Сергей Бавин - Зарубежный детектив XX века. Популярная библиографическая энциклопедия
Роман «Та, которой не стало» начинается с подробного описания подготовки и совершения убийства. Преступники — коммивояжер Фернан Равинель и его любовница Люсьен, жертва — Мирей, жена Равинеля и давняя подруга Люсьен. Раскрыт и мотив преступления (обогащение через получение страховки), осложненный сексуальными проблемами супружеской пары. Намеренно спокойное повествование резко контрастирует с описываемым жестоким действием. Авторы подводят прежде всего к мысли о том, что в жизни героев не произошло ничего сверхъестественного.
«Равинель старается не думать об этом. Ведь в конце концов Мирей убил он. Но в этом и загвоздка. Он никак не может себя убедить, что совершил преступление. Преступление — так ему всегда казалось и кажется по сей день — вещь чудовищная! Надо быть кровожадным дикарем. А он вовсе не кровожаден… Его преступление — результат незначительных мелких подлостей, совершенных по недомыслию. Если бы судья — ну вот вроде отца Люсьен — стал его допрашивать, он бы чистосердечно ответил: „Ничего я такого не сделал!“ А раз он ничего не сделал, он и не раскаивается. В чем ему раскаиваться? В конце концов пришлось бы раскаиваться в том, что он такой, как есть. А это уж бессмыслица».
Сверхъестественное начинается для Равинеля позже, когда он отвезет труп в другой город, чтобы имитировать несчастный случай. Психически слабый, неуравновешенный, привыкший опираться на Люсьен, которую он любит и ненавидит («она порой наводила его на мысль о хирургическом инструменте — холодном, гладком, никелированном»), но вынужденный действовать самостоятельно, он сталкивается с мистическими явлениями, всерьез думает о том, что его жена стала призраком, восставшим из мертвых и преследующим его… Здесь начинается «второй» детектив, где Равинель оказывается в роли преследуемого, потенциальной жертвы, но неясны силы, ему угрожающие; выполнен он уже вполне традиционно, только финал оставляет зло безнаказанным…
Все ходы заранее рассчитаны преступником, близко знающим жертву и потому способным предугадать психологические реакции и поступки.
Показателен в этом смысле и роман «Волчицы», обращенный ко времени оккупации Франции гитлеровскими войсками. Так же как предыдущий, он написан от лица главного персонажа, в данном случае — бежавшего из концлагеря музыканта Жерве Лароша. Побег он совершил со своим приятелем Бернаром, до войны — богатым промышленником. Бежали они по четкому адресу — в Лион, к «крестной» Бернара Элен («крестными» во Франции называли женщин, заводивших переписку с военнопленными). Но случилось несчастье — Бернар погиб под колесами поезда. Жерве, придя ночью по известному ему адресу, назвался знакомым крестной именем своего друга. Мелкая ложь вскоре оказывается катастрофической: на следующий день газеты опубликовали заметку о погибшем. «И тут меня осенило… Мыслимо ли это? Как же я сразу-то не догадался о том, что буквально бросается в глаза? Если теперь я признаюсь, что я не Бернар, меня непременно заподозрят в убийстве с целью занять его место… Моя ложь, как ловушка, захлопывалась за мной. Правду говорить слишком поздно…»
Но ловушка поджидает Жерве-«Бернара» совсем с другой стороны. И не догадывается он о ней в течение длительного времени.
Конечно, ему немалого труда и нервов стоит выяснить, почему сестра Бернара общается с ним как с братом; не сразу распознает он двойную игру и за любовной страстью хиромантки Аньес, сестры Элен…
Тайна, загадка постоянно витают в атмосфере этого романа. Читатель не может ни на шаг опередить развитие событий, связанных со взаимоотношениями героя и трех женщин, его окружающих, демонстрирующих ему искреннюю любовь и заботу. На протяжении всего романа персонифицированное в разных лицах зло терпеливо и неумолимо руководит всеми шагами избранной жертвы, причем жертвами последовательно оказываются все участники событий.
Схожая схема лежит в основе повести «Жизнь — вдребезги». Она начинается как рядовая семейно-бытовая драма, где недовольные друг другом супруги совершают эксцентричные поступки и почитают за благо разойтись мирно. Лишь по мере погружения в событийную канву становится видно, сколь далеким был прицел злоумышленников, рассчитавших результат на много ходов вперед. Правда, такой замысел не мог не повлечь за собой некоторого схематизма и логических натяжек в сюжете, но огрехи отчасти искупаются высокой степенью напряжения повествования и тщательной психологической проработкой образа главного персонажа — бедного закомплексованного массажиста Рауля, на которого внезапно сваливаются тяжелые моральные испытания и — одновременно — известие о миллионном наследстве. Трудно предположить, что между ними есть жестко запрограммированная связь, а в результате жизнь практически всех главных действующих лиц окажется разбитой «вдребезги».
Мотивы двойничества, загробного существования, навязчивая идея суицида, о которой говорят симпатичные молодые особы, — атмосфера романа «Среди мертвых», в котором преступник для собственного алиби ухитрился использовать мистические умонастроения своего ближайшего друга. И главная задача этого произведения — не столько раскрытие тайны преступления, сколько изображение трагического, на грани патологии состояния психики человека.
Но совершенно замечательна в этом же русле небольшая повесть «Белая горячка». Ее герой Шармон, быстро спивающийся человек, уже с трудом может адекватно воспринимать действительность. Явь и грезы, навязчивые идеи, в том числе попытка «отбить» жену у своего приятеля, патологически смешиваются в его сознании. В таком состоянии он и совершает непреднамеренное убийство. Но здесь начинается нечто сверхъестественное: исчезновение человека остается незамеченным, более того, ближайшее окружение делает вид, что покойник… жив. «Обычно убийцы пускаются на всякие ухищрения, чтобы спрятать труп жертвы. А я ломал голову над тем, как обнародовать факт убийства, и ничего-то не мог придумать…» Все дело в том, что преступление Шармона, с его неадекватной реакцией на происходящее, оказывается удобным средством обделать свои планы для другого человека, получившего возможность «вытащить каштан из огня» чужими руками…
Технология этого преступления по-своему уникальна; надо отметить и мрачное мастерство писателей в создании психологически убедительного образа человека на грани помешательства — «белой горячки».
Попроще выглядит на этом фоне роман «Лица в тени». Нетрадиционен и художественно совершенен в нем лишь образ главного героя — богатого предпринимателя Ришара Эрмантье, в результате несчастного случая потерявшего зрение и не без помощи своей жены и своего ближайшего помощника оказывающегося отключенным от дела, от социальных связей, брошенного в пучину своих страхов, неврозов, психопатологических ощущений. Его судьба явно Символична: авторы склонны таким образом еще раз подчеркнуть жестокость и антигуманность окружающего мира по отношению к ослабевшим, утратившим способность к битве за «место под солнцем».
Детективный элемент в романе проявлен слабо и оставляет впечатление эмоциональных инъекций, искусно вкрапленных в незатейливое повествование.
Можно сказать, что Буало-Нарсежак придумывают неразгадываемые преступления, настолько все тонко и аккуратно исполнено. И единственный путь — это идти вместе с жертвой и преступником с самого начала, наблюдая, как хладнокровно готовится оно. Гуманизм ли это, как декларируют свой основной принцип авторы, или глухой пессимизм по поводу безумно порочной человеческой натуры? «Исцели подобным» — лозунг древней медицины — в данном случае единственное объяснение созданному; надо сказать, читателю приходится нелегко, когда он остается один на один с романами Буало-Нарсежака.
«Лица в тени» — первая попытка авторов перейти на «другую площадку», завершенная ими вполне во второй половине семидесятых годов. Именно тогда они декларировали и утвердили несколькими романами свой переход от психологического детектива к социально-психологическому роману с элементами детектива (из русских переводов это романы «Проказа», «Неприкасаемые», «Тетя»). Это серьезная, добротная проза, затрагивающая важные общественные проблемы разных периодов жизни Франции. В «Проказе» это проблема нравственного выбора в экстремальной социально-политической ситуации гитлеровской оккупации, в «Неприкасаемых» — экстремизм сепаратистских движений шестидесятых («Кельтский фронт») и проблема безработицы семидесятых, в «Тете» — актуальная для начала восьмидесятых годов специфическая проблема любви родителей к детям…
Между тем именно произведения, написанные в пятидесятые годы, принесли Буало-Нарсежаку широкую известность; некоторые из них были экранизированы, например, таким мастером, как Хичкок. Значительная часть из них не переведена на русский язык, так же, впрочем, как их исследование «Полицейский роман» (1964), две серии «развлекательных» детективов семидесятых годов — стилизованное продолжение приключений сыщика Арсена Люпена (героя романов писателя начала века М. Леблана) и романы для детей о мальчишке по кличке Без козыря, лихо раскручивающем загадочные происшествия.
