченко или Товстоногов могли надругаться над чужим текстом, испортить чужую работу и хладнокровно заявить потом, что это так и надо, потому что они так видят.

Когда-то это было столбовой дорогой русского театра. О современности так не скажешь. Вроде бы и есть, не гремит, не пылит, скорее забилось в основном в щели, в маленькие сцены, в особенные уголки, где разные чудаки терпеливо выращивают свои «розы и хризантемы». Правда, подобных вольных и строгих «мастерских» не так и мало.

Одним из таких уголков в последнее время становится Санкт-Петербургский театр «Русская антреприза» Рудольфа Фурманова. В прошлом году здесь состоялось две премьеры по пьесам А. Н. Островского — «Шутники» и «Пучина», обе в постановке режиссера Юрия Цуркану.

Цуркану учился у Г. А. Товстоногова, работает в Петрозаводске и выказывает все признаки мастера, склонного к тщательному углублению в творческий мир автора. Его работа над Островским прежде всего полезна — полезна ему самому, полезна актерам, полезна театру и зрителю. Как юным скрипачам обязательно играть Гайдна, так театральным людям обязательно надо иметь дело с Островским: учиться на его пьесах говорить, ходить, пить чай, общаться, выстраивать хоть и простой, но объемный и живой человеческий характер. Я говорю так, исходя из личного опыта: несколько лет проведя в «школе Островского», читая его тексты и усиленно его изучая, вышла из этой школы другим человеком. А зрителю вообще ничего объяснять не надо, надо только помогать автору, а не стоять между ним и зрителем темной невежественной тушей — каждое слово, каждая реплика, каждый поворот действия у Островского попадает в публику прямой наводкой, нет даже тени непонимания или отчуждения, хотя пьесы взяты не самые заигранные, большинству неизвестные.

«Шутники» принадлежат к роду «сцен» или «картин» из жизни захолустья, которые Островский писал словно особой, тонкой и умной кистью, с прелестной ласковой грустью и добродушным юмором, точно освещая затхлые углы жизни божественным светом. Здесь, в полуразвалившихся, потемневших от времени домишках, живут бедные, добрые, несчастные люди — мелкие чиновники в отставке, учителя, мастерицы-швейки и прочий мелкий люд, который невесть чем и кормится. В грубой жизни, где властвует сила, капитал, им жить трудно, горько, но они все-таки живут себе с Богом и даже любят друг друга. Вот и у чиновника Оброшенова подросли две дочки — Анна и Верочка, об их счастье бедный хлопотун и беспокоится…

Сцена у «Русской антрепризы» совсем крошечная, однако вместила и кривой дощатый забор, и фасад домика Оброшеновых, и даже сирень у забора — ее ветку отломит звероватый купец Хрюков, чтобы обтереть щегольские сапоги (художник Олег Молчанов). В пьесе произведены небольшие сокращения — маленькая сцена не вместила бы в себя третьей, живописной, картины «Шутников», происходящей при большом стечении народа, укрывающегося от дождя. Поэтому оставлены только девочка с шарманкой и двое местных хулиганов — Недоносков и Недоростков (Василий Щипицын, Михаил Николаев). Эти два молодых хама с безнадежными, тупыми, наглыми, скучающими лицами время от времени появляются в спектакле, создавая убедительный образ захолустной среды — такой же, как они, тупой и безжалостной.

Они тупо повторяют одни и те же реплики, дебильно хохоча, и всем, кто хоть раз в жизни видел «захолустье» (а оно в двух шагах от любого центра), знакомо это органическое повреждение нравственной личности человека, безнадежная неразвитость души, комочком втиснутой в наглую, безжалостную плоть, понимающую только одно — когда ей дадут хорошенько в злобную морду… Да, над хорошими бедными людьми смеются, издеваются, теснят их совсем уж на край — и за край — жизни, и держатся они только любовью к друг другу. Хороших людей нелегко играть — Сергей Барковский (Оброшенов) и Ксения Каталымова (Анна) с этой задачей справляются, вполне по заветам классиков ища контрасты. Поскольку Оброшенов исключительно жалкий и несчастный человек, Барковский всячески подчеркивает в нем отчаянно протестующее человеческое достоинство, своеобразную гордость бедняка, хитроватую затаенность. Каталымова, актриса огромной органичности и недюжинного вкуса, сплетает целый рассказ о душевной жизни немолодой девушки, не предназначенной для счастья. Она завидует сестре, завидует ее молодому счастью, ее душа плачет и мечется — но ради несомненной любви к близким Анна смиряет себя, и это настоящий подвиг. Ведь хороший человек не тем хорош, что ему посчастливилось таким просветленным родиться, а тем он хорош, что ежедневно выбирает верную дорогу, укрощает свои аппетиты, не дает воли расти сорнякам в душе. Недаром ею увлекся совсем уж дикий человек — купец Хрюков, по захолустью шествующий не иначе как в сопровождении «телохранителя»-приказчика. То есть вначале торжественно появляется мелкий хам, а потом выплывает и сама «крупная рыба» — ну уж нам ли не знать, как ведут себя богатые хамы. Владимир Матвеев в этой роли имеет полный грим натурального купца позапрошлого века и играет с некоторой долей шутливой стилизации, вот, дескать, я вам сейчас отгрохаю купца Островского как положено! Но под комедийной корявостью дикого захолустного великана все время струится какая-то, столь же корявая, но несомненная душевная жизнь. Вот ведь тоже человек! Ведь понравилась ему Анна, сразу влюбился, оценил, но не ломаться и не куражиться не в состоянии. Надо, чтоб все чувствовали, кто к ним пришел, — каждую минуту чувствовали и трепетали, восхищались и преклонялись. Так и зыркает Хрюков (Матвеев) глазами: все ли в трепете? Нет ли где какого непочтения? И в этой наивной и отчаянной жажде людского поклонения есть что-то ужасно верное, русское, комическое, живое…

Играют актеры неспешно, с аппетитом, с подробностями, с правильными, полными смысла паузами. А зал прямо-таки замирает и стонет от удовольствия: публике по-прежнему нужен, необходим как воздух традиционный русский бытовой, психологический театр. Тому, кто его отрицает, хорошо бы для начала научиться его делать — ведь отказаться можно только от того, что имеешь, а как иначе?

«Пучина» Островского удалась Юрию Цуркану меньше. Гениальный опыт «альтернативной» русской мелодрамы (в своей пьесе Островский откровенно спародировал популярную французскую мелодраму «Тридцать лет, или Жизнь игрока», бывшую в репертуаре Мочалова) требовал какого-то особого ключа, хода, манеры сложения всех действующих сил. Нейтральное, квазисимволическое оформление (Владимир Фирер) — белая коробка сцены, белый куб посередине, шар лампы и более ничего — заставило артистов несколько мучиться в пустоте и пытаться создать бытовое пространство одними голосовыми связками. Им тесно и неудобно, они кажутся неуклюжими и впадают в известную по сериалами иллюстративно-плоскую, назывную манеру игры. И все-таки кое-что удается — ведь история рассказана просто потрясающая. Тридцать лет из жизни хорошего и слабого человека, которого буквально на наших глазах «съела среда», превратив из молодого восторженного студента в нищего и сумасшедшего старика. Островский — непревзойденный мастер драматического исследования жизни вне чрезвычайных обстоятельств, вне катастроф извне (их не было в его собственной жизни). Вот нет войны, чумы, голода, террора, гнева богов, жизнь обывателя вроде бы предоставлена сама себе: что ею управляет? Какие законы? Как ведет себя человек? Излишне и говорить, что опыт таких исследований не то что близок современному зрителю — он его просто пожирает с жадностью. Как давно с ним никто не говорил по-человечески о том, что его волнует, — как остаться честным человеком и прокормить семью, как противостоять хамской среде и наращивать культурные силы, а не сдаваться пошлости, когда и под какими личинами приходят к обыкновенному человеку Бог и черт и как этот час не упустить… В игре Евгения Баранова (Кисельников) есть немало волнующих моментов, но есть и некоторая наигранность, нарочитость, портящая и игру других персонажей. Все-таки лучше было бы, на мой вкус, вообще пресечь в исполнении этой пьесы всякую театральщину, преувеличенность, эксцентричность, попробовать найти самый простой и спокойный способ жизни на сцене. Ведь дорога в целом выбрана верная. Ведь любить автора куда приятнее и выгоднее для совести театра, чем его убить…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*