Сергей Щепотьев - Маленькие рыцари большой литературы
Главные персонажи завоевали симпатии читателей ещё во время газетной публикации первого романа. И продолжали вызывать интерес по мере выхода всех трёх книг Трилогии, а в дальнейшем стали образцом для подражания на протяжении более ста лет[6].
Но рядом с главными на страницах Трилогии существует огромное количество второстепенных действующих лиц. Все они написаны столь же сочно и, как и главные, запоминаются своими яркими индивидуальностями. Уже в первом романе это достойный антипод Скшетуского — Богун, это плутоватый Жендзян, это, наконец, цельная натура — красавица Гелена.
О глубокой психологической разработке образов этого романа говорить нельзя: все они так или иначе делятся на «героев» и «антигероев» и следуют своей заданности на протяжении всего повествования, по сути не изменяясь. Но самое удивительное — то, что всё это, тем не менее, живые характеры.
Язык романа — поэтичный, свободный, как полёт птицы, в пейзажах и по-гомеровски монументальный в описаниях битв, разнообразен в речевых характеристиках персонажей: у шляхты — часто пересыпанный латынью, у казаков — зачастую смешанный с польским, что подчёркивает природное единство украинцев и поляков и братоубийственный характер войны.[7]
Патетически звучат слова Сенкевича о трагедии уничтожающих друг друга народов — авторское отступление в описании осады Збаража: «Шумел ветер в зарослях, окружающих поле брани, и солдатам, не дремлющим в окопах, казалось, будто души людские кружат над ними. Поговаривали, что в полночь на всём поле от окопов до лагеря взмыли ввысь несметные стаи птиц, и слышались в воздухе какие-то голоса и вздохи, от которых волосы вставали дыбом. Те, кому ещё предстояло пасть в этой битве, ясно слышали, как отлетающие души поляков возопили: „Пред Твои очи, Господи, приносим прегрешения свои!“. Казацкие же стенали: „Иисусе Христе, помилуй!“. Ибо, павши в братоубийственной войне, не могли они вознестись к вековечной светлости, но было им предначертано улететь куда-то во тьму и вихрем кружиться над юдолью слёз, и плакать, и стенать по ночам, покуда отпущения общей вины, и забвения, и согласия у ног Христа не вымолят!..
Но пока ещё пуще очерствели сердца людские, и не витал над полем брани ни один ангел согласия».
*Совсем иной характер войны показал Сенкевич во второй части Трилогии. «Потоп» — широкое полотно народной войны с внешним врагом — шведами.
Писатель последовательно прослеживает этапы войны — от причин, сделавших возможным вторжение захватчиков в Польшу, до формирования конфедерации, оказавшей врагу первое сопротивление, а далее — постепенное нарастание народного гнева против жестоких оккупантов, как и против предателей, которые пошли на сделку с ними, и наконец — мощное и беспощадное избиение врага до полного изгнания его из пределов страны.
Примечательно, что в этом романе шляхта неоднородна, Сенкевич чётко разграничивает истинных героев-патриотов — и влекомых жаждой власти и личной выгоды авантюристов[8]. Среди последних наиболее яркими являются, конечно, Януш и Богуслав Радзивиллы.
Но и эти двое — характеры сложные, неоднозначные. Януш Радзивилл — обладатель железной воли, умеющий привлекать на свою сторону союзников, до поры ловко маскирующий свои неукротимые амбиции показными доброжелательностью и великодушием. Его брат Богуслав — красавец, до неприличия любующийся собою, капризный и, кажется, изнеженный, человек, способный лгать, предавать и друзей, и брата, бесчестить женщин. И в то же время это смелый воин, лихой кавалерист и искусный фехтовальщик, способный внушить не только уважение противникам, но и восторг — не только соратникам, но и дамам, в том числе, и воплощению добродетели — Александре Биллевич![9]
Врагам и предателям противопоставлены полюбившиеся читателям герои предыдущего романа — Володыёвский, Заглоба и Скшетуский. Правда, Ян Скшетуский в этой книге значительно бледнее, чем в первой части Трилогии. Но эта, казалось бы, досадная утрата восполняется главным действующим лицом «Потопа» Анджеем Кмицицем, фигурой ярчайшей, переживающей на страницах романа труднейшую, мучительную эволюцию.
В начале романа он — прославленный в боях с войсками русского князя Хованского хорунжий оршанский, приехавший вступать в наследство, а заодно жениться по завещанию того же Гераклиуша Биллевича на его внучке Александре. Он окружён товарищами по оружию — странной компанией, скорее напоминающей разбойников, нежели шляхетское воинство. Вся эта братия буянит в окрестных селениях. Сам Кмициц не отстаёт от соратников: во время пьяной оргии расстреливает портреты предков Биллевичей. И даже заходит гораздо дальше: после того, как опекуны Александры, Бутрымы, жестоко расправляются с его бандой, предаёт огню их деревню. Негодование Александры поначалу не производит впечатления на забияку, её отказ выйти замуж лишь провоцирует Кмицица на новое бесчинство — похищение девушки, которую спасает только вмешательство Володыёвского, вызвавшего распоясавшегося суженого панны Биллевич на поединок и нанёсшего ему серьёзную рану.
Далее на протяжении книги Кмициц проделывает сложнейший путь. Он проходит через невольное (по причине клятвы на верность Янушу Радзивиллу) предательство отчизны, презрение товарищей и возлюбленной наречённой, совершает десятки подвигов во славу веры и отечества и обретает признание своих заслуг, прощение провинностей и любовь Александры — олицетворения чистоты и порядочности, ставшей для него маяком на извилистых путях судьбы.
Именно глазами Кмицица видит читатель страшные картины издевательств шведов над жителями оккупированной Варшавы. Именно в голове главного героя романа «не укладывалось, что люди низшего сословия и менее низкого звания больше выказывали любви к отчизне и верности законному государю, нежели шляхта, которая должна бы с рождения принести в мир эти чувства.
Но именно шляхта и магнаты переходили на сторону шведов, а простой люд более всего был склонен к сопротивлению, и не раз случалось, когда шведы сгоняли простолюдинов на работы по укреплению Варшавы, эти люди предпочитали сносить порку, тюрьму, а то и смерть, чем служить усилению шведского могущества».
Кмициц — свидетель «кануна повсеместной войны, уже вспыхивающей кое-где. Шведы гасили эти местные очаги где оружием, а где секирой палача. Но огонь, потушенный в одном месте, тотчас вспыхивал в другом. Страшная буря нависла над головами скандинавских завоевателей, сама покрытая снегами земля начала гореть у них под ногами, опасность и месть окружали их со всех сторон, они уже боялись собственных теней».
Предатели, пишет Сенкевич, уверяли шведов, что у поляков «нет ни мужества, ни постоянства, ни порядка, ни патриотизма — они должны погибнуть». Но, замечает автор, «они забыли, что у этого народа есть ещё одно чувство, именно то, земным выражением которого была Ясная Гора».
Безуспешная осада Ясногорского монастыря, в обороне которого, проявляя чудеса находчивости и храбрости, принимает самое активное участие Кмициц, для Сенкевича имеет важнейшее значение. Ибо то чувство, о котором сказано выше, это религиозная вера, залог единства и стойкости народа.[10]
Ибо на этом переломном этапе войны «на удивление всему миру, бессильная ещё недавно Речь Посполитая отыскала для своей обороны больше сабель, нежели могло найтись у цесаря германского или у французского короля».
Святую веру в изгнание захватчиков и победу выражает Заглоба: «Наш король, наша милая отчизна, войско наше могут пятьдесят битв одну за другой проиграть, но стоит шведам проиграть одну баталию — и черти их возьмут, и не будет им спасения, а заодно и курфюрсту!»
Король, церковь и Речь Посполитая — вот триединый символ веры, утверждаемый Сенкевичем в «Потопе». Устами киевского каштеляна Стефана Чарнецкого писатель утверждает: «Речь Посполитая сама по себе величественна, а все мы, хотя бы и высокого рода, пред нею несравненно малы, и если кто о том забудет, пусть у того земля под ногами разверзнется».
Понимая эту истину, Кмициц, сменив своё подлинное, запятнанное бесчинствами, имя на вымышленное — Бабинич, отрёкся от своих прегрешений и все подвиги, включая спасение жизни короля, совершает анонимно, пересилив пресловутую рыцарскую гордыню.
«Давние его провинности были велики, но и недавние заслуги не малы. Он восстал после низкого своего падения во грехи и отправился каяться не в молельню, но на поле битвы, не пеплом очистился, но кровью. Защищал Пресвятую Деву, отчизну, короля и теперь почувствовал, как на душе стало легче, веселее. Да что там! Даже гордостью наполнилось сердце его молодецкое: не каждый смог бы так, как он!»
В последних главах романа Кмициц «сильно изменился и научился личными интересами жертвовать ради общественной службы». Находясь в двух шагах от любимой, он повинуется приказу и тотчас после своих подвигов в Пруссии (подвигов отчаянных и жестоких, скажем прямо, даже чрезмерно жестоких, потому что беспощадно избивал он со своими татарами не только войско, но и мирное население) отправляется воевать в Венгрию, откуда возвращается чуть живой. И тогда его Александра, его Оленька Биллевич, слыша королевский приказ об отпущении былых грехов Кмицица, говорит слова, которые для героя романа являются высшей наградой: «Ендрусь, я раны твои недостойна целовать!»
