Наталья Дужина - Путеводитель по повести А.П. Платонова «Котлован»: Учебное пособие
Для этого нам, как и в первой главе, придется вновь обратиться к рукописи «Котлована» и к тому эпизоду, который Платонов вычеркнул целиком: попытки Вощева сразу по приходе в «другой город» устроиться профсоюзным культработником на стройку. Именно на этих страницах повести все сомнения платоновского героя, которые в окончательном тексте выражены короткими отрывочными предложениями, имели вид длинных развернутых монологов. И хотя истина также была для Вощева загадкой, однако платоновского текста, позволяющего понять суть этой загадки, там все-таки было больше. Проблематика всех вычеркнутых сцен в «Котловане» осталась полностью, но она растворилась — в определенной лексике, в коротких повторяющихся формулировках и пр. Поэтому в качестве комментария к основному тексту мы использует и эти страницы рукописи.
Итак, согласно первому замыслу сюжета, безработный Вощев по предложению профуполномоченного написал в культотдел окрпрофбюро (окружное профсоюзное бюро) заявление, в котором «просил для себя предоставления труда по отысканию истины путем постоянной мысли; в заявлении было указано, что истина есть потребность, она — организационное начало человека, причем истину нельзя понимать как лишь организационный момент, но следует воображать ее себе трудом над организацией вечности» (183). Фрагмент этого заявления — «организационное начало человека» — мы уже цитировали, так как именно данные слова наиболее точно определяют то, чего, по мысли писателя, не хватает современному человеку, чтобы он хорошо и производительно трудился. Эта удивительно емкая фраза, как всегда у Платонова, допускает ряд смысловых сдвигов; она является одним из определений истины и охватывает все ее трактовки в «Котловане», полностью выражает то, что хочет знать Вощев о мире и человеке. Выдержанное в духе официальных партийных документов и реальных попыток руководства страны использовать для повышения производительности труда разные способы внешней организации людей, в том числе и «организацию подсобных радостей для рабочих» (190), выражение «организационное начало» не только содержит автореминисценции, которые перебрасывают мост в раннее платоновское творчество и приводят к тогдашним представлениям молодого Платонова, но и отражает совершенно новые убеждения писателя.
В начале 1920-х годов Платонов увлекается работами теоретика пролетарской культуры А. Богданова, прежде всего идеями его главного философского труда «Очерки организационной науки (тектологии)». Главы «Тектологии» с осени 1919 г. печатаются на страницах журнала «Пролетарская культура». Основное понятие своих «Очерков» Богданов объясняет так: «Всего чаше термин „организовать“ употребляется тогда, когда дело идет о людях, об их труде, об их усилиях. „Организовать“ <…> — значит сгруппировать людей для какой-нибудь цели, координировать и регулировать их действия в духе целесообразного единства»[159]. Под непосредственным впечатлением от «Очерков организационной науки»[160] написана и одна из упомянутых нами программных статей Платонова — «Культура пролетариата» (1920), в которой будущий писатель формулирует своего рода «организационную идею» пролетарской культуры, т. е. такую идею, которая, как думает Платонов, объединит людей для решения важной и общезначимой задачи: «поход на Тайны во имя завоевания Истины». Цель же этого «похода» мы уже называли: «совершенная организация материи по отношению к человеку», которую Платонов и считает истиной. В этих словах Платонов перефразирует мысль Богданова о смысле человеческого труда: «Весь процесс борьбы человека с природой, подчинения и эксплуатации стихийных ее сил есть не что иное, как процесс организации мира для человека, в интересах его жизни и развития. Таков объективный смысл человеческого труда»[161].
Свою точку зрения на мир Богданов называет «организационной», суть же этой точки зрения он определяет так: «Все есть организация». Как организационные Богданов определяет интересы человечества: организация внешних сил природы, организация человеческих сил, организация опыта; весь мир считает совокупностью организационных процессов: люди организуются в группы (например, семья, производственный коллектив и пр.); их трудовые усилия организуются в работе предприятия; знания организуются в научные теории и доктрины и т. д. «Организационные методы» всех систем — будь то организация естественных процессов, т. е. природа; организация вещей, т. е. техника; организация людей, т. е. экономика; организация опыта, т. е. наука — Богданов считает едиными и обнаруживающими родство: «Изучение этой связи, этих законов позволит людям наилучшим образом овладеть этими методами и планомерно развивать их и станет самым мощным орудием всякой практики и всякой теории». Ставя перед людьми задачу организации мира, и прежде всего природы, Богданов подчеркивает приоритет последней в науке «организации»: «Природа — великий первый организатор; и сам человек — лишь одно из ее организованных произведений. Простейшая из живых клеток, видимая только при тысячных увеличениях, по сложности и совершенству организации далеко превосходит все, что удается организовать человеку. Он — ученик природы, и пока еще очень слабый». Особое место в «организационной науке» Богданов отводит языку как хранилищу житейского опыта о единстве организационных методов и собирателю «организационных идей». Рассуждения Богданова о языке должны были особенно заинтересовать будущего писателя Андрея Платонова. «Нередко слово сохраняет организационную идею там, где раздробленное мышление личности уже совершенно утратило ее», — пишет Богданов и приводит пример одного из слов, заключающих в себе «организационную идею» — «душа»: «Аналогичным образом <…> употребление слова „душа“ в русском и других родственных языках, если его внимательно проследить, дает разгадку одной из наиболее темных тайн науки и философии. Оно часто применяется в смысле „организатор“ или „организующее начало“, например такое-то лицо — „душа“ такого-то дела или общества, т. е. активный организатор хода работ или жизни организации; „любовь — душа христианства“, т. е. организующее начало, и т. п. Из этого ясно, что „душа“ противопоставляется телу именно как его организатор или организующее начало». Через годы после своего увлечения идеями «Тектологии» Платонов будет искать именно «организационное начало», т. е. первоисточник, основную причину, «душу» — человека, природы, всего мира. В согласии с идеями Богданова лирический герой «Котлована», оказавшись перед задачей организации трудовых усилий современных людей и повышения производительности их труда, за опытом обращается к другим «организационным системам», прежде всего главной из них — миру, а затем к природе как «первому великому организатору». «Организационное начало» мира и хочет узнать Вощев, а уже с позиций этого знания понять «организационное начало» человека, свое место в мире и смысл своей жизни.
Весь комплекс проблем, занимающих платоновского героя, назван на одной из первых страниц «Котлована» и остался в беловом тексте: «он почувствовал сомнение в своей жизни и слабость тела без истины, он не мог дальше трудиться и ступать по дороге, не зная точного устройства всего мира и того, куда надо стремиться» (23). На одной из этих проблем — «точное устройство всего мира» — мы пока и остановимся. Мысль об интересе героя к миру, знанию о мире и его «начале» в окончательном тексте повести звучит неоднократно — в коротких повторяющихся формулировках: Вощев ходил по городу в ожидании, «когда мир станет общеизвестен» (26), «лежал с открытыми глазами и тосковал о будущем, когда все станет общеизвестным» (49); «согласен был жить до смерти без куриного яйца, лишь бы знать основное устройство мира» (71); «зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения..?» (114). Интерес платоновского героя к «истине всемирного происхождения» кажется отвечающим проблематике ранней публицистики самого писателя с ее пафосом истины-знания о мире и переделки последнего «согласно внутренней необходимости человека». И эта тоска по прежней вере в возможность познать мир и приспособить его к потребностям человека, а также горечь от сознания теперешней ненужности былых идеалов в «Котловане» действительно есть — в сожалении о том, что мир так и не стал общеизвестным и остался для человека тайной и загадкой. Однако новое стремление героя узнать мировое устройство вызвано иными мотивами, и центр этого знания смещен на «первопричину», основу, «начало» мира. В тех же вычеркнутых сценах «Котлована» профуполномоченный, заинтересованный предложением Вощева «выдумать смысл жизни для всех», спрашивает: «Что же такое этот смысл жизни?» На что Вощев отвечает: «Это видимость устройства всего мира, это чувство безвыходной причины» (182). После такого объяснения профуполномоченный «и сам уже хотел знать причину и теченье всемирного существованья» (182). Затем с тем же вопросом Вощев обращается к Прушевскому: «А вы не знаете, — отчего устроился весь мир?» (208).
