Сергей Серебряный - Писатели Востока — лауреаты Нобелевской премии
Язык — это высшая, кристаллизированная, субстанция человеческой цивилизации. Он тонок и неуловим, но вместе с тем способен проникать в наши чувства, проходить всюду и везде, соединяя эмоции человека с его способностью к познанию мира. Через письменное слово, столь удивительное и чарующее, язык дает возможность каждому отдельному человеку вступать в контакт с миром, независимо от того, к какой эпохе, к какой национальности человек принадлежит. Именно так связываются воедино литературное творчество, вечные духовные ценности и читательская реальность.
Мне кажется сомнительным, что в наше время писателю надо как-то особенно выпячивать свою принадлежность к той либо иной национальной культуре. Если, к примеру, говорить о моем собственном происхождении и родном языке, то, должен сказать, что я, конечно, ношу в себе культурные традиции Китая, и это вполне естественно. Но культура всегда тесно связана с языком, в результате чего возникают некие, вполне устойчивые, формы чувствования, мышления и выражения мысли. Творчество писателя лишь зачинается в языковом высказывании, однако оно проявляет себя и в том, что слова выразить не успели. И все же, тому, кто посвятил себя словесному искусству, вовсе не обязательно наклеивать на себя готовый и ясно различимый национальный ярлык.
Произведения литературы, преодолевая в переводе границы стран и языков, тем самым преодолевают сложившиеся в силу различных условий, исторических или географических, рамки социальных устоев и человеческих отношений и связывают человечество воедино. Надо заметить, что современные писатели испытывают самые разносторонние культурные влияния, выходя за пределы национальной культуры, а потому подчеркивание принадлежности к какой-либо национальной культуре (если это, конечно, не вызвано соображениями туристической рекламы) неизбежно порождает у читателей чувство недоверия.
Литература преодолевает идеологическую узость, государственные границы и пределы национального сознания, ведь точно так же и само существование человека в своей основе не исчерпывается тем или иным «измов». Само существование человека гораздо более важно, чем все рассуждения о нем или какие угодно научные дискуссии. И для литературы никто не устанавливал табу на то, чтобы она во всеуслышанье заявляла о тяготах человеческого бытия. Тем не менее, всегда звучали голоса, призывающие установить для литературы разные ограничения. Эти призывы исходили от политиков, общественных деятелей, защитников определенного рода морали и нравов, пытавшихся остругать литературу, втиснуть в жесткие рамки, сделав ее предметом украшения.
Но литература не является придатком власти или каким-то изыском моды, литература обладает своей собственной системой ценностей, собственной эстетической системой. Они неразрывно связаны с чувствами человека и являются главным и непререкаемым критерием оценки литературного произведения. Впрочем, сам этот критерий людьми же и меняется, поскольку разные люди чувствуют всегда по-разному. И все же субъективность критериев эстетической оценки становится общепризнанной нормой. Способность эстетического осмысления, возникающая благодаря литературному воспитанию, дает людям возможность при чтении заново познать ту поэтичность и красоту, которые старался вложить в свое произведение автор: возвышенное и смешное, печальное и абсурдное, нотки юмора или насмешки — то есть решительно все.
Поэтичность, однако, не всегда и не обязательно задается лирическим характером произведения. Несдержанная самовлюбленность автора — это своего рода детская болезнь, которая неизбежно возникает, когда человек только учится сочинительству. Добавлю, что само понятие лиричности, в свою очередь, подразумевает множество слоев, и высшим из них является спокойное и «холодное» рассмотрение явлений. При таком отстраненном изучении бытия личность автора словно уходит в тень. Такая позиция дает писателю возможность обрести своего рода «третий глаз», который всевластно наблюдает и за персонажами книги, и за самим автором. Нейтральный взгляд, возможно, удержит автора от чрезмерно пристального разглядывания катастроф и грязи человеческого бытия. Вместе с тем горечь, отвращение или ненависть автора способны пробудить в людях сострадание, жалость и любовь к жизни.
Эстетическая красота, зарождающаяся в человеческих чувствах, по всей видимости, не способна устаревать, хотя в самой литературе, как и в искусстве вообще, существует мода, которая может из года в год изменяться, причем критерии оценки, как и различия в моде, часто определяются принципом: хорошо только то, что ново и более современно. Так повсюду проявляет себя действующий механизм рынка, причем книжный рынок не является в этом отношении исключением. Но если авторские эстетические оценки станут определяться лишь рыночной конъюнктурой, это будет равносильно самоубийству литературы, тем более, когда речь идет о нынешнем обществе, получившем название «потребительского». Полагаю, что в данном случае литература как раз и должна оставаться «холодной».
Десять лет назад, когда я закончил свой роман «Чудотворные горы», на который потратил семь лет жизни, я написал небольшую статью, обратив внимание на литературу именно такого типа. Я писал: «Литература не имеет никакого отношения к политике, она не более чем внутреннее дело индивидуума. Его наблюдения, воспоминания, анализ жизненного опыта, размышления о разнообразных впечатлениях и попытки выразить состояние собственной души — все это демонстрирует, какое удовлетворение приносит ему сам процесс мышления.
Так называемый писатель — всего лишь обычный человек, умеющий говорить сам с собой и способный писать, причем посторонние люди его могут не слушать, могут не читать. Писатель вовсе не герой, выступающий от имени народа, и не надо делать из него идола, и уж тем более нельзя называть писателя преступником или врагом народа. Трудности, которые встают на пути автора и его произведения, объясняются лишь одним — кому-то это очень нужно, когда власть хочет создать образ врага, пытаясь тем самым отвлечь внимание масс, жертвой в первую очередь становится писатель. Самое печальное то, что порой и сам писатель в помутнении разума считает за великую честь выполнять роль такой жертвы.
В действительности отношения между писателем и читателем представляют собой некий духовный обмен мнениями. Автору и читателю не обязательно встречаться или общаться друг с другом, они связаны лишь посредством литературного произведения. Литература — это та неустранимая форма человеческой деятельности, в которую вполне сознательно и по своей охоте вовлечены обе стороны, то есть читатель и автор. Вот почему литература не несет каких-то особых обязательств перед широкими массами.
Литературу, способную реализовать свою истинную сущность, вполне можно назвать, „холодной литературой“. Она продолжает жить именно потому, что человечество, помимо удовлетворения своих материальных потребностей, стремится еще и к чисто духовной деятельности. Понятно, что такая литература родилась не сегодня, и появилась она главным образом потому, что возникла необходимость противостоять давлению со стороны политических и определенных общественных сил. В настоящее время ей приходится противодействовать распространяющимся все шире и шире нормам и морали потребительского общества и всевластию рыночных ценностей. Но чтобы выжить, ей надо прежде всего уметь выдержать свое одиночество.
Совершенно ясно: если писатель будет заниматься лишь своим писательским трудом, его жизнь окажется очень нелегкой; помимо писательской деятельности, он будет вынужден искать какие-то другие средства к существованию. Из этого следует, что создание такого рода литературы можно считать некоей роскошью, удовлетворением исключительно духовных потребностей. Если произведения „холодной литературы“ появляются на свет и распространяются в мире, то это происходит исключительно благодаря усилиям самого автора или его друзей. Примером могут служить Цао Сюэцинь и Кафка. При жизни авторов их произведения даже не были опубликованы, а потому писатели эти никак не могли породить какие-то литературные движения, стать для современников яркими звездами. Такие писатели живут на периферии общества, забившись в щели, целиком погрузившись в духовную деятельность, получая от нее удовольствие, но нисколько при этом не надеясь на вознаграждение, то есть не помышляя об общественном признании.
„Холодная литература“ — литература бегства, в коем она обретает жизнь и духовные силы, не давая обществу себя задушить. Если нация не принимает литературу, отрицающую выгоду и пользу, то это не только беда для писателей, это есть и трагедия самой нации».
Я счастлив, что удостоился большой чести — награды Шведской Королевской академии. Я получил ее благодаря своим друзьям в разных частях света, которые на протяжении многих лет, не думая о вознаграждении, не считаясь с трудностями, переводили, издавали, ставили на сцене мои произведения. Я хочу всем им выразить глубокую признательность, хотя и не могу всех поименно перечислить, поскольку этот список оказался бы слишком длинным.
