Владимир Гаков - Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения)
К этому времени добился первых успехов Годдард, да и в Европе повсеместно создавались кружки энтузиастов космонавтики. За границей о работах Циолковского долгое время не знали, и вышедшая в 1923 году в Мюнхене книга Германа Оберта „Ракета в космическом пространстве“ считалась на Западе пионерской. Только спустя шесть лет, когда появилась возможность ознакомиться с трудами русского ученого (их перевел на немецкий и переслал коллегам за рубеж советский биолог, профессор А. Л. Чижевский), Оберт прислал Циолковскому два письма, где признавал его приоритет. Одно письмо было напечатано на машинке с русским шрифтом, и были там такие слова: „Вы зажгли огонь, и мы не хотим, чтобы он потух, а мы хотим исполнения высочайшей мечты человечества“…
Герман Оберт, Вальтер Гоманн, Вилли Лей (и чуть позже — Вернер фон Браун) в Германии, Робер Эно-Пельтри во Франции, Роберт Годдард в США и, наконец, целая плеяда ученых и конструкторов, энтузиастов межпланетных сообщений в СССР: Михаил Тихонравов, Юрий Кондратюк, Фридрих Цандер, Морис Лейтейзен… Их год от года становилось все больше[14].
А как фантастика — читали они ее? Оказывается, не просто читали — жили ею, дышали мечтой как воздухом, постоянно советовались, в мыслях сверяли свои проекты с идеями фантастов, живых и мертвых. И если оценивать суммарный эффект космической фантастики не по шкале литературных ценностей, а по какой-то иной, вывод будет однозначным.
В своей автобиографии Роберт Годдард пишет, что увлекся идеей межпланетных перелетов зимой 1898 года, после того как с головой погрузился в чтение романов Уэллса и его коллег. Годдард точно помнит переломный момент, когда решение в его голове созрело окончательно: „В тот день после обеда я влез на стоявшую позади амбара высокую вишню, чтобы нарезать веток… И когда посмотрел на восток, то вдруг представил себе, как было бы чудесно изобрести что-то такое, на чем можно слетать на Марс“.
Вот выдержка из его письма Герберту Уэллсу от 20 апреля 1932 года: „В 1898 г. я прочел Вашу „Войну миров“. Мне было 16 лет, и всякая новая точка зрения на возможные приложения науки, не говоря уж о неотразимом реализме этой книги, произвела на меня сильное впечатление. Спустя год я все еще оставался целиком очарованный книгой и решил, что проблема, которую „консервативно“ можно сформулировать как исследование больших высот, — самая пленительная из всех, какие только существуют… Не знаю, сколько лет мне придется отдать этой проблеме, но надеюсь, я буду заниматься ею, пока жив. Стремление к звездам… — это задача, которая займет умы будущих поколений, и в сравнении с такой перспективой отдельные удачи и ошибки одного человека представляются несущественными“.
Вспомним еще раз „признание“ Циолковского о Жюле Верне. Два высказывания…
И еще несколько примеров.
Когда в 1929 году „гений немого кино“, немецкий режиссер Фриц Ланг, задумал снять научно-фантастическую ленту „Женщина на Луне“, консультантом он пригласил Оберта. Причем был план, по которому кинокомпания „УФА“ одновременно финансировала и постановку фильма и постройку ракеты — настоящей, не декорации! — по проекту Оберта. Компания смотрела на вещи трезво: успешный старт ракеты обеспечивал будущему фильму невиданную рекламу…
Герман Оберт дожил до того дня, когда он воочию наблюдал старт лунной ракеты. И был приглашен в Москву на торжества по случаю 25-летия запуска первого спутника.
А ученый и талантливый популяризатор Вилли Лей, с самого начала отдавший сердце и перо делу пропаганды межпланетных сообщений, в отличие от многих коллег эмигрировал после прихода к власти нацистов в Америку и стал тесно сотрудничать с научно-фантастическими журналами. В них наряду с рассказами самого Лея можно было встретить и рассказы, написанные основателями и первыми президентами Американского ракетного общества — Лоуренсом Мэннингом и Натаном Шахнером, а также ближайшим сподвижником Годдарда Эдуардом Пендрэем…
Эстафетная палочка была передана — и теперь писатели-фантасты будут не без ревности наблюдать, как другие начнут претворять в жизнь их фантазии.
Но не надо думать, что фантасты остались без работы.
В литературе первый принципиальный шаг — из колыбели — человечество уже сделало. Первый, но единственный ли? Колыбель, потом детская, затем дом, а там — целый необъятный мир, который потребует на освоение, на осмысление всех его загадок даже не тысячелетия — вечности. Космическая фантастика только начиналась, и сколько же откровений ждало ее впереди!
Предстоял еще „шаг“ за пределы родного дома — Солнечной системы. Он казался таким естественным — и однако же на свершение его потребовалось время: более века герои фантастических произведений „колесили“ вдоль и поперек по Солнечной системе, но от этого главная цель — звезды — ближе не стала.
Действительно, загадка, впрочем, не первая и не последняя в истории фантастики: до конца 20-х годов вашего века никому просто в голову не пришло отправить своих героев за орбиту Плутона, тогда еще, кстати сказать, неоткрытого.
Исключения? Романы Дефонтенэ, Коула, да еще, пожалуй, два: „Любовное приключение в двух мирах“ (1886) популярнейшей английской писательницы Марии Корелли (ее герои совершают межзвездное путешествие с помощью маловразумительного „персонального электричества“) и роман плодовитого и изобретательного француза Жана Деляира „Вокруг далекой звезды“ (1904). Но Дефонтенэ межзвездных перелетов не описывал, книги Корелли и Деляира — это скорее религиозные фантазии, а не научно-фантастические романы, что касается Коула, то о нем, как мы уже говорили, быстро забыли…
Что же сдерживало — несовершенство воображаемой космической техники? Но к этому времени фантасты научились запросто расправляться с техническими трудностями. И могли послать космический корабль в соседнюю галактику, используя ту же „антигравитацию“! Неинтересно им было у звезд? Однако в Солнечной системе становилось тесновато, да и звезды как символ были куда притягательнее планет… И тем не менее законы фантазии, не открытые до сих пор, поставили перед писателями невидимый барьер.
К счастью, в свое время пал и он.
Последняя остановка в нашем путешествии — август 1928 года. В гернсбековском журнале идет с продолжением роман „Космический жаворонок“ Эдварда („Дока“) Смита. Литературными достоинствами это произведение, прямо скажем, не блистало и однако вызвало в стане любителей фантастики потрясение не меньшее, чем чуть раньше концепция расширяющейся Вселенной — у ученых.
Что же произошло? Смит отправил своих героев к звездам[15].
Гипотеза расширяющейся Вселенной, специальная теория относительности, общая теория относительности… Мир стремительно расширялся, ломались веками заученные истины, раздвигался горизонт научной мысли. Ученые-популяризаторы, даже просвещенные теологи на страницах своих сочинений забирались аж в другие галактики, но почему-то молчали писатели-фантасты. „Воображение писателей-фантастов буквально загнивало, ограниченное рамками Солнечной системы, пока, наконец, в 1928 году „Космический жаворонок“ Эдварда Смита не раздвинул духовный горизонт до возбуждающих галактических просторов“, — писал большой знаток ранней американской фантастики Сэм Московиц.
Автор „Космического жаворонка“ — невольная „звезда“ научной фантастики, ибо писатель откровенно слабый, способный воздействовать разве что на воображение американского мальчишки, запоем поглощавшего всю фантастику без разбора полвека тому назад, — оказался пионером. Первый полет к звездам совершен в его романе, и имя его будет занесено на скрижали космической летописи. Что же касается литературной стороны, то… герой-супермен Ричард Сетон, наделенный от природы всеми мыслимыми добродетелями; его невеста в амплуа „инженю“; суперзлодей Дюкен по прозвищу „Чернуха“, умыкающий невесту Сетона на супер же звездолете; гонки по всей Галактике, псевдонаучная тарабанщина, мордобитие и стрельба из супероружия…
Но поистине удивительна судьба этого романа.
Шутки ради начав писать его вместе с приятелем еще в 1915 году, молодой химик Эдвард Смит вскоре забросил эту затею и случайно вернулся к рукописи пять лет спустя А дальше началась форменная фантастика: все с нетерпением ждали пионера, который смело устремит свою фантазию к звездам, а рукопись Смита кочевала из редакции в редакцию, везде встречая отказ.
Говорят, что не было в ту пору в Америке редактора, занимавшегося фантастикой, который не читал бы произведения Смита. Однако все в один голос настоятельно советовали автору слегка попридержать разыгравшееся воображение. Редакторы считали, что их читатель, хотя и воспитан на научной фантастике, все же найдет, что полет за пределы Солнечной системы — это уж слишком.
