Лев Прозоров - Времена русских богатырей. По страницам былин — в глубь времён
Ко второму типу, к утверждениям совершенно бездоказательным, относится утверждение, будто тема войны Тидрека, союзника Аттилы, с русами, вильтинами-лютичами и пулинами-поляками есть якобы отражение «в очень искажённом виде» печально знаменитого Drang nach Osten, «Натиска на Восток» Саксонской династии в IX–X веках. Ни малейших оснований столь категоричного суждения исследователь не приводит. В свою очередь, необходимо напомнить, что германцы всегда вели натиск на земли полабских и поморских славян под флагом обращения этих последних в христианство. В эпосе же нет ни слова о религиозной подоплёке вражды русов, вильтинов и пулинов, с одной стороны, и гуннов и готов — с другой. Более того, в прологе саги сказано: «Не было никого, кто бы держал правую веру, хотя они веровали в истинного бога, клялись его именем и славили его». То есть сказитель не видит между героями никакой разницы в вероисповедании — все они, так сказать, «праведные язычники» — и Тидрек, и его союзник Аттила, и Илья с Вальдемаром. Не менее странным предстаёт и союзничество лютичей и поляков против готов-германцев в саге. В исторической реальности тех времён бывали и союзы поляков с немцами против лютичей, и лютичей с немцами против поляков, но союз поляков, русов и лютичей против германцев — для IX–X веков вещь невероятная. Наконец, совершенно непонятно отсутствие в саге самого этнонима лютичи, появившегося в X веке и быстро вытеснившего прежнее название племени (велеты, вельты, вильтины), бытовавшее со II века н. э., и появляющегося впервые на карте Птоломея.
И эта работа, как можно видеть, выдержана в традициях компаративизма. Историческая основа преданий изначально отметается.
Следующей заметной публикацией на эту тему была статья Глазыриной «Илья Муромец в русских былинах, немецкой поэме и скандинавской саге». Очень показательно для всего изучения этой темы то обстоятельство, что статья, помещённая в сборнике «Методика изучения древнейших источников по истории (выделено мною. — Л. П.) СССР», но собственно исторический источник видеть в былинах, поэме и саге автор отказывается. В проникновении образов русского былинного эпоса на Запад Глазыриной видится только взаимовлияние эпосов. Единственная историческая ценность этого факта в глазах исследовательницы в том, что он позволяет датировать былины об Илье временем «не позднее середины XI века».
Кроме «сходств», выявленных Ярхо, Глазырина находит и отличия в образе Ильи в былинах и западном эпосе. Эти отличия в том, что Илья в былинах крестьянин, а в западных преданиях он kunek Ilias (король Илья), kunek von Riuzen (король Руси), kunek von wilden Riuzen (король дикой Руси). Далее, в поэме «Ортнит» Илья руководит войском в 5000 бойцов, а в былинах всегда совершает подвиги в одиночку. Наконец, западный Илья женат и имеет детей, тогда как Илья былин одинок, в крайнем случае говорится о его случайной связи с какой-нибудь «поляницей» или «честной вдовой», причём дети от этих браков настроены к отцу враждебно и пытаются его погубить.
Однако крестьянское происхождение Ильи, как я уже указывал, считается многими исследователями эпоса привнесением XV–XVII веков, о чём упоминает и сама Глазырина. В былинах же существует и целый ряд намёков на высокое происхождение Ильи: освобождённым от осаждавшей Чернигов «силы поганой» горожанам он представляется «королевичем», в ряде былин королевичем назван его сын, в одной из сказок по мотивам былин Илья «стал царствовать» (последнее, впрочем, можно объяснить и сказочной спецификой; гораздо сложнее дело обстоит с былинным «королевским» достоинством богатыря него сына).
В ряде былин Илья выступает не только как одинокий воитель, но и как полководец, руководящий действиями богатырской «дружины хороброй», как мы говорили об этом во введении. Впрочем, о роли Ильи, как дружинного воеводы, мы ещё говорили в разделе, посвящённом Владимиру Красну Солнышку.
Кроме любовниц Ильи, которыми могут оказаться безымянная вдова, баба Златогорка или Латыгорка, «злая поляница преудалая» или даже ведьма Маринка Кайдаловна, в одной из былин прямо упоминается жена богатыря, некая «Савишна» (возможно, сокращение от отчества Златыгорки — Северьянишна), в отсутствие мужа и в его доспехах отражающая вражье войско.
Есть в былинах ещё один родственник Ильи, находящий себе удивительно полную параллель в западном эпосе. Это племянник, в разных вариантах, Ильи или Владимира, юный богатырь Ермак. «Имя Ермака во всех былинах совершенно устойчиво и не заменяется никакими другими именами. Мы можем полагать, что оно идёт от исторического Ермака. Но этим и ограничивается историчность Ермака былинного», — пишет В. Я. Пропп.
Вернее было бы сказать, что этим (сходством имени) и ограничивается его связь с покорителем Сибири. Последний появляется в русском фольклоре бывалым атаманом-полководцем, в преданиях ещё и колдуном. Ему приписывается участие во взятии Казани, а также пополнение казачьего войска, в случае перевеса неприятеля, «шишигами» — болотной и лесной нечистью. Былинный Ермак совершенно другой человек. Это запальчивый отрок, никем не руководящий и в большинстве вариантов посвящённых ему былин гибнущий в сражении с противником, силу которого он недооценил и от столкновения с которым его предостерегали опытные старшие родичи — Илья и Владимир. Против позднейшего «введения» Ермака в былинный сюжет выступает и его связь с совершенно самостоятельным сюжетом, в этом необходимо согласиться с В. Калугиным: «У нас есть все основания предполагать, что Ермак-богатырь изначально существовал в русском эпосе и уже после — по созвучию имён — к нему присоединился Ермак Тимофеевич — покоритель Сибири». Гораздо труднее согласиться с мнением Калугина, со ссылкой на С. Н. Азбелева утверждающего, что имя Ермак происходит от имени Ермолай, а сама былина восходит к преданию о «казачке Ермачке», погибшем в битве на Воже. Здесь, в свою очередь, правы И. Я. Фроянов и Ю. И. Юдин, утверждая, что «в данном случае остаётся лишь признать независимость и несвязанность сюжетов предания и былины». Единственная польза сказания о Ермачке для изучения былины о Ермаке в указании, что Ермак на Руси — и в русском фольклоре — был не один. Покоритель Сибири, «казачок Ермачок» и былинный Ермак — три совершенно разных персонажа. Невозможно согласиться и с отождествлением имён Ермак-Ермолай. Дело в том, что в западном эпосе упоминается племянник одновременно Ильи Русского и «конунга Вальдемара», юный герой, вопреки увещеваниям близких вступающий в бой с драконом и гибнущий в этом бою. Это Ортнит, или Гертнит-младший, он же «русский граф Эрно». Совпадают, как видим, родственные отношения героя, возраст его и причина смерти — переоценка своих сил. Созвучно и имя, особенно в последнем варианте. Промежуточным вариантом между именами Эрно и Ермак может служить европейское варварское имя времён Великого переселения народов Эрнак (или Ернак). Переход «м»-«н» один из самых очевидных (Никита-Микита, Никола-Микола, Мефодий-Нефед, Мелидий-Нелид, Мечволод-Нечволод), так что Ермак и Эрнак практически одно имя. Единственное серьёзное различие между юным витязем нашей былины и молодым рыцарем немецких поэм — характер врага. В былинах, записанных в XIX веке, это «татары» Калина царя, в западных эпосах, записанных в XI–XIII вв., — дракон (кстати, в одном из вариантов напущенный враждебным царём). В. Я. Пропп и Н. А. Криничная полагали, что человеческий противник замещает и вытесняет противника-чудовище, чаще всего — змея. В преданиях об Гертните-Эрно-Ермаке мы видим этот процесс наглядно. Тут и змей сам по себе, и змей, напущенный чужеземным царём (подобная ситуация отражена в белорусских легендах — вспомним змея Краковея, науськанного на белорусов королём Ляхом и побеждённого князем Радаром), и, наконец, в самых поздних записях предания, собственно вражеский царь во главе своей «силы поганой».
Можно уверенно утверждать, что былина о Ермаке существовала уже в раннем Средневековье, «до середины XI века», по выражению Г. В. Глазыриной. И происхождение этого имени от греческого Ермолай представляется более чем сомнительным в свете фонетически близкого имени Эрнак, зафиксированного Иорданом как раз в ту эпоху, к которой «Тидрек сага» относит жизнь Ильи Русского, «конунга русов Вальдемара» и их юного племянника.
Наконец, ещё одной параллелью является фигура дочери Ильи, родившейся и выросшей в «земле Тальянской» и приехавшей оттуда на Русь. В «Тидрек саге» также упоминается дочь Ильи, оказывающаяся в Вероне, то есть в Италии. На эту параллель обращали внимание А. Н. Веселовский, Г. В. Глазырина, А. Г. Кузьмин, С. Н. Азбелев.
О работе последнего, уделившего немало места взаимосвязи «Тидрек саги» с былинами, подробно говорилось в первой части настоящей работы.
Как видим, сходств между западным и русским эпическими образами Ильи куда больше, нежели полагал Б. И. Ярхо. Отличия же, «выявленные» Глазыриной, оказываются мнимыми.
